— Ничего себе рекомендация для сыщика!

— Ну, ты же понимаешь, что я имела в виду, Дональд.

— Нет. Но будем надеяться, что Бикнел понял. Берта пошарила у себя в кармане и вытащила зеленый бумажный прямоугольник.

— Вот твой билет. — Потом она швырнула на стол желтую бумажку. — А это твой талон на место в столовой, и если ты думаешь, что мне легко было посадить тебя за один стол с Нормой Радклиф, то ты болван. Пришлось подмазать двух стюардов. Учти! Трачу большие деньги и…

— Надеюсь, ты включила их в смету текущих расходов?

— Конечно включила, за это ты можешь быть совершенно спокоен. Ты когда-нибудь видел, чтобы я тратила деньги на дело и не включала их в смету расходов?

— Что же ты тогда ворчишь? Бикнел все оплатит.

— Да я так, просто затраты неимоверные, — задумчиво сказала Берта. — Знаешь, Дональд, наш Бикнел тот еще типчик. Влюблен по уши в Миру Вудфорд и думает, что никто этого не замечает. Простодушный, как двухмесячный щенок. Абсолютно щенячья нежность. Но не заблуждайся: во всем остальном он старый, ушлый пес, правда, с ревматизмом.

— Не так уж он и стар, — заметил я. — Просто замучен артритом и поэтому плохо выглядит.

— Стар, стар, — возразила она. — Никуда не годен. Впрочем, — вдруг добавила Берта, — ему действительно, наверно, ненамного больше, чем мне. Но он так шаркает ногами, так боится толпы! Сидит в своей каюте и наверняка будет сидеть там, пока все не успокоятся. Страшно боится, что кто-нибудь в него врежется.

— Если бы у тебя был такой артрит, ты бы тоже боялась, что на тебя кто-нибудь налетит.

— Да, вот уж чего я не боюсь. — Берта расправила плечи. — Пусть налетает, кто хочет, да покрепче — отлетит за милую душу к самому борту.

— Ладно, — сказал я, — это твоя игра. Лучше скажи, когда кормить будут?

— У тебя вторая смена, — ответила Берта. — Пойдешь в столовую «Вайкики» в семь тридцать. Господи, неужели мне пять дней придется питаться на этом корабле?!

— А что? — не понял я. — Говорят, на линиях «Матсона» отлично кормят.

Она посмотрела на меня с нескрываемой злобой.

— В чем же дело? — переспросил я.

— Ты прекрасно знаешь, что я непременно съем всю эту гадость.

— Ну и на здоровье.

— И потолстею.

— Тогда не ешь.

— Ты с ума сошел? — вскипела Берта. — Там в меню столько всего понаписано. Я за все это заплатила. И теперь не допущу, чтобы какое-то паршивое пароходство меня обдурило и само съело то, за что я заплатила. Сидеть, как дура, со своим аппетитом, который в океане еще больше разыгрывается, и знать, что на тебе наживается пароходство, — нет, это слишком! Я буду жрать как лошадь!

— Отлично, — сказал я. — А кто с тобой сидит за столом?

— Еще не знаю. Я подумала, что обработать Норму Радклиф удобнее тебе. Под это дело я и выставила Стефенсона Бикнела, чтобы он взял тебя с собой. Только смотри, Дональд, не торопись, действуй осторожно. У нее не должно возникнуть никаких подозрений. Пусть дело идет своим чередом. И наверно, будет лучше, если мы сделаем вид, что не были раньше знакомы, а просто познакомились на корабле.

— Где твоя каюта?

— Дальше по коридору, — ответила Берта. — Можно подумать, что Стефенсон Бикнел закупил здесь чуть ли не все одноместные каюты. А это не просто. Обычно на этот корабль все места распродаются месяцев за десять. Конечно, бывает, что потом многие аннулируют свои заказы.

— Ты что, думаешь, Бикнел спланировал эту поездку в Гонолулу заранее?

— Откуда я знаю, что именно он спланировал? — ворчливо ответила Берта. — Я хочу тебя вот еще о чем предупредить, Дональд. Он очень не любит, когда его допрашивают. Нервничает ужасно. Он предпочитает сам рассказывать то, что считает нужным, а когда разговор начинает хоть чем-то напоминать допрос, просто звереет. Поэтому-то ты ему с первого раза и не понравился. Ты устроил ему настоящий перекрестный допрос.

— Ничего я не устраивал, — возразил я. — Просто хотел кое-что уточнить.

— Вот этого он как раз и не любит. Он что-то скрывает про свою Миру. Носится с ней как курица с единственным цыпленком и думает только о том, как бы ее защитить. — И в сердцах добавила: — Ох и ушлая она, видно, баба! Ты только подумай: превратить такого упрямого старого дурака из смертельного врага в полоумного воздыхателя — и всего-навсего за три месяца!

— Бикнелу придется привыкнуть к расспросам, — сказал я. — Мне совсем не улыбается работать вслепую. Несколько вопросов к нему у меня уже есть.

— Нет, Дональд, сейчас нельзя. Тебе сначала надо сгладить неприязненное отношение к себе. Пока он платит деньги и возмещает расходы, он наш клиент. Сейчас тебе нужно привести себя в порядок, чтобы произвести впечатление на Норму Радклиф. Лезть из кожи вон тебе не придется. На таком корабле выбор мужчин небогатый, и Норма это быстро сообразит, если я правильно ее вычислила. Ты здесь будешь подарком судьбы, — продолжала рассуждать Берта, — и Норма обязательно положит на тебя глаз в первую же минуту, иначе в тебя моментально вцепится, какая-нибудь другая девица. Так что от тебя даже ничего не требуется. Сиди тихонько и не мешай ей; она все сделает сама.

— А если она не станет ничего делать? — спросил я.

— Глупости. Это же морское путешествие, Дональд! Да будь у тебя хоть запах изо рта, или перхоть, или еще какая-нибудь дрянь, о которой твердят в рекламах, все равно любая уважающая себя девушка непременно в тебя вцепится. И совсем не потому, что она чем-то проникнется к тебе лично. Просто подцепить в путешествии приличного мужика и пощеголять с ним, словно в новом наряде, — это особая женская доблесть.

Вскочив с места, Берта крутанула ручку двери, рывком распахнула ее и хотела выскочить в коридор, но наткнулась на коридорного стюарда.

Он спросил:

— Вы — миссис Кул?

— Да, а что?

— Вам посылка.

— Какая посылка?

Стюард показал ей огромную корзину с фруктами и конфетами, завернутую в желтый целлофан.

— Если желаете, я отнесу ее в вашу каюту, — сказал он.

Берта схватила конверт, болтавшийся на ручке корзины, оторвала его, раскрыла, вытащила карточку, минуту смотрела на нее в остолбенении, а потом торопливо приказала:

— Оставьте пока здесь. Отнесете ее позже. Захлопнув дверь, она трагически прошептала:

— Дональд, нас вычислили!

— В чем дело?

Она протянула мне карточку с надписью: «Наилучшие пожелания от полиции Денвера».

Я постарался сохранить непроницаемое лицо, но, видимо, чем-то все же себя выдал; а может, ситуация оказалась уж настолько несуразной, что Берта обо всем догадалась и завопила:

— Дональд! Опять твои идиотские шуточки! Да ты… — Она схватила разукрашенную корзину и стала размахивать ею, явно собираясь шмякнуть ее посреди моей каюты.

— Она стоит двадцать четыре доллара семнадцать центов, включая доставку, — успел сказать я.

Берта застыла на месте и уставилась на меня, а потом на корзину..

— Черт бы побрал тебя с твоими расчетами!

— И все это еще можно съесть, — добавил я. Берта сорвала с корзины желтый целлофан и стала вышвыривать оттуда фрукты, конфеты, орехи и баночки с мармеладом.

— Не надо ее здесь разгружать, — сказал я. — Это тебе.

Берта не останавливалась.

— Я же не буду это есть, — продолжал я. — Придется выкинуть.

Она все равно не останавливалась.

— И деньги пропадут, — не унимался я. — Отличные фрукты, дорогие; и конфеты такие, что…

Берта глубоко вздохнула, отшвырнула обертку, потом побросала фрукты и конфеты обратно в корзину и направилась к двери.

— Дональд, — укоризненно сказала она, — ты прекрасно знаешь, что я не позволю, чтобы это пропало. Теперь я все съем.

— Можешь кому-нибудь раздать, — осторожно предложил я.

— Кому?

— Кому-нибудь, кто проголодается.

— На этом корабле никто не проголодается, — грустно заметила она и добавила: — И потом, какого черта мне отдавать товары на двадцать четыре доллара семнадцать центов кому-то, кого я даже не знаю?