— А я все думала, когда ж ты сбежишь от них, — насмешливо посматривает на меня сестра. — Ты продержалась довольно долго.

— Не смешно… — бурчу я. И чувствую, как глаза заполняют слезы.

— Эй, ты чего, Тась? Ты только не плачь… — пугается Демид.

— Я никогда не думала, что быть матерью так трудно…

Все. Потоки горьких слез льются по щекам, и я уже не в силах их остановить.

— Я… я считала, что люблю Андрея… а получается, что не люблю… потому что я так больше не могу…

— Конечно, ты не можешь. Ты же добровольно взяла на себя такую непосильную ношу, сестренка… Чужой ребенок с проблемами в развитии и родную мать способен довести до истерики. А неподготовленную морально девчонку, у которой инстинкт материнства отсутствует, и подавно.

Ира качает головой.

— Идем на кухню, приготовим чай, раз ты всех разбудила.

Из спальни выходит мама.

— Тася, что случилось? — пугается она.

— Я сбежала от Андрея…

Демид усаживает меня за стол и сует бумажные салфетки.

— Почему? Он тебя обидел?

— Нет… я не справилась с собой.

— Дем, достань кружки и пирожные, — командует Ира.

— Я смотрю, Дем тут неплохо устроился? — всхлипывая, бормочу я.

Ира подходит ко мне, садится рядом и берет за руки.

— Тася, мы снова сошлись. У нас будет ребенок.

— Ребенок?

Кажется, слово «ребенок» сейчас способно вызвать во мне только бурное отрицание.

— Да, — радостно кивает Демид и ставит передо мной коробку с любимыми пирожными Иры из дешевой кондитерской.

— И давно вы его ждете?

— Выяснили на прошлой неделе.

Ира улыбается. Я вдруг подмечаю, что она изменилась. Ушла куда-то эта ее природная грубость и, кажется, она светится изнутри.

— Поздравляю… надеюсь, ты будешь лучшей матерью, чем я…

Я снова растираю по щекам слезы. Ничего не могу с собой поделать. Они льются из глаз против воли.

— Тася… — Ира шумно втягивает в себя воздух и сжимает мою руку. — Быть приемной матерью — это совсем не то, что быть родной. Это не значит, что ты плохая мама. Ты просто была не готова к тому, что на тебя свалится проблемный ребенок. Я уверена, что твой Афинский в таком же смятении, как и ты. Вряд ли ему намного легче. Скорее, сложнее. Потому что на его плечах больше ответственности, да еще и груз вины перед сестрой давит на грудь.

— Я всех предала, Ира… предала Юрия Семеновича, Андрея… они думали, что из меня получится достойная мать, а я… я просто убежала из дома посреди ночи. Разве нормальный человек так бы поступил?

— Ты никого не предала. Ну, скажи, ты обещала кому-то, что будешь мамой ребенку, который свалился всем, как снег на голову?

— Нет. Мне и в голову не могло прийти, что он выберет меня своей мамой… С самого начала опекунство собирались оформить на себя родители Андрея.

— Послушай, тебе надо немного передохнуть. Побыть наедине с собой, понимаешь? Только так ты услышишь, чего хочет твое сердце. Никто не в праве заставить тебя стать матерью чужому ребенку.

— Да, наверное…

Еще один звонок в дверь заставляет нас вздрогнуть.

— Сегодня ночь посещений? — удивленно идет открывать Демид.

Ира разливает в кружки чай. Демида долго нет. Видимо, пришел Андрей, и они беседуют на лестничной клетке.

Мужчины обсуждают ту же самую тему, что мы. Я вдруг догадываюсь, что Андрею тоже не с кем поговорить о том, что он чувствует. Теперь, когда моя истерика закончилась, я ощущаю стыд за свой срыв.

— Тась, пей чай, — гладит меня по руке мама. — Все будет хорошо, вот увидишь.

Зря она пытается меня поддержать. Потому что от слов поддержки к горлу снова подкатывается ком, и я боюсь, что не справлюсь.

Через пятнадцать минут мужчины появляются на кухне.

— Привет! — жизнерадостно улыбается Ира.

— Добрый вечер, — произносит Андрей.

В его глазах нет осуждения или упрека. В них плещется тревога и страх.

— Извини… — уткнувшись в кружку, бормочу я.

— Это ты меня извини…

— Садись рядом с Тасей, Андрюша, — поднимается со своего места мама. — Я пойду, прилягу. Слишком много впечатлений для моей нервной системы.

Мама уходит. Андрей садится рядом и берет меня за руку.

— Ребенок, он же не виноват, что у него родители погибли… — садится напротив нас Демид. — Он один остался, понимаете? Был отец, а теперь вокруг него чужие люди, чужой дом. И первые дни самые сложные. Не будет резких изменений, можете не надеяться. За десять, двадцать дней ничего не изменится. Но если вы будете выполнять рекомендации врачей и постоянно с ним заниматься, через полгода, возможно, увидите какой-то результат. И здесь романтики не будет никакой. Здесь только трудиться надо. Мне жаль, Тася, что ты оказалась в такой сложной ситуации. Правда, жаль. Но здесь — либо ты берешь на себя обязательства и идешь до конца, или отказываешься и живешь спокойно.

— У меня есть знакомый специалист. Детский невролог, — вступает в разговор Ира. — Раз уж на вас свалился ребенок, нельзя его бросать.

Я смотрю на расплывающиеся капли чая на дне кружки. Демид и моя сестра правы. Никто не виноват в том, что мы с Андреем бросились искать Эрика. Эрик нашелся, и теперь только мы можем помочь ему справиться с проблемами.

— Да, чувствую, романтики в наших отношениях уже действительно не будет, — вздыхаю я.

— Тась…Я не переживу, если ты от меня уйдешь, — сжимает мою руку Андрей.

— Я сама этого не переживу.

Сглатываю ком в горле и поднимаю на него глаза.

— Может, нам надо начинать строить семью? Раз у нас теперь есть ребенок?

— В каком смысле?

— Переехать от твоих родителей к тебе, расписаться наконец и воспитывать Эрика самостоятельно?

— Ты уверена, что у нас получится?

— Нам надо взрослеть, Андрей. Мы так испугались ребенка, что поселились у твоих родителей. Но лучше не становится. Какая разница, где Эрик будет не спать? У них, у тебя? Честно говоря, если бы мы переехали к тебе, я чувствовала бы себя спокойнее. Я люблю твою квартиру. Там есть свободная комната. Можно сделать детскую.

Андрей берет меня за руки и заглядывает мне в глаза.

— Ты уверена, Тася? Уверена, что нам надо усыновлять Эрика? Обратного пути уже не будет. Со всеми вытекающими последствиями.

— Я уже все равно не смогу жить по-прежнему.

Андрей прижимает меня к себе.

— Тогда подадим завтра заявление в ЗАГС?

— Подадим.

— Ура-а-а! Свадьбе быть! Горько! Горько! — хлопает в ладоши Ира.

Мы с Андреем переглядываемся. Он наклоняется ко мне и дарит нежный поцелуй.

Я выдыхаю. Касаюсь ладонями его щек. Заглядываю с такие любимые уставшие ореховые глаза с почти угасшими золотинками.

— Я люблю тебя, Тася, — целуя мои ладони, шепчет он.

— Я тоже тебя люблю.

Прижимаюсь к его груди и закрываю глаза. Знаю, наш путь не будет усыпан лаврами. Но он уже определен. Эрик так отчаянно цепляется за меня, что будет предательством отказаться от него сейчас. Похоже, я сделала свой выбор.

Год спустя

Конец мая. Я стою у кромки воды и пытаюсь разглядеть дельфинов, которые накануне подплывали к берегу, а сейчас плещутся у буйков и никак не хотят приближаться.

Легкий бриз ласкает мое лицо и руки, треплет волосы и свободное платье из шифона.

— Мама, вон они! Вон!

Эрик судорожно впивается в мою руку и указывает пальчиком в линию горизонта.

— Ты уверен?

— Да! Да!

Я вытягиваю шею, но яркое солнце слепит глаза так сильно, что ничего не разглядеть.

— Да вон же они, мама!

Один из дельфинов подпрыгивает и снова ныряет в воду, разбрасывая по сторонам тысячи брызг.

— Вижу! Вижу!

Я пытаюсь включить камеру в телефоне, чтобы записать удивительное событие на видео, но, как назло, не могу найти нужную кнопку. В моем положении это нормально — седьмой месяц беременности кого угодно сделает неповоротливым.