Ниже мы проиллюстрируем наиболее интересные случаи, с которыми нам приходилось сталкиваться в процессе консультирования.

К нам обратилась В., владелица 3-летней суки боксера. Женщина опасалась, что у собаки рак. Собаку неоднократно обследовали, но никакой органической патологии найдено не было. На наш вопрос, что заставляет ее думать, что собака больна, женщина ответила, что собака периодически поскуливает. Хозяйке кажется, что собака поскуливает от боли, источник которой ветеринары никак не могут определить.

В процессе интервью мы попросили хозяйку подробно описать все случаи поскуливания. Когда это происходит, при каких обстоятельствах, как это связано с режимом дня, как часто собака скулит, бывают ли дни, когда она скулит чаще или реже, чем обычно, и т. д.

Мы не выявили явных признаков отклонений в поведении собаки. Единственное, что можно было ей инкриминировать, — это попытки привлечения внимания хозяйки. При этом мы не могли не отметить, что отношение хозяйки к собаке столь гиперопекающее, что поведение с целью привлечения внимания естественным образом вытекает из взаимодействия с владелицей.

Но почему хозяйка столь опасается онкологии? Мы спросили, не было ли случаев злокачественных новообразований в ее семье? Оказалось, что сейчас она живет одна, а два года назад ее мать умерла от рака. Она долго болела и умерла на руках у дочери. Все обязанности по уходу дочь взяла на себя.

Когда только выяснилось, что мать больна, и опухоль неоперабельна, В. решила завести «веселую собаку-клоуна, чтобы маме было хоть немножечко повеселей, пока я на работе».

В течение года, пока мать болела и пока химиотерапия давала кратковременные и нестойкие улучшения, за которыми следовало новое наступление болезни, «эта собака была единственным светлым пятном в моей жизни. Иногда, чтобы не показывать маме своих слез, я несколько раз за вечер выходила с ней гулять и плакала на улице. А она подходила и лизала мне лицо, а потом предлагала поиграть, и становилось чуточку веселее, когда я смотрела, как она носится».

В последние дни жизни мать уже не приходила в себя, и В., понимая, что это конец, боялась лишний раз зайти к матери в комнату и с тоской думала о том, что хочет, чтобы все уже закончилось.

Первые полгода после смерти матери В. «жила как во сне, понимала — нет, это не то слово, не понимала, а просто знала, что надо вставать, умываться, идти на работу, но не понимала — зачем. Просто надо, и все. Ни одной мысли в голове не было, действовала, как автомат. По ночам постоянно плакала по маме и по себе, что я теперь одна, и когда я буду умирать, рядом не будет никого. А потом, не знаю, как это объяснить, как будто проснулась. Дина (собака) лизала мне лицо, и я поняла, что не одна, у меня же Динка есть, как я могла жить, как будто ее нет?! Я решила, что мне надо поменьше думать о себе и побольше о том существе, за которое я несу ответственность».

Спустя некоторое время после своего «пробуждения» В. стала замечать, что собака временами поскуливает и начала обследовать собаку в различных ветеринарных клиниках, убежденная в том, что собака тяжело больна.

В этой истории мы видим сразу несколько пластов.

Изначально В., зная о том, что опухоль неоперабельна, понимает, что после смерти матери она останется одна, и тогда она заводит «собаку-клоуна». Страх будущего одиночества или изоляции заставляет ее принимать превентивные меры. Молодая собака, появившись в доме, должна скрасить ее будущее одиночество. Не случайно и определение «клоун». Клоун — что-то веселое, несерьезное, всегда потешное, клоун дарит возможность отвлечься от тяжелых жизненных обстоятельств, не думать о них, вытеснить их хотя бы на время. И здесь мы можем говорить о робкой попытке отрицания смерти. «Страх смерти всегда лежит у поверхности. Он преследует нас в течение всей жизни, и мы создаем защитные барьеры, многие из которых основаны на отрицании, с тем чтобы помочь нам справиться с осознанием смерти. Но мы не можем не думать об этом» [И. Ялом, 2007, с. 171].

Столкнувшись с тем, что близкий человек умирает, В. не может не думать о том, что и ее не минует чаша сия: «по ночам постоянно плакала по маме и по себе, что я теперь одна, и когда я буду умирать, рядом не будет никого».

Собака, появившаяся, чтобы скрасить одиночество и избавить от мыслей о собственной смерти, становится постепенно смыслом жизни: «как я могла жить, как будто ее нет?! Я решила, что мне надо поменьше думать о себе и побольше о том существе, за которое я несу ответственность», т. е. мы можем говорить о явно выраженной динамике отношения к собаке. Собака уже не просто спасает от одиночества, она спасает от мыслей о смерти и привязывает к жизни.

При этом смерть матери продолжает конфронтировать с собственной смертью В. Она не может просто восстановиться и вернуться на уровень жизни, предшествующий утрате. Страх болезни и смерти столь силен, что В. начинает искать болезнь у собаки.

Смысл жизни В. теперь обращен на «существо, за которое она несет ответственность», мысли о возможной собственной болезни и смерти проецируются на собаку. Страх за себя трансформируется в страх за собаку.

Наконец, можно говорить и о таком аспекте переживаний В., как чувство вины. В последние дни жизни матери В. боялась заходить к ней в комнату и думала о том, что хочет, чтобы все поскорее закончилось. Теперь, подозревая у собаки рак, В. готова вновь пройти весь путь выхаживания больной и остаться с ней до конца, т. е. как бы «переиграть» те последние дни болезни матери.

Можем ли мы говорить о том, что в данном случае собака решила задачу, которая была поставлена перед ней хозяйкой? Безусловно, собака стала тем «костылем», на который опирается В., чтобы жить дальше не как «автомат». В этом смысле собака выполняет свою функциональную роль. Наверное, качество жизни В. не слишком высокое, учитывая ее постоянную тревогу, на сознательном уровне проявляющуюся в страхе за здоровье собаки. Обратим внимание, что на схеме (см. рис. 3.1) границы Я у В. и границы ее собаки пересекаются, что можно трактовать как страх за здоровье В., который вытесняется и проецируется на собаку. Тем не менее диада «хозяйка-собака» находится в состоянии равновесия. Следовательно, можно говорить, что в данном случае приобретение собаки в определенной степени помогло В. решить ее внутренние проблемы, а, следовательно, оказало и положительный терапевтический эффект.

И. пришла на прием с 9-месячным щенком боксера, который недостаточно хорошо, на ее взгляд, выполнял команды, хотя они занимались с дрессировщиком с пяти месяцев.

Щенок был абсолютно адекватен, лишь слегка непоседлив. У многих собак в подростковом возрасте проявляются реакции негативизма, которые с возрастом проходят. Тогда мы наблюдаем такое парадоксальное явление, как то, что собака спустя год после окончания курса дрессировки выполняет команды лучше, чем через неделю после того, как дрессировщик сообщил вам, что курс пройден.

Однако И. настаивала на том, чтобы мы предложили хоть какие-нибудь рекомендации. Ее собака должна быть абсолютно послушной. На наш вопрос, как, на ее взгляд, должна вести себя абсолютно послушная собака, И. описала дистанционно управляемого робота. Нас заинтересовало, почему по отношению к собаке ведется политика столь жесткой сверхтребовательности. Первая гипотеза, пришедшая нам в голову, была о том, что И. не хватает власти (в семье или на работе), и эту нехватку она хочет компенсировать абсолютной властью над собакой.

Но реальная история И. была куда сложнее и драматичнее.

И. 45 лет, она состоит во втором браке. От первого брака у нее 20-летний сын, которого второй муж воспитывает с полутора лет. Круг общения И. довольно узкий. Она программист, занимается созданием Интернет-сайтов и веб-дизайном и работает дома. Четыре года назад у И. погибла в результате ДТП подруга, с которой они дружили со школьной скамьи. Детей у подруги не было, зато была собака породы боксер и муж, по словам подруги, «не помню уже, который по счету», с которым она состояла в гражданском браке. И. говорит, что «этот последний муж мне особенно не нравился. Он жил за ее счет, полагая, что если он моложе на 9 лет, то это оправдывает любое поведение. И пес у Кати был под стать этому подонку. Бог знает что вытворял. Катя избаловала его до крайности. Она его очень любила. Она вообще всех любила, очень легкий была человек».