В конце официальной аудиенции генерал попросил императора простить и себя, и армию за то, что «мы в данный срок не доставили России победы». Николай II Романов на сказанное примирительно ответил: «Бог простит, но помните, что победители всегда возвращаются с венком лавровым; побежденные с венком терновым. Несите его мужественно».
Три русские Маньчжурские армии, отступив на север от Мукдена, закрепились на сыпингайских позициях. Из России поступили новые пополнения, и в августе 1905 года под командованием генерала Н.П. Линевича в Маньчжурии находилось 788 тысяч человек (вместе с многочисленными тылами). Из этой огромной массы военнослужащих численность боевых штыков составляла только 446,5 тысячи человек. 150 тысяч находилось под ружьем в Приамурье.
По предположениям русского командования, численность пяти японских армий в Маньчжурии достигала 750 тысяч человек, из них приблизительно 150 тысяч человек находилось в тылу и Северной Корее. То есть русские войска обрели заметное превосходство над японцами.
Русские Маньчжурские армии укрепились не только численно, но изменилось и их вооружение. Теперь они имели пулеметов в десять раз больше, чем в начале боевых действий на полях Маньчжурии: вместо 36 их стало 374. В полках имелось достаточное количество ручных гранат, тогда как ранее они были на вооружении только разведывательных, охотничьих команд. (Японская же пехота имела ручных гранат в большом количестве с самого начала войны.)
Российское военное ведомство наконец-то поняло всю пагубность пополнения действующей русской армии на театре войны запасниками, давно не державшими в руках винтовку. Поэтому после мукденс-кого поражения прибывающие на Дальний Восток пополнения состояли преимущественно из срочнослужащих солдат или новобранцев. Число запасных теперь не превышало 17 процентов.
Остро стоял вопрос с командными кадрами, поскольку убыль офицерского состава в боях (соответственно) в несколько раз превышала потери в нижних чинах. Недокомплект офицеров в русской действующей армии составлял более трети их штатной численности. Чтобы заполнить младшие офицерские должности, началось вынужденное массовое производство отличившихся на войне унтер-офицеров и солдат в прапорщики и зауряд-прапорщики.
Были приняты меры для охраны армейского тыла, пресечения деятельности японских шпионов и появления в расположении армейских частей всевозможных «нежелательных» гражданских «лиц, ищущих приключений в ожидании легкой наживы». Такой работой занимался заведующий жандармско-полицейским надзором Маньчжурской армии отдельного корпуса жандармов подполковник Шершов, имевший в подчинении жандармскую команду, состоявшую из 25 унтер-офицеров.
Команда Шершова проделала действительно огромную по полезности работу. В годовом обзоре деятельности жандармско-полицейс-кого надзора при русской армии в Маньчжурии, среди прочего, говорилось:
«…Ежедневно удалялись из района армии десятками лица, не могущие доказать своей полезности или причастности к армии.
Особенно много хлопот дали кавказцы, большую часть которых (около 150 человек) привез с собой подрядчик Громов и от которого они по прибытию своем в Маньчжурию вскоре все разбежались и занялись по китайским деревням и поселкам грабежами; большей частью грабили скот, арбы, лошадей и мулов.
Скот продавали подрядчикам и даже прямо в разные части, а арбы, мулов и лошадей доставляли в Управление транспортом.
Затем была введена регистрация всех частных лиц, проживающих в районе армии, стеснен допуск непричастных к армии лиц и приезд таковых разрешался только тем, которые для нее могли быть чем-нибудь полезны.
Лица, заподозренные в неблагонадежности или не исполняющие требования военно-полицейского начальства, немедленно удалялись из армии…»
Фронт у Сыпингая к августу 1905 года вместе с далеко охраняемыми отдельными отрядами флангами достигал 200 километров. На передовой находились 1-я (справа от железнодорожной станции Сы-пингай) и 2-я (слева от Сыпингая) Маньчжурские армии, 3-я, по решению нового главнокомандующего генерала Н.П. Линевича, находилась в резерве. Весной на один километр позиции во 2-й армии приходилось 2590 штыков, а в 1-й армии – 1860 штыков.
Упрочилось моральное состояние армии, что хорошо чувствовало командование русских войск. Не случайно А.И. Деникин в своих воспоминаниях писал о времени стояния русской армии на сыпингай-ской позиции:
«Что касается лично меня, я, принимая во внимание все «за» и «против», не закрывая глаза на наши недочеты, на вопрос – «что ждало бы нас, если бы мы с Сыпингайских позиций перешли в наступление?» – отвечал тогда, отвечаю и теперь:
– Победа!..»
После Мукденского сражения между воюющими сторонами крупных боевых столкновений не происходило. Основной заботой противников стало обучение своих войск ведению позиционной обороны. Русская сторона строила промежуточные линии обороны на глубину до 300 километров, вплоть до реки Сунгари на севере Маньчжурии. Японские армии располагались несколько более широким фронтом, чем их противник, тоже беспокоясь о безопасности своих флангов. Боевая деятельность сторон на всей линии фронта ограничивалась сторожевой и разведывательной службой.
После отступления от Телина русская армия утратила боевое соприкосновение с японцами. Штаб главнокомандующего мало что знал о группировках вражеских сил, и первоначально ставка делалась на разведку силами платных агентов из местных жителей. Однако жестокая расправа японцев с китайцами, подозреваемыми в любых сношениях с русскими (им публично отрубались головы), почти совершенно лишила штабы Маньчжурских армий агентов разведывательной службы.
Чтобы восстановить сеть агентурной разведки, русское командование в апреле 1905 года организовали несколько школ для подготовки военных разведчиков из местного китайского населения. Ситуация потребовала сократить трехнедельный срок обучения в таких школах до 3 дней. В общей сложности русские разведывательные школы выпустили 600 китайцев-разведчиков.
Тольк о после частых и усиленных рекогносцировок силами армейской конницы, когда брались пленные, а у убитых японцев изымались личные документы, удалось установить позиции развертывания всех пяти японских армий: с запада на восток размещались армии Ноги, Оку, Нодзу, Куроки и Кавамуры. Японские резервы располагались к западу от Телина, на правобережье реки Ляохэ.
В штабах русского и японского главнокомандующего разрабатывались наступательные планы, которым не суждено было осуществиться. Генерал П.Н. Линевич предполагал решительное наступление только в одном случае – после успешного отражения атаки японцев на Сыпингайские позиции. Поэтому он и медлил с активными действиями на войне, хотя для движения вперед сил имелось вполне достаточно.
Самым крупным делом финальной части войны на полях Маньчжурии стал набег русской конницы на район укрепленной деревни Факумынь. Отряду генерала П.И. Мищенко поручалось нарушить одну из главных неприятельских коммуникаций Инкоу – Синминтин – Факумынь. В рейд отправилось 54 конные сотни при 6 орудиях. С собой брали боезапас из расчета 300 патронов на винтовку и 218 снарядов на орудие. Из продовольствия было взято сухарей только на 2 дня, чая и сахара на 10 дней. Все остальное продовольствие приобреталось путем реквизиций среди местного населения.
Японские кавалерийские дозоры и пехотные заставы при приближении русской конницы в большинстве случаев отходили без боя. Было захвачено несколько деревень, откуда японцы выбивались атаками спешенных конников при поддержке огня 6-орудийной батареи. Отличились одна из казачьих сотен, взявшая в деревне Тасинтунь в плен 140 японских солдат, и Читинский полк казаков-забайкальцев, который захватил и сжег огромный вражеский обоз из 800 повозок.
В ходе 5-дневного рейда по вражеским тылам конный отряд генерала П.И. Мищенко взял 234 пленных и два пулемета; японцы потеряли 270 человек убитыми и ранеными. Потери русского отряда составили 37 человек убитыми и 150 человек ранеными. Набег не внес серьезного расстройство в деятельность японских тылов, но зато он несколько приподнял моральное состояние русской армии, подавленное после проигранных Мукденских боев.
