Целый час меня сопровождают мухи и сороки. Не видал я таких назойливых птиц и жадных мух. Нет у меня больше терпения, надо возвращаться обратно.

Но в это время раздается легкий гул, шевельнулись травы на склонах ущелья, качнули ветвями кустарники, налетел спасительный ветер и освободил меня от несносных насекомых. Но не от сорок: им ветер нипочем.

С легким криком над ущельем поднялись пустельги. Их много, не менее десятка, наверное, целое семейство Птицы, как и я, рады ветру и, играя, стремительно носятся в воздухе, планируют. Чуть ослабнет ветер — раскрываются белые хвосты, расправляются крылья. Ветер усилится, его подъемная сила увеличится — и хвосты складываются, крылья сужаются. Еще сильнее подует ветер крылья полускладываются, хвосты сжимаются в полоски, планирующая поверхность резко уменьшается.

Я забыл про невзгоды, карабкаюсь на скалы поближе к птицам и нацеливаю на них фоторужье. А сороки отлично знакомы с кознями человека. Вид ружья, хотя и не настоящего, усиливает их тревогу. Истошные крики становятся еще громче, и гранитные скалы повторяют их многоголосым эхом.

Но пустельги не обращают внимания на сорок, не прекращают чудесную игру с ветром, наслаждаются полетом, ко всему остальному равнодушны, для них прекрасная воздушная игра выше всего остального.

Я тороплюсь, щелкаю затвором фотоаппарата и тоже доволен удачей. Кажется, ущелье Карагайлы подарило мне отличные снимки.

Ветер стихает. Пустельги рассаживаются по скалам. На меня снова набрасывается рой мух. Зато теперь не обидно возвращаться обратно…

В городе Алма-Ате, на пресечении улиц Абая и «Правды», на большом тополе сороки свили гнездо. Место здесь было очень оживленным: постоянно грохотали машины, шумели люди на автобусной остановке возле тополя с сорочьим поселением, и в плохо продуваемом воздухе висел густой автомобильный смрад. А птицам хоть бы что. Привыкли к городу за зиму, промышляя по свалкам мусора с остатками еды. Эти свалки привлекали многих. На них всегда толпились кошки, собаки, воробьи, вороны, грачи и голуби.

Гнездо сорок было обычным, добротным, но сколько я к нему ни приглядывался, птиц с птенцами не видал.

На сорочье поселение никто не обращал внимание. Горожане поглядывают вверх на небо лишь иногда, когда с него капает дождь или падает снег.

На следующий год сороки бросили старое гнездо и свили себе новое, чуть дальше от первого, по направлению к горам. И в этом гнезде я не видел никакого потомства. Так каждый год пара сорок, очевидно, одна и та же, строила новое гнездо, продвигаясь все выше и выше к горам, но недалеко друг от друга, оставаясь бездетными. Мне было очень интересно узнать, клали ли сороки яйца, высиживали ли их. Но для этого следовало забраться на дерево. А как это сделать в городе на многолюдной улице?

Шесть лет сороки безуспешно занимались строительством жилища в надежде обзавестись потомством, оставаясь бесплодными. Догадаться улететь из города они не смогли. Прижились на одном месте, так же, как и мы, люди, тоже привыкаем к своему селению или городу и очень неохотно меняем место жительства даже в пределах своей страны, предпочитая переносить многие неудобства и лишения.

Прежде эту пару сорок, прижившихся в шумном городе, настоящих сорок-урбанисток, я нередко встречал рано утром, когда выносил из квартиры мусор в мусорные ящики. Но потом этим стали заниматься дети, с сороками я простился и забыл о них. Но недавно случайно встретил их во дворе нашего дома. Бедные сороки, как они изменились! Их ранее красивый и блестящий наряд не сверкал сине-зеленым отблеском, а элегантный длинный хвост казался жалким, потрепанным. В блеклом своем одеянии они походили на старушек. И тогда я подумал, что, несмотря на то, что гнезда их располагались близко от моего дома, я давно не слышал их бодрого стрекотания. Да и к чему оно было? Сороки молча посидели на дереве и улетели. То ли с возрастом они потеряли свою нарядную внешность и свойственную им бодрость, то ли уход от исконной природной обстановки, постоянный шум, угарный воздух и, безусловно, неполноценное питание сказались на их здоровье, привели их к бесплодию и лишили родительской радости.

Мы, люди, тоже привыкли к городу, создав искусственную среду своего обитания…

Удивительные птицы сороки. Они все видят, все знают, что происходит вокруг, обо всем осведомлены, не в меру болтливые, об опасности оповещают своими криками. Наверное, язык сорок богат интонациями, но не изучен, и нам кажется однообразным.

Подобно сорокам ведут себя и высокогорные индейки-улары. О появлении хищного зверя и человека они тотчас же оповещают тревожными криками, и к этим сигналам опасности прислушиваются все звери, особенно горные козлы. За эту особенность очень не любят уларов охотники. Зорко следит за появлением человека ворон, пролетая высоко над землей, он всегда крикнет как-то по-особенному, увидев человека.

На небольшой улочке, примыкающей к широкой, с оживленным движением улице «Правды», апрельским утром слышу крик сороки и вижу нечто необычное: низко над землей тяжело летит большой попугай с желтым хвостом и такого же цвета хохолком. Я узнал — это желтохвостый какаду. Конечно, житель жарких стран сбежал от своего хозяина и вот теперь, оказавшись на свободе, летит неуклюже после долгой неволи, оказавшись в раздолье воздушной стихии. И летит он не один. Его сопровождают две сороки. Они возбуждены, громко стрекочут и преследуют незнакомца. Никто не обращает внимание на летящего попугая, никому он не нужен. Но только не сорокам. Зачем он им, какую выгоду они собираются извлечь из этого преследования?

В густонаселенном городе с миллионным населением немного сорок, и те, которые поселились в нем на зиму, держатся парами, и каждая на строго определенной территории. На этой территории они — хозяева, все знают, все видят. И вдруг — попугай! Невиданное дело, настоящее происшествие, ну как на него не обратить внимание!

Мне интересно, чем закончится это преследование, и я пытаюсь проследить путь этой тройки птиц. Но вскоре теряю их…

Весной галкам, возвратившимся в родные места (они далеко на зиму не улетают), тяжело с пропитанием. Особенно много хлопот, когда появляются галчата. Тогда заботливые родители караулят тех, кто выезжает из города на отдых, и ожидают, когда машины тронутся с места, а люди оставят после своей трапезы остатки снеди. Некоторые галки сидят поблизости в ожидании, другие, более опытные, будто заняты своими делами, но не сводят глаз с других посетителей этого места, тоже стерегут. Не отступают от компании галок и сороки. Те смелее, умнее и проворнее.

Мне эта особенность поведения птиц хорошо известна, и, уезжая, я всегда что-нибудь оставляю для голодающей братии. И бывает, едва только тронется машина, как наша стоянка тотчас же покрывается птицами. Кто ловчее, сразу же хватает кусок побольше и с величайшей поспешностью удаляется в сторону. Дружба дружбой, но еда врозь.

«Пологая гора», как мы ее назвали, любимое место наших прогулок. Здесь небольшие участки степей, овраги, крошечные лески со всех сторон опоясаны посевами, поэтому летом скот сюда не гоняют, и мы блаженствуем среди нетронутой растительности, будто в заповеднике. Выпаса начинаются осенью, после уборки урожая, когда природа угасает.

На этой горе нас всегда встречает пара сорок. Прилетят, проведают и будто скроются. Но дело знают, невидимо сторожат где-то поблизости и немедленно появляются, как только мы уезжаем. Сорокам мы тоже оставляем поживу, иногда для них специально берем остатки еды из дома. Птицы привыкли к нам и, как только затарахтит мотор, тотчас же заявляются, знают: машина или прибыла, или уезжает.

Сегодня в дороге зачихал мотор: засорился карбюратор. Поэтому на стоянке, продув жиклеры, завел машину. И сразу же появились сороки. Потом пришлось уехать на другое место, чтобы спрятаться в тень от жарких лучей солнца. И снова возле нас оказались сороки. Выработали рефлекс «второго порядка».

В общем, умная птица сорока. Не зря на Алтае в народе говорят про хитрого человека, что он еще в детстве сорочьи яйца ел.