— Чем тебя не устраивает моя квартира?

— Но я же у вас… тебя, временно!

Вот заладила! Ее никто не гонит, а она так и норовит куда-то убежать. Сворачиваю к бизнес-центру, посматривая изредка на жену через зеркало на лобовом: сидит, насупилась. Хорошенькая.

— Ну хочешь… я тебя к себе секретаршей возьму, — предлагаю, и тут же ловлю изумленный взгляд Дэна. — Аня в декрет со дня на день. Языком владеешь?

— Простите? — глаза округляются.

— Немецкий. У нас же немецкие автомобили, — продолжаю по-прежнему невозмутимо, хотя трудно оставаться серьезным, когда твой багровый от проглоченного смеха друг кашляет в кулак, вуалируя невежество. Даже трясется бедный, как ему весело. Хотя меня распирает тоже — она так покраснела после моего невинного вопроса. Я между прочим, реально «ничего такого» в виду не имел.

Как она вообще с мужиком жила, если чуть что — сразу смущается? Они сексом в полной темноте и только под одеялом занимались, что ли?

Высадив Дениса у бизнес-центра, еду домой. Не заставлять же свою курочку отираться в вагоне метро в столь пикантном наряде.

На светофоре кидаю взгляд через лобовое назад — на меня смотрит, а заметив, что я поймал ее с поличным, резко тушуется. Делает вид, что качество кожи салона волнует ее куда больше, чем мужчина за рулем.

А то, что смотрела она меня хоть и немного обиженно, но совершенно точно заинтересовано — это факт.

И это приятно.

Но главные «приятности», как оказалось, ждали меня дома.

— Вкусно. Реально вкусно, — уминаю пасту под каким-то не слишком аппетитного вида, но очень даже съедобным соусом. — Что это?

— Карбонара. Грибы, бекон, ничего особенного, — опускает взгляд в тарелку, но я вижу, что моя похвала ей приятна. Приготовила. Сама. Пока я решал кое-какие вопросы в кабинете, она организовала нам ужин.

Сколько я не ужинал дома? Сейчас и не вспомнить.

А, вспомнил — никогда.

— А это что? — накалываю на вилку что-то черное. — Оливки?

— А это… так… подгорело, — краснеет. — Не придирайтесь. Я спешила.

Демонстративно кладу в рот то, что подгорело, но на всякий случай глотаю, не жуя.

— А где ты продукты взяла? У меня же там мышь повесилась.

— Купила. Пока вы там работали, я быстро в магазин. Тут недалеко совсем, туда и обратно.

— Подожди-ка, — откладываю вилку. — Так дело не пойдет. Почему мне не сказала?

— Вы толкались бы с тележкой в «Шестерочке»? — хитро щурится.

— Ну… нет. Можно было бы заказать доставку. Или я просто оплатил бы это все. Могу себе позволить.

— Нет. Я и так живу тут на всем готовом. Пусть это будет мой небольшой вклад.

И снова-здорова.

То ли столица ее еще не испортила, то ли она, правда, сама по себе такая. Казалось бы, куда уж проще: дают — бери. Нет, мы гордые.

Это похвально, но то ли я стал слишком циничен, вращаясь в совсем другом мире, то ли просто потерял веру в бескорыстных женщин, но все это выглядит как-то… подозрительно, что ли.

Была у меня одна «мне чужого не надо» — и?

Под ложечкой неприятно засосало.

А действительно они чем-то похожи. Не внешне, нет, тут вообще полная противоположность, но эти манеры… Такая же принципиальная недотрога, ничего ей не надо. Только если Ирина сразу была ледышкой, то Ю… Ю другая.

Смотрю как она наматывает пасту на вилку, как отправляет ту в рот, тщательно слизывая с губ капли соуса. А потом замечает мой взгляд… и снова тушуется. Даже жевать перестает.

Красивая, молодая, принципиальная, немеркантильная.

Где, мать его, подвох?

Однажды я уже здорово обжегся. До сих пор, вон, фантомные боли.

— Кстати, я на твою жену в Инстаграм подписалась, — делится Ю, и жевать перестаю уже я.

— И нахрена? То есть, зачем?

— Ну… — пожимает плечом. — Посмотреть хотела, а у нее профиль закрыт. Она красивая.

Это я знаю. Ты тоже вот, красивая.

— А почему вы разошлись? — спрашивает без обиняков. — Ты ей изменял?

Ну здрасьте.

— А почему это сразу я ей?

— Не знаю. Мне кажется, тебе изменять как-то… Ну кто будет изменять тебе?

Ох, с огнем играешь, девочка. У мужчины две болевые точки — та, что ниже пояса и самооценка. По ним можно как здорово ударить, что сделала моя бывшая, так и поднять до небес, что сделала сейчас эта юная плутовка. И была бы она старше, я бы точно решил, что подмазывается, хочет лучше в моих глазах выглядеть, но Ю… она вообще на хищницу не похожа. Ну или третий вариант: павлиний хвост, который распушился после ее лести слишком сильно застит глаза.

Я мог бы поддержать имидж альфа-самца и не рассказывать ей, но почему-то хочется быть с ней честным.

— Она от меня ушла, быстро нашла другого. Мне кажется, я исповедовался тебе по-пьяни. Ну, перед тем как… — поднимаю руку «играя» пальцами.

А колечка-то нет. Снял.

— Ну то по-пьяни. Это же не считается, — улыбается. Подбирает кусочком хлеба с тарелки соус и отправляет в рот.

Хорошо сидим. Уютно. Свечи и шампанское — считай напророченный Дэном романтик.

И его голосом подсознание:.

«Тут и спальня недалеко. Не тупи! Подлей вина».

— А ты ее до сих пор любишь? — спрашивает она вдруг, и обманывать я по-прежнему не хочу.

— Я долго ее любил. А сейчас, знаешь, почти отпустило. Разошлись, бывает, — и раз пошла такая пляска: — А ты до сих пор любишь своего… э… Гену?

Чуть не сказал богомола.

Грустнеет. Прямо на глазах. И я уже жалею, что спросил. Не хочу видеть ее грустной.

— Да, любила, — решается. — И до этой злосчастной поездки и долго после. Но время оно действительно лечит. Целых полгода прошло все-таки…

— Но ты же едешь забирать его… — Господи, как бы помягче: труп? Тело? — Останки.

— Ладно, я вам признаюсь… — зачем-то понижает тон и даже чуть-чуть улыбается. — Я надеюсь, что тело Гены не найдут.

— Э… то есть?

— Я надеюсь найти его живым!

… и делится своей безумной идеей о сумасшедшем неизвестном в какой-то хренвыговоришь деревне на Эльбрусе.

И вот это чувство — когда завидуешь почившему чуваку. Его уже нет — что, блин, очевидно, — а она цепляется за соломинку.

Любил ли меня когда-нибудь кто-нибудь вот так? Искренне, безвозмездно, просто за то, что я есть.

Хрен там, друзья. Хрен там.

— Да жопа это какая-то, Илюх, говорю тебе. Походу она малость, — Дэн крутит пальцем у виска, — того. С прибабахом. Сгоняй на свадьбу к Ирке, чпокни ее по-быстрому…

— Ирку?

— Да какую Ирку! Юну! А потом развод, от греха подальше. А то помнишь, жила у нас на районе Томка-дурочка. Ну, та, которая в волосы ленты вплетала и голая носилась по двору.

— Которая Харе Кришна пела?

— Ага, — ржет.

Было дело. Помню. Это сейчас мы в сердце Москвы живем, а раньше на самой окраине в полуразвалившихся хрущевках. Каких только чудиков там не обитало. Томка-дурочка — это еще самое милое воспоминание из детства.

— Кстати, о чудиках. Вида́л? — берет со стола свой телефон и включает вкладку Ютуба.

Не без опаски беру дорогой гаджет в руки, а там…

— Твою мать!

…подозрительно похожий на меня мужик тащит к своей многомиллионной тачке плюшевую курицу. И все это сопровождается переделанным треком «Цыпленок пиу-пи-пиу».

— На видеорегистратор кто-то заснял, — и поймав мой хмурый взгляд, побежденно вскидывает руки ладонями вперед: — Клянусь, не я.

Уже две с половиной тысячи просмотров. Счастье, что номера машины и лиц толком не видно. Но сам факт!

— Говорю тебе — ну не то пальто, бро, — доверительно лечит дружок-пирожок. — Молодая она еще. Так, покутить, потрахаться. Не стоит ее так опекать и уж тем более прикипать. На работу ее к себе тащишь! Ты в своем уме, болезный? Вы потом разведетесь, а она будет у тебя перед глазами мелькать. А то и козни всякие мутить. Бабы они, сам знаешь какие мстительные. Бывшую свою вспомни. Кстати, — ох, не нравится мне это его «кстати», да еще с таким выражением лица, — ты прям по одному сценарию чешешь. Ирка твоя тоже секретаршей к тебе приходила наниматься. И тоже вся такая «я не такая». Правда, та с первого взгляда замороженная вобла, эта же малышка штучка горячая, хоть и явно неопытная.