Слышу, как кто-то идет по коридору и судя по звуку торопливых шагов — именно сюда.

Я буквально немею. Понимаю, что надо что-то делать, но тело словно одеревенело, отказываясь слушать разум. Сейчас он войдет и увидит меня здесь, в своей спальне, на своей постели… Он не должен знать, что я здесь была!

Не раздумывая, ныряю под кровать и ровно в эту самую секунду открывается дверь…

Я не вижу, кто именно вошел, только ноги — мужские ботинки и… алые женские туфли на тонкой шпильке. И эти звуки… полустоны, смешанные со звуками поцелуев. Жадными. Я лежу на холодном полу, но ощущаю исходящий от пары жар.

— Иди сюда, — тяжело дыша, произносит Илья. Раздается грохот — кто-то рухнул на кровать прямо надо мной, и судя по тому, что я до сих пор вижу прямо перед своим лицом мужские ботинки — на кровати женщина.

Женщина, которая издает настолько непристойные звуки, что я моментально становлюсь пунцовой.

Зажимаю рот рукой и так боюсь хоть чем-то выдать свое присутствие. Только не это. Он не должен знать, что я здесь.

Да, он мой муж. Но он не должен.

«Шторм И.Р» — отливают золотом инициалы в отражении оконного стекла.

В детстве я не любил свою фамилию. Шторм — что-то великое, сокрушающее, сильное, а когда ты обычный мальчишка в китайских кроссовках с ободранными носками — подобная фамилия звучит как насмешка. Это потом звучное сочетание букв сыграло мне на руку, но в юности… впрочем, юность была такая, что вспоминать не хочется.

— И что ты на это скажешь? — Денис, закинув скрещенные ноги на стол, движением среднего пальца пододвигает мне сложенную пополам бульварную газетенку. Яркий заголовок «вырви глаз» и крупная фотография улыбающейся пары чуть ниже. — Ирина буквально светится.

— Заткнись, — бросаю в полоборота, и хоть до тошноты противно смотреть на лица с дешевой бумаги, снова кошусь на снимок.

— Реально светится, ты глянь, — гнет свое. — Видимо, жарит он ее как надо, до хрустящей корочки.

— Рот закрой и пошел нахрен отсюда, скотина.

Денис добродушно ржет, и я точно знаю, что он не обижается. А обидеть кого-то хочется. Или врезать в табло так, чтобы челюсть повело. Например, этому ублюдку с фото. Лысеющий чмошник, который по-хозяйски обнимает мою жену. Руки бы ему выдернуть.

Ладно, хорошо — жену бывшую, но все равно.

И Ирина… снова смотрю на фотографию. Дэн прав — глаза словно фары на новеньком Феррари. Сияют. Она действительно счастлива. С ним… а не со мной.

Беру со стола чашку и залпом опрокидываю остаток остывшего кофе. Хорохорюсь, пытаюсь делать вид, что мне похрен… Но кого я обманываю — Дэн со школы со мной, знает как облупленного. За спиной куча всякого дерьма съеденного на двоих одной ложкой, битые друг за друга в подворотнях морды, общий бизнес. Его свадьба. Моя свадьба. Его развод. Потом мой…

Он мне сразу говорил — не женись, она тебя не любит. Тупо раскручивает на бабки, красивой жизни захотела девочка. Я же, уже пресыщенный этой красивой жизнью и вседозволенностью, словно повернулся на ней: роскошная, гордая… и невозможно холодная. Подарки принимала едва выдавив улыбку, ничем ее было не пронять: тряпки, побрякушки, путешествия — все для нее. Словно с катушек слетел. Добивался ее всеми доступными способами и спустя долбаных пять недель она, наконец, сломалась — доступ к телу был открыт. Я думал, что попал в нирвану, ее тело — не тело — священный Грааль… Ледяной и бездушный. В постели Ирина оказалась такой же — ни одной лишней мимики. Я, человек, который никогда не жаловался на профнепригодность по части секса едва не заработал комплекс — что, мать твою, не так?

— Она фригидная, — таков был вердикт Дэна. И как бы меня не бесила порой прямолинейность друга, я не мог с ним не согласиться. Вот такую я полюбил женщину. «Повезло». — И, прости, она откровенная сука. Не ручная обезьянка, как другие, а продуманная. Нашла, чем тебя зацепить, своим «янетакая». Дай ей пинка под зад и не парься.

Тогда я дал пинка под зад ему, мы крепко поругались. Что бы не происходило, я не мог поверить, что вот это все — какая-то стратегия. А если так, то откровенно гнилая. Ну кто будет разыгрывать из себя бревно? Обычно же наоборот.

Так мы просуществовали бок о бок год, из которого секс у нас был раз шесть… Ну ладно, двадцать шесть. Но все происходило так, будто я какой-то урод и беру ее силой.

Это потом я понял, что она просто меня не любила. И поэтому не хотела. И действительно использовала.

Я, слепо ей доверяя (секс же ненавидит!) спокойно колесил по стране решая вопросы по бизнесу, а она в это время нашла себе другого. Вернее, как нашла — он и был, ее институтский приятель, с которым они якобы расстались до знакомства со мной. Не знаю, придумали они это вместе или это была только ее идея меня «доить» — копаться в этом всем было просто по-мужски стремно.

Нет, надо отдать ей должное: когда она уходила, она уходила чистенькой «в никуда и ни к кому», аппелируя заюзанным: «мы разные люди, Илья». Правда, положенную при разводе часть совместнонажитого забрала, копейку в копейку. А всего через месяц я узнаю, что моя бывшая фригидная жена уже делит трешку на Пресненской (которую я ей отписал при разводе) с этим лысым накаченным анаболиками мудаком. Не нужно быть семи пядей, чтобы сложить два и два.

Привет, меня зовут Илья Шторм, и это история о том, как лихо меня поимели.

А знаете, что самое в этом всем неприятное? Цепляющее мужскую самооценку, словно воспалившийся заусенец? Она беременна. От него. Они даже года вместе не прожили. Вон, живот на фото уже заметен.

Не то, чтобы я горел желанием в тридцать три обзавестись потомством, но я видел Ее нежелание иметь детей. Я думал, что в принципе не хочет, как вышло — просто не хотела от меня.

Ну не любила она меня! А я любил. Любовь, сука, реально сука.

Но самое интересное началось потом, после развода…

— Прислать приглашение на свадьбу бывшему — зашкаливающая форма наглости, — лениво тянет Дэн, счищая что-то ногтем с мягкой кожи своих остороносых «Стефани».

— Уверен, что это просто дань вежливости. Мы же как бы расстались «друзьями». В браке за ней реально ни одного косяка замечено не было — не подкопаться, — бросаю, отворачиваясь. Лучше в окно посмотрю. Сверкающие на солнце небоскребы, крыши люксовых тачек на открытой парковке внизу, красивые женщины в высотке напротив — модельное агенство, глаз радуется. Все у меня ярко, хорошо, с лоском, а на душе… тоскливо.

Нет, за год практически отпустило — ну, не вышло, бывает, даже молодых и успешных кидают. Правда, я думал, что где-то в параллельной вселенной. Ан нет. Вшивый фитнес-тренер обошел успешного бизнесмена.

До Ирины у меня было много женщин. Женщин разного телосложения, национальностей, цвета кожи и религии. С кем-то отношения длились ну… пару месяцев, с кем-то не доживали и до утра. Имена многих я забыл, но точно знаю, что все они помнят мое.

Здесь, в этом пропахшем деньгами городе порока мое имя довольно известно — Илья Романович Шторм, владелец сети салонов элитных немецких автомобилей. Ну, и так еще, по-мелочи…

Не стану размахивать шашкой, крича, что всего добился сам. Не совсем — бизнес достался мне «по наследству». Правда, получилось все как в классической мыльной опере: босоногий голодранец Илюша в пятнадцать лет теряет мать, попадает в детский дом, а потом внезапно узнает, что он внебрачный сын «того самого Романа Шторма, владельца заводов и пароходов». А дальше как в индийском кино: «Сын! Отец!» Скупая мужская слеза… И сын, как оказалось, единственный. Вернее… позже выяснилось, что у меня был брат, который, ведя неприлично разгульный образ жизни, обдолбался в хлам какой-то дрянью в Таиланде и, не дожив до двадцати пяти, отдал Богу душу. Прости, брат, которого я никогда не знал, но ты реально вовремя «того» — новоявленный папаша сконцентрировался на очередной «кровинушке». Забрал в свой особняк на Рублевке, пристроил в элитную школу, потом МГУ, а потом… внезапно умер.