— Тогда не обязательно, чтобы сознание было выключено?
— Нет. Позвольте мне объяснить, что именно должно произойти.
А в это время в доме бушевали страсти. Касс была оскорблена.
— Ты не имеешь права здесь распоряжаться, — возмущенно говорила она Дэву. — Ты слишком много на себя берешь! И пользуешься негодными средствами!
Элизабет Шеридан никогда не позволит лишить себя самоконтроля.
— Позволит, если захочет узнать о себе правду.
— Нам всем этого хочется, — добавила Матти.
— Этого хочется тебе! И мы прекрасно знаем, почему.
Касс собрала всех: Дейвида, Ньевес и Харви, который вернулся из больницы до странного притихшим.
— Каждый лезет не в свое дело, и в результате мы ходим по кругу. Не забывайте, что как душеприказчики мы с Харви командуем этим кораблем!
— Этот корабль — Элизабет, — сказал Дэв.
— Дэв прав, — покорно подтвердил Харви. — Последнее слово остается за Элизабет и Хелен.
— А мы обязаны блюсти их интересы. Ты отвечаешь за Хелен, а Элизабет оставь мне.
— И не надейся, — пробормотала Матти себе под нос.
— Так, значит, ты не хочешь знать правду? — спросил Дэв.
— Я ничего подобного не говорила! Я говорила только, что некоторые люди присваивают все права себе!
— Ах, прекрати, Касс… — искренне наслаждавшаяся этой сценой Матти напустила на себя обиженный вид. — Дэв просто хочет помочь. Мы все заинтересованы в правде.
— Верно, и всем известно, зачем эта правда нужна тебе! Чтобы снова водрузить Ричарда на пьедестал!
Тебе выгодно, чтобы у Ричарда не было дочери от другой женщины! Тогда ты опять станешь первой, не так ли? И он будет принадлежать одной тебе.
От томной невозмутимости Матти не осталось и следа.
— Всем так же известно, что и ты мечтаешь о том, чтобы некая особа принадлежала одной тебе! У тебя в глазах позеленело от ревности! Но зеленый все же лучше черно-белого!
— Вы только ее послушайте! — Касс сорвалась с места. — Ты просто не можешь смириться с тем, что она дочь Ричарда! Что он оставил ей все свое состояние!
И ты еще смеешь обвинять меня в ревности?
— Нет, ты неисправима! Ты хочешь всем распоряжаться, все иметь и всеми командовать. Это ты на себя слишком много берешь!
Рука Касс с маху обрушилась на щеку Матти.
— Касс! — голос Харви звучал уже более привычно. — Ты удивляешь меня! Что это на тебя нашло?
— Что на меня нашло? Не тебе об этом говорить! Ты зеленеешь от ревности не хуже любого другого! Тебе невыносима мысль о том, что Хелен Темпест — чистая, святая, девственная Хелен Темпест — мать внебрачного ребенка!
— Да как ты смеешь? КАК ТЫ СМЕЕШЬ! — взорвался Харви. — Я раз и навсегда запретил тебе пачкать имя Хелен Темпест в моем присутствии! Лучше погляди на себя. Матти права. Я тоже не слепой. Я видел, как ты…
— Харви! — тихо произнес Дэв. Но этого было достаточно, чтобы Харви замолчал на полуслове.
Появившийся в дверях Дан, который с восторгом слушал эту перепалку, разочарованно вздохнул. События действительно принимали непредсказуемый оборот. Каждый преследовал собственные цели, отвергая все, что им противоречило. Однако Харви сумел взять себя в руки и сдержанно произнес:
— Я очень сожалею. Прошу забыть о моих словах.
Я только хочу повторить, что сейчас не время для взаимных оскорблений. У нас хватает и других забот.
Дан со смехом вошел в гостиную.
— Боже мой, Харви, я, кажется, разворошил улей.
Как может правда выйти наружу, когда ей некуда идти?
Конечно, Матти хочет реабилитировать Ричарда. Конечно, Касс хочет всеми командовать — если понадобится, до самой смерти, конечно, Харви хочет, чтобы на репутации Хелен не было ни единого пятнышка — даже если придется наложить еще один слой побелки. А что касается тебя… — он злобно посмотрел на Дэва, — то ты не прочь заполучить все эти денежки. Если дело выгорит, твои финансовые трудности останутся позади!
Однако на этот раз твое вмешательство мне на руку! Давайте покопаемся в прошлом. И не будем зря терять времени!
— Привет всей компании! — Это был Луис. Вместе с ним вошла взволнованная и притихшая Элизабет.
— Ну как? — нетерпеливо спросил Дан.
— Прекрасно, — бодро ответил Луис.
Но Элизабет смотрела на Дэва, а он — на нее. Остальные затаили дыхание. Все было ясно без слов. Дейвид почувствовал себя ничтожеством, а Касс в отчаянии прикусила губу.
— Я согласна, — спокойно сказала Элизабет.
Поднялся переполох. Дейвид, не отрываясь, смотрел на Дэва. Как ему это удалось? Как? Он всегда добивается своего. Стоит ему появиться, все женщины его.
Но что я делаю не так? Все, бичевал он себя. Ведь он тебе все объяснил. Сказал, что нельзя возводить женщину на пьедестал. Сказал, что ты делаешь это потому, что смертельно боишься живой, из плоти и крови, женщины, обладающей мыслями и желаниями. Что ты предпочитаешь фантазии. Всегда поклоняешься недосягаемым женщинам, потому что они недосягаемы и, следовательно, не опасны. Они далеко и не могут тебя задеть. Проще грезить, чем рисковать собой. Поклоняться идеалу безопаснее. Вот почему ты не поверил Инее… вот почему ты так поспешно принял версию Ричарда. И твоя неуверенность в себе — всему причина.
Слишком застенчивый, слишком робкий, слишком нерешительный… слишком трусливый. Но откуда взяться уверенности, если вся жизнь — сплошные неудачи?
Ему стало жаль себя. Единственное, в чем ты преуспел, так это в неудачах. Вот так. По неудачам ты олимпийский чемпион, чемпион мира. А в остальном… он резко обернулся. Ему смертельно захотелось выпить.
Касс наблюдала, как он поплелся за своим пойлом.
Ей и самой было несладко. Она поняла, что проиграла.
Во взгляде Элизабет она прочла все… Она тупо последовала за Дейвидом, лучше, чем когда-либо, его понимая.
Матти была на седьмом небе. Теперь они увидят. Теперь они убедятся в том, что Элизабет Шеридан не дочь Ричарда. А позже разберутся, почему он сделал ее наследницей. Возможно, потому, что она из рода Темпестов. Наверняка… Он всегда фанатично гордился своим родом. Но главное сейчас то, что она, Матти Арден, вновь окажется первой. Не будет отверженной, забытой ради внебрачной дочери от другой женщины… Из проигравшей она станет победительницей.
Дан втайне торжествовал. Приятно наблюдать, как эта замороженная сука превратилась в мокрого пуделя.
Считала себя лучше всех. Высокомерная корова. Ну кто бы мог подумать, что она своими руками поможет столкнуть себя с пьедестала. Теперь она получит свое. А он свое. Все эти чудные, чудные денежки. Тогда никто не отважится шептаться у него за спиной: «Гляди-ка, Дан Годфри… сын Анджелы Годфри… неизвестно от кого».
Его лицо вспыхнуло от стыда, как в детстве, когда мальчишки смеялись над ним и дразнили: «Твоя мать шлюха!» — «Не правда!» — «А вот и правда! Так сказала моя мама! Она сказала, твоя мать за деньги что угодно сделает!»
И начиналась драка. Он вымещал свой стыд на ровесниках с такой жестокостью, что матери предлагали забрать его из школы. А в новой школе все начиналось сначала. Где бы он ни появлялся, дурная слава следовала за ним по пятам. Мир, в котором вращалась его мать, был очень узок. Здесь знали друг о друге все, и богатые мальчики, которым осточертели менявшиеся с каждым новым сезоном отцы, все же имели перед ним преимущество: за его обучение платила не мать, а содержавшие ее мужчины. И в каждой новой школе об этом уже знали.
Он много раз умолял мать не оставлять его, взять с собой. Но содержавшие ее мужчины совсем не горели желанием иметь у себя под боком чужого ребенка.
— Я не могу, милый. — Фальшивая улыбка, притворное сожаление и нетерпение на хорошеньком личике.
— Но почему не можешь?
— Потому, мой милый…
— Потому что ты меня не любишь, вот почему! Ты любишь только себя и деньги, которые получаешь за то, что позволяешь мужчинам любить себя!
Тогда накрашенные губы начинали дрожать, большие голубые глаза наполнялись слезами, и Дан, не позволив матери обнять и поцеловать себя на прощание, чувствовал себя отомщенным. Она уезжала, понурив голову, однако всегда садилась в машину или самолет какого-нибудь богача.