Если Вадим сейчас скажет правду, что это он виноват в моём грядущем увольнении, откажусь от мести. Просто уйду и забуду даже то, что он бесцеремонно заново влез в мою жизнь и решил играть на единственной слабости, которую нашёл: моей дочери.

— Я понимаю, Вита. Понимаю. — Он протянул руку и накрыл мою, не давая вырваться.

Большой палец робко оглаживал кожу моего запястья, совсем как в те времена, когда мы вот так сидели в полутёмных кафешках друг напротив друга. И могли молчать, просто смотря в глаза.

Нет, чуда не случилось. Вадим не изменился и признаваться до конца в сделанной подлости не собирался. Значит, поделом им обоим.

Конечно, если бы я бросила ему обвинения в лоб, он бы удивлённо подняли брови и процедил, что вообще не понимает, как речь может идти о предательстве. Он просто хотел устроить судьбу всем нам: мне и Алисе — деньги, ему с Катериной — родной ребёнок. Только, понимая, что сразу не соглашусь, они начали со лжи. И с того, что лишили средств к существованию. Ну, это они так думали.

— Мне не хватает тебя, Вадим, — начала я воплощать в жизнь свой план. — Я на Макса — то запала только потому, что тосковала по тебе.

При упоминании имени того, кто методично меня обманывал последние месяцы, в груди заныло, а на глазах выступили слёзы. Вадим, конечно, отнёс их на свой счёт.

— Давай выпьем за старые добрые времена, — предложил бывший, и я с готовностью согласилась. Его предложение идеально вписывалось в мою игру.

Весь вечер мы пили белое вино, и не сводили друг с друга глаз. Вадим пригласил меня на танец и крепко прижимал к себе, шепча на ухо всякие глупости. Тем не менее черту не переходил.

А я просила ещё и ещё вина, но пила немного. Моей целью было лёгкое опьянение, но никак не бесчувственность.

Вадим не любил вина, поэтому был ещё трезвее, чем я, которая время от времени ловила на себе его восхищённый взгляд. И скромно улыбалась в ответ, показывая, что совсем не прочь зайти чуть дальше обозначенного в начале вечера и вообще жалею о прошлом.

— Если бы я знала, что всё так будет, — прошептала я бывшему на ухо, когда мы садились в такси, — всё равно бы родила от тебя. Так у меня осталось твоя частичка. И она только моя.

Эти слова растрогали Вадима, я видела по его беглому взгляду, что он польщён и смущён, ведь та я, которую он встретил после столько большого перерыва, не могла шептать ему подобное.

О суррогатном материнстве мы больше не говорили. Он попытался завести разговор, но я тут же спросила:

— Значит, ты бы хотел, чтобы именно я родила тебе ещё раз? Мальчика, правда?

И склонила голову набок, прищурившись, будто сослепу.

Вадим был сейчас похож на зверя, который чутьём дикого волка, чувствовал рядом ловушку, но инстинкт вёл его вперёд, не позволяя избежать капкана.

Бывший довёл меня до квартиры, даже не особо сопротивляясь. И тут я почувствовала отвращение, такое явное, что меня затошнило.

В прихожей всё ещё витал запах Макса, который я почувствовала сейчас особенно ярко. Захотелось выть и плакать, проклинать и напиться сильнее, до бесчувствия, отринув все планы мести.

— Уходи, — по щекам катились слёзы, и я размазывала их, не стесняясь и не заботясь о том, как это выглядит. — Ненавижу вас обоих.

Я имела в виду его и Макса, но бывший подумал о себе и жене.

— Не могу, Вита. Я нужен тебе, я же вижу, — торопливо говорил он, лаская меня и стаскивая тугое платье.

«Не ты. Нужен не ты», — думалось мне, и я испытала злорадство от мысли, что сейчас бывший трахнет меня и сотрёт все следы того, другого.

Макс больше не будет иметь надо мной власти и станет одним из тех, кто побывал во мне, но не оставил шрама в душе.

— Не надо, Вадим, — шептала я, когда бывший аккуратно опустил меня на кровать и придавил сверху весом своего тела. — Мы оба будем жалеть.

Я повторила это ещё раз, чтобы у того или той, что смотрела запись, не возникло сомнений: Вадим сам хотел меня.

— Мне уйти? — внезапно спросила он, заглядывая в глаза.

— Да, — выдохнула я, и принялась отталкивать бывшего. Его прикосновения ничего не значили и лишь будили память о тех, других касаниях, которые всё ещё жили в памяти моего тела.

Вадим отстранился и пристально посмотрел на меня. Я лежала полуобнажённой, с разведёнными в стороны ногами и дрожала, хотя июнь, заглядывающий в окна, выдался на удивление жарким.

— Нет, я тебе нужен, — с чего-то заключил бывший и резко вошёл в меня, не заботясь о смазке или комфорте той, которая вскрикивала под ним от каждого резкого движения члена.

Слёзы иссякли, я сосредоточилась на наших движениях и начала получать удовольствие от того, что Вадим имеет меня после Макса.

Закрыв глаза, представляла, что бы испытал мой недавний любовник, если бы увидел нас сейчас. Скорее всего, ничего. Ведь он спал со мной ПО-договоренности с Любимиными.

— Я знал, что тебе понравится, маленькая шлюшка, — произнёс Вадим перед тем, как резко податься вперёд и кончить.

Он развалился рядом, тяжело дыша и шлёпнул меня по бедру.

Всё было сделано как надо. Теперь осталось смонтировать это «хоум видео» и отправить адресату. Ах нет, последний штрих. Как я могла забыть?

— А если я залечу? — спросила я громко, глядя в белоснежный натяжной потолок. — После аборта, никто не решится сделать инсеминацию.

— Выпей таблеточку, детка. Заранее, — усмехнулся он. — Ты не против, если я закурю?

И он потянулся за брюками, бесформенной массой лежащими у подножия кровати.

— Против. Здесь живёт наша дочь, кстати, — холодно отрезала я, присаживаясь в постели.

Я чувствовала себя вымазанной в грязи, и мне этого было мало. Причинив боль себе, я словно искупала вину перед тем, кому на меня было плевать. Перед Максом.

— Не сердись, Вита, — миролюбиво произнёс Вадим, целуя меня в спину и небрежно сжимая грудь. — После того, как пройдёт время… Ну, ты сама понимаешь, и ребёнок уже не скинется, я буду часто тебя навещать. Помнишь, как в старые добрые времена. Я обожал тебя чпокать. Ты была такой милой и притягательной с животиком. И страстной, как никогда прежде.

Он снова поцеловал меня в шею, оставляя след, будто тавро на племенной скотине.

Что ж, я была довольна. Фирма обещала, что будет слышно каждое слово. Сказанного вполне хватит, чтобы причинить особую боль Катерине.

Она ведь этого и добивалась: уничтожить меня морально, унизить своим ребёнком, которого я как крепостная крестьянка, должна буду ей выносить. Отлично, но она не учла одного: есть порода людей, кому нельзя причинить боль, не испытав её на себе. Я была как раз из этой породы, и Катерине придётся поплакать не меньше моего.

Через несколько дней запись была смонтирована, оцифрована и готова к просмотру. Я лично под бокал вина проглядела её, удивляясь, как гадко всё выглядит, когда смотришь со стороны. Что ж, так и должно быть.

Смотря на себя со стороны, я испытала гадливое чувство брезгливости, наверное, что-то подобное, мог бы почувствовать и Макс, если бы увидел это. К счастью, такого никогда не произойдёт.

Он ежедневно звонил мне с разных телефонов, каким-то чудом обходя чёрный список, но я всё так же отклоняла вызовы. Хотя с каждым разом на это требовалось больше усилий, а палец всё дольше зависал на кнопкой отбоя.

И всё же так, вслепую, не видя Макса, было легче быть принципиальной и ничем не выдать того, что в животе и груди камнем сидело тревожное чувство безысходности.

Я одновременно хотела, чтобы Макс пришёл, сгрёб меня в объятия и сказал, что мы всё начнём сначала, и в тоже самое время понимала, что не смогу вот так забыть. Да, когда он соглашался на работу, то не знал меня, но ведь потом познакомился. Сблизился, признался в любви, тая камень за пазухой, повёл в клинику, заставив поверить, что всё это делается ради общего будущего, которое, он уже тогда понимал, невозможно.

И то, чего я боялась и втайне ждала, произошло. На тот момент мы не виделись с Максом уже дней десять, хотя иногда время — странная штука, умеющая превращать декаду в год, безо всякой магии.