Когда Элизабет протянула руку к двери, Дэв спросил:

«Все в порядке?» Она кивнула и громко постучала.

Через некоторое время за дверью раздались тяжелые шаги. Затем наступила тишина, и они поняли, что их изучают в глазок. Послышался лязг задвижек и цепочек, и дверь наконец распахнулась, явив их взгляду грузную старую леди с седыми кудряшками и в ядовито-красном платье. Свисавшие с ушей миниатюрные люстры были под стать фальшивому бриллиантовому ожерелью. Она подозрительно изучала их светло-карими глазами, пока не перевела взгляд на Элизабет, которая стояла в центре тройки. И тут же ее несколько озадаченное лицо озарилось сияющей улыбкой. Протянув к ней полные руки, она радостно воскликнула с сочным лондонским акцентом:

— Я тотчас тебя признала! Ну вылитая покойница-мать… И после стольких лет пришла проведать старую тетушку Хокс!

Она заключила ее в благоухавшие пачулями объятия, затем, отступив на шаг, снова принялась ее разглядывать.

— Ну вылитая мать! Ты ведь была совсем крошкой, когда тебя забрали, а теперь совсем взрослая! Столько же было твоей бедной матери — Боже, упокой ее душу… — Достав из квадратного выреза белоснежный платочек, она промокнула им глаза и громко высморкалась. — Когда позвонили из департамента, меня чуть удар не хватил. Подумать только, сколько лет пролетело! Но входите же, входите… в ногах правды нет.

Она широко распахнула дверь. Когда она посмотрела на Дэва, в ее глазах зажегся живой интерес.

— Твой муж?

— Нет, приятель, — смущенно ответила Элизабет.

— Пусть входит… Поглядим на него поближе. А вы, выходит, приятельница? — спросила она Касс, которой оставалось только молча кивнуть головой. — Заходите, заходите. У меня чайник давно на плите.

— Только после вас, — Дэв одарил миссис Хокс такой улыбкой, что та смущенно зарделась. Миновав тесную квадратную прихожую, они оказались в просторной гостиной с окнами на обе стороны и дверью на кухню. Она была заставлена тяжелой эдвардианской мебелью, среди которой возвышался гигантский буфет с бесчисленными вазочками, картинками, чашками и статуэтками. Посередине комнаты, несмотря на ранний час, стоял накрытый для торжественного чаепития стол.

Взяв с электрического камина очки, миссис Хокс снова принялась разглядывать Элизабет, точно должна была удостовериться в увиденном.

— Подумать только, — размышляла она вслух. — После стольких лет! Но я рада тебя видеть… Я часто вспоминала о тебе и твоей бедной матери. Сиди, сиди!

Еще успеешь находиться. Я только заварю чай. — Она вперевалку прошла на кухню, но и оттуда доносился ее голос. — Ко мне не часто заходят гости. Не то что на старой улице, хотя ты, верно, не помнишь. Но раз уж ты ко мне зашла, после стольких-то лет, значит, хоть что-нибудь да осталось в памяти. Тот человек из департамента сказал, что ты жила за границей.

Элизабет прокашлялась и хрипло сказала: «Да», затем, подумав, что, быть может, миссис Хокс ее не слышит, повторила: «Да».

— Я думала, ты исчезла с лица земли, когда мисс Келлер увела тебя с собой.

Элизабет уселась на краешек зеленого плюшевого кресла с наброшенной на спинку бежевой шелковой салфеткой. Касс с ошарашенным видом опустилась на такой же диван, а Дэв остался стоять, с любопытством разглядывая набитую вещами комнату.

На стенах с ярко-розовыми обоями висели грязно-бурые изображения жеманных эдвардианских нимф.

В углу располагалась этажерка с комнатными цветами в зеленых глазированных горшках, у двери — горка с остатками того, что некогда считалось «лучшим» фарфором, такая же посуда стояла на столе, от одного взгляда на который Касс выпрямилась и сделала стойку. Блестящий красный нейлоновый ковер, почти такой же яркий, как платье миссис Хокс, гармонировал с искусственными занавесками, висевшим поверх других, из ноттингемских кружев.

Голос миссис Хокс доносился сквозь шум льющейся воды.

— После того, как тебя забрали, я ничего о тебе не слышала… хотя я просила мисс Келлер сообщить нам…

Но мы так и не дождались никаких известий, ну ни словечка..

Она вернулась в комнату с чайником, на котором восседала кукла в виде китаянки в большой узорчатой шляпе.

— Давайте-ка попьем чайку, — предложила миссис Хокс, — из моего праздничного сервиза на праздничной скатерти… Ее вышила для меня твоя мать. Редкая была мастерица.

— Можно мне взглянуть? — тут же спросила Касс.

Миссис Хокс метнула на нее острый взгляд.

— Вы американка?

— Да.

— Смотрите на здоровье, — фыркнула миссис Хокс, — но эта скатерть не продается.

Касс подошла к столу, подняла угол густо вышитого Дамаска и, внимательно разглядывая тонкую работу, сказала:

— Да, никакого сомнения. Это вышивала Хелен.

Миссис Хокс остолбенела.

— Вы знали ее мать?

— Да. Очень хорошо.

— Ну надо же! И ни одна душа не приходила ее проведать — конечно, если не считать мисс Келлер.

— Мы… потеряли связь, — нашлась Касс.

— Слава Богу, вы установили связь со мной! — счастливо воскликнула миссис Хокс, обращаясь к Элизабет. — Ведь ты рассталась с нами совсем крошкой.

В жизни не забуду того дня, — мрачно прибавила она. — Когда мисс Келлер прямо с порога сказала мне, что твоя бедная мать попала под автобус, у меня все внутри оборвалось. А ты… бедная крошка! Как же ты убивалась!

Никак не могла успокоиться, когда твоя мама не пришла домой с мисс Келлер, как обычно. Никогда, ни до, ни после, я не видела ребенка в таком отчаянии. Господи, как же ты кричала и плакала… Никто не мог тебя успокоить. Понимаешь, вы были неразлучны, ты и твоя мама. Ты обожала ее, а она — тебя, вот так-то… она всегда называла тебя «мое сокровище». — Платочек вновь был извлечен на свет. — Она была настоящая леди. Как только Хокс ее увидел, он сразу мне сказал: «Вот настоящая леди, которая попала в беду». Она ведь привыкла совсем к другому, и ей туго приходилось. Но ни слова упрека… Такая молодая и уже вдова. Муж не вернулся с войны… вернее, погиб сразу же после. — Платочек был возвращен на обширную грудь. — Ну что ж, прошу к столу.

— Вы столько всего наготовили, — сказал Дав, отодвигая стулья сначала для Касс, а потом для Элизабет. — Мы доставили вам кучу хлопот.

— Какие там хлопоты! Ко мне теперь уже никто не заходит… с тех пор, как умер Хокс.

— Когда это случилось? — участливо спросил Дэв, передавая Касс чашку крепчайшего чая цвета бычьей крови. Касс поглядела на нее с таким ужасом, что Дэву пришлось отвернуться.

— В этом октябре исполнится десять лет. Пошел, как всегда, попить пивка в «Короля Эда». И только поставил кружку на стол, как его не стало… Что, слишком крепко? — спросила она Элизабет, которая застыла, поднеся чашку к губам и закрыв глаза.

— Нет… нет… все хорошо.

Миссис Хокс с восторгом оглядела сидящих за столом.

— Чудесный денек, должна я вам сказать. Я просто обожаю гостей и до смерти рада видеть мою маленькую Элизабет… Аж голова идет кругом. Ее друзья — мои друзья… хотя я даже не знаю, как вас зовут.

— Простите, — спохватился Дэв. — Это Касс ван Доорен, а меня звать Дэв Локлин.

— Очень приятно, — ответила миссис Хокс. — Вы ирландец?

— Да.

— Я так и решила. По глазам. — Миссис Хокс хихикнула и, пытаясь скрыть смущение, протянула ему тарелку с толсто намазанной маслом пшеничной лепешкой. — Совсем свеженькая. Я испекла ее пять минут назад.

— Благодарю вас. — Он откусил кусок. — Вкусно.

— Я всегда хорошо готовила, — заметила миссис Хокс с наивной гордостью. — Выучилась, когда была в прислугах. — Она откусила от своей лепешки. — А теперь расскажи-ка мне, что было до того, как ты надумала меня отыскать. Где ты жила все это время?

Элизабет, которая слушала, затаив дыхание, ответила:

— Меня поместили в приют.

Миссис Хокс едва не подавилась лепешкой.

— Как в приют? Быть того не может! Что это им вздумалось? Я бы за тобой присматривала… Я так и сказала мисс Келлер. Конечно, у твоей бедной матери никого не было, но в приют! — Миссис Хокс была потрясена до глубины души. — И сколько ты там пробыла?