— Не надо смущаться, — сказал он спокойно, в то время как его руки следовали за глазами. Дэниел видел ее наготу и раньше, но тогда не мог позволить себе роскошь полюбоваться женским телом. Теперь он имел такую возможность, и это было восхитительное стройное тело, с узкими бедрами и длинными ногами, с мягкой гладкой кожей, с шелковистым треугольником, венчающим бедра, таким же светлым, как и локоны, разметавшиеся по подушке.

Он поцеловал ее живот, прижимаясь носом к пупку и ощущая влажность кожи, тускло блестевшей от выступившего пота. В неистовом смятении чувств она попыталась протестовать.

— Ты очень красива, Генриетта, — сказал он, глядя ей в глаза и раздвигая ее бедра.

Она сопротивлялась рукам, раскрывавшим ее, и отчаянно мотала головой, не находя слов. Но безжалостное вторжение продолжалось, и наконец с судорожным вздохом она уступила, раскинув ноги в стороны и предавшись странным и удивительным ощущениям, которых, по ее мнению, следовало стыдиться, но они нравились ей.

Когда Дэниел в конце концов снял с себя одежду и лег рядом с ней, ощущение его тела, прижавшегося к ее телу, исходившее от него странное волнение, какого раньше она никогда не испытывала, вызвало у Генриетты легкую дрожь. Она глубоко вдыхала его запах, чувствовала, как его волосы щекочут ее щеку, растительность на его груди слегка покалывает ее груди, а у бедра пульсирует нечто твердое. Он взял валик и подложил ей под ягодицы, выгнув ее тело так, чтобы облегчить вход в девственную вагину. Генриетта крепко закусила губу, все ее тело, казалось, сжалось, и она смотрела ему прямо в глаза, теперь воспринимая его как незнакомца, который вторгся в ее дом и завладел ею. Глаза Дэниела были открыты и смотрели так, будто он пребывал в каком-то другом мире. Он вошел еще глубже, не обращая внимания на ее сопротивление. Затем взглянул в ее испуганное лицо и увидел ужасное замешательство, вызванное его действиями. Дэниел наклонил голову и поцеловал ее веки, успокаивая нежным шепотом и пытаясь развеять ее гнев и страх.

На мгновение он забыл о ее молодости и неопытности, когда вновь испытал восторг обладания женщиной. Он воздерживался целых четыре года, как будто этим мог загладить свою вину перед Нэн, и только сейчас понял, какой жертвой было это воздержание. Дэниел старался оттянуть момент удовлетворения и, используя весь свой опыт, добился того, что неподвижно лежащая под ним девушка начала расслабляться и издавать звуки, свидетельствующие, что она тоже испытывает наслаждение, став женщиной.

Он вышел из нее за мгновение до того, как достиг пика наслаждения, и Генриетта, чьи познания в таких делах пока равнялись нулю, не обратила на это внимания. Она лежала, чувствуя странную слабость под тяжестью его тела, которое пугало ее незнакомой и неукротимой мощью.

Дэниел скатился на бок, приподнялся на локте и поцеловал Генриетту в лоб. На ее губах дрожала улыбка, но она промолчала, поскольку ничего подходящего в голову не приходило. Ее охватила неловкость, как будто, несмотря на близость, которую они только что испытали, она снова была в обществе незнакомца. Но Дэниел Драммонд не казался ей чужим с самого первого момента их знакомства. Это был непонятный парадокс.

Дэниел понял ее смущение и мудро рассудил, что лучше всего ей поможет сон. Он лег, обняв ее одной рукой. Генриетта прижалась к нему и тотчас уснула. Стараясь не потревожить ее, Дэниел осторожно высвободился и встал с постели, снял нагар со свечей и сгреб угли в камине, прежде чем снова лечь.

Генриетта внезапно проснулась среди ночи. Она лежала в темноте, не представляя, где находится, сбитая с толку. Сначала ее удивила собственная нагота, как и присутствие в постели мужчины, поскольку она знала, что с момента прибытия в Лондон ей была предоставлена возможность спать в отдельной комнате. В интимном месте было непривычное ощущение, там стало влажно и чувствовалось какое-то жжение. Вглядываясь в темноту, Генриетта покрутила на пальце тяжелый золотой перстень. Это была печатка Дэниела, свидетельство поспешного бракосочетания. Ее отец сразу уехал, даже не зайдя в гостиницу выпить за здоровье жениха и невесты. Утром уедет Уилл, и она войдет в новую жизнь, ничего не имея, голой, как сейчас.

Кент… она никогда не была в Кенте. Его называли садом Англии. Фруктовые деревья и очаровательная сельская местность… две девочки… две малышки, лишенные матери, которые должны будут жить с мачехой. Она вспомнила день, когда леди Мэри Эшби прибыла к сэру Джеральду, чтобы познакомиться с охваченным ужасом ребенком, который, как чувствовала Генриетта, до сих пор живет в ней. Прошло всего шесть месяцев со смерти ее матери, когда отец привел в дом новую жену с тремя детьми. Генриетта ненавидела их всех, инстинктивно чувствуя, что ее презирают и относятся к ней с недоверием. Она подкладывала лягушек в постели своим сводным братьям и весело смеялась, когда те вскрикивали от отвращения, хотя, казалось, мальчишки не должны были бояться лягушек. Она поняла, что Мэри, ее сводная сестра, очень робкая девочка и не будет особенно докучать ей, хотя и любит приставать со всякими глупыми историями. Генриетта усвоила, что ее могут наказать как за совершенные проступки, так и за то, чего она никогда не делала. Это продолжалось больше десяти лет.

Как сложатся ее отношения с маленькими дочерьми Дэниела? Будут ли они смотреть на нее глазами, полными ужаса и враждебности? Был ли Дэниел строгим отцом? Единственное, в чем она была абсолютно уверена, — он очень любит их. Но какой она может стать матерью, если сама выросла без материнской любви?

И сможет ли она быть хорошей женой? Генриетта осторожно положила руку на теплую спину мужа и, почувствовав твердую опору, немного успокоилась. Она прижалась к нему, и ее обволокло тепло его тела. Ровное дыхание Дэниела смешалось с ее дыханием, и Генриетта снова уснула.

Дэниел проснулся на рассвете в мрачном настроении. Война закончилась поражением, и будущее для сторонника короля представлялось весьма неприглядным, особенно для того, кто только что приобрел долг в пятьсот фунтов. Земля находилась в руках мстительных пуритан. Он не был дома шесть месяцев и понятия не имел, что там произошло в его отсутствие. Он уже навидался вырубленных садов, выжженных полей и разрушенных сторонниками парламента домов.

Дэниел повернул голову и посмотрел на спящую рядом с ним девушку. Что он наделал? Не только заплатил дорогую цену за бесприданницу, но и связал свою жизнь с взбалмошной, еще не созревшей девчонкой. Хватит ли ему терпения воспитать ее?

Генриетта открыла глаза, словно почувствовав его взгляд, и Дэниел не успел изменить мрачное выражение лица.

— Ты выглядишь очень несчастным. Что случилось? — Она коснулась его щеки кончиками пальцев, и эта ласка удивила его.

— Нет, — сказал он. — Просто не терпится поскорее вернуться домой. Я очень долго отсутствовал.

Генриетта кивнула и села на постели.

— Тогда давай вставать и трогаться. — Она энергично вскочила и вздрогнула от утреннего холода. — Я совсем забыла, что на мне нет одежды. — И лучезарно улыбнулась ему, что можно было расценить только как озорное заигрывание, и он снова удивился, подумав, понимает ли она, что своим поведением выражает бесстыдную чувственность. Вспомнив застенчивость и страх девушки прошлым вечером, Дэниел решил, что она делает это бессознательно. Однако в любом случае сейчас неподходящее время для игр.

— Да, пора вставать, — сказал он. — Сегодня нам надо проехать верхом шестьдесят миль.

Генриетта сделала удивленное лицо.

— Потом я не смогу сидеть неделю, если мы проедем такое расстояние за один день!

Дэниел засмеялся, надевая рубашку.

— Езда верхом — самый удобный способ передвижения, какой я могу предложить тебе. К тому же ты почти целый месяц провела в седле, так что должна привыкнуть.

— У меня уже мозоли, — сказала она с притворным стоном, сидя голой на краю кровати и натягивая чулки.

Дэниел улыбнулся.

— О, я бы не сказал. — Подскочив к жене, он поднял ее на ноги и повернул спиной, проведя ладонями по мягким округлостям ягодиц и ниже, по задней стороне бедер. — Ни одного мозоля.