Ожидание уже не было мучительным — оно стало просто невыносимым. Даже когда все было хорошо, Алексей не приезжал утром или в течение дня, а теперь даже думать о таком бессмысленно. И значит, впереди еще минимум двенадцать часов моих метаний, сомнений и размышлений. Возможно, что и гораздо больше, но хотелось сохранить толику оптимизма хотя бы в этом пункте.

Поразительно, но факт: так истово ожидая его прихода, снедаемая жаждой услышать обожаемый голос, звук, открывающийся двери, возвещающей о появление Алексея прошел мимо меня. Я не слышала дверного хлопка или щелчков замка. Вообще ничего. И в буквальном смысле этого слова подпрыгнула на стуле, когда совсем рядом с ухом, раздался его голос:

— Проветривать не пробовала? Дышать нечем.

В первый момент я даже не знала, что ответить, настолько сильной была радость от его появления. Хотелось вскочить и исполнить какой-нибудь дикий танец радости или просто обхватить его за шею руками и больше не отпускать. Не имело никакого значения, что Алексея не было более суток и с кем он провел это время я скорее всего никогда не узнаю. Важен был один единственный факт: он пришел. А его вопрос, тон и интонация голоса, прямо говорили — расставание, это последнее, о чем он думал. Возможно, не все было как обычно, но и не настолько ужасно, как рисовалось ночью. И наиболее важным мне казалось поддержать эту иллюзию, сделать вид, что как будто ничего и не было, а его столь долгое отсутствие — в порядке вещей.

— Как раз собиралась. Это такой новый способ бросить курить: вдыхать сигаретный дым в течение ночи, чтобы выработать отвращение. Как думаешь? Получится?

— И давно ты в «профессиональные, заядлые» курильщики перешла?

А я не удержалась… Надо было ответить еще одной шуткой, пусть и такой же дурацкой, чем говорить правду:

— Сегодня ночью.

Мне больше не хотелось смотреть на его лицо, видеть отблески и тени эмоций, которые он возможно переживает и захочет проявить. Говорить дальше стало страшно: мало ли спровоцирую ссору? И я внимательно, как никогда раньше осматривала кухню, изучая каждый предмет в отдельности. Вот пепельница, в которой окурков гораздо больше, чем в одной пачке сигарет. Чашки с остатками кофе, а некоторые и с дополнительным бонусом в виде табачно-пепельной приправы. Непонятные мне самой обертки, бесчисленное количество бумажек и высохшие следы от чего-то про литого на стол. Добавить несколько пустых бутылок, и картина будет отображать бурную гулянку, а не бессонную ночь в ожидании.

Миллионная за несколько минут мысль проскользнула в голове: вдруг его разочарует беспорядок на столе? И это станет той самой каплей, после которой люди порой расходятся? Захотелось взять в руки тряпку и, хотя бы вытереть стол. Ликвидировать все последствия моих посиделок и стать «хорошей». Как ребенок, который сначала проказничает, а потом просит прощения у мамы и делает корявую, но обычно очень милую открытку. Мне это конечно не поможет, но попробовать хотелось. И тем не менее, мои порывы и мысли были диаметрально далеки от его, что я поняла сразу же, стоило ему заговорить:

— Иди ко мне. Сейчас.

Не приказ, но и не просьба, а нечто совсем иное. В голосе слышалась и нежность, и требовательность, но более всего — желание. То, на которое невозможно было не откликнуться, ставшее в свое время для меня откровением. До этого мужчины, я по сути и не знала, что значит хотеть кого-то, сходить с ума по чужому телу или прикосновениям. И возможно именно поэтому я ощущала его жажду в той же степени, что и он. Никаких сомнений и чего-либо другого, все ушло, исчезло. Только он и я на обнаженном желание, для которого не может быть преграды. И подходя к нему, как он того и хотел, я понимала, что все забыто, больше нет прошлой ночи, моего ожидания и его отсутствия. Все вернулось на свои места, но при этом было как-то иначе, как будто все действия совершались с новым чувством, с моей и его стороны.

Первое касание, такое нежное, можно сказать мягкое — для моей головы. Но чем ниже спускались его рука, тем более твердыми, жесткими становились пальцы. Как будто костенели с каждой секундой, пока не остановились где-то в районе поясницы, более всего похожие на камень, который сдавливает тело и нет никаких шансов вырваться, даже желай я этого. Правда и попыток таких с моей стороны не было. Я сама в чем-то походила на тот самый кусок скалы, застыв и не двигаясь. Не от робости, а от желания в очередной раз получить удовольствие под его руководством. Иногда так бывало, что он требовал выполнения всех его указаний и это приносило какое-то совершенно особое наслаждение. Как приправа дает новые вкусы в блюдо, так и его указания, вкупе с моим подчинением, разнообразили восприятие и удовольствие.

— Смотри на меня и не отводи взгляда, чтобы я не делал. Просто смотри.

И я согласно киваю, подтверждая, что буду, сделаю как того хочет он. Не отведу взгляда даже на минуту, не закрою глаза, как бы мне того возможно не хотелось.

— Не касайся меня, но говори, что ощущаешь, каждый свой всплеск, эмоцию…все.

Такого он захотел в первый раз. Было похоже, что он предлагает мне полностью оголить свою душу, передать ему весь мой внутренний мир, в момент, когда будет управлять моим телом. Но я знала, что буду говорить, видела в этом больше интимности, чем в самом страстном, долгом сексе.

— Каждый раз, когда ты раздеваешь меня, я стесняюсь первые минуты. Боюсь тебе не понравится и этот страх особенно силен сейчас. — Он раздевал меня, а выполняла его требование. И говоря это, ждала его реакции, возможно какого-то ответа. Но он промолчал. Только отошел от меня на расстояние метра, оглядывая с ног до головы, теперь, когда я была полностью обнажена.

И сколько это будило во мне желания… до этого испытывая смущение, никогда не понимала, что всегда старалась скрыться от него. Не в прямом смысле конечно, но закрывалась максимально в первые минуты, а вот теперь… теперь поняла, как много теряла.

— Я привык к куклам, с идеальными телами. Накаченными в нужных местах, с округлостями в районе груди и бедер. Ничего лишнего, все как по одной мерке. Ты ведь не такая. Худощавая, с небольшой грудью, слегка мальчишеской фигурой. Короткие волосы и очень мало мишуры, внешнего блеска. Красавица конечно, но иная чем привычны мне. Но смотрю на тебя и хочу трахать до точек в глазах у нас двоих. Сжимать со всей силы, практически ломая кости, но, чтобы знала, что только моя, ощутила всю силу желания. Чтобы дрожала при одной только мысли об измене. Ты уверена, что хочешь меня, теперь, сейчас?

— Хочу…только тебя и хочу, с другими не знала желания.

Он обошел меня и встал сзади, все еще полностью одетый, но ткань не была помехой, чтобы ощутить насколько он разогрелся, каким твердым стал член, а руки горячими. Еще одно «первое» прикосновение, на этот раз к моей груди. Ласковое, без намека на жесткость, о которой только что говорил. Нежные прикосновения к коже, обводящие движения пальцами вокруг сосков, легкие, практически неощутимые. Настолько, что хотелось завопить — мне нужно сильнее. И он же сам этого хотел?

— Сильнее… ты как дразнишь…

— Ты понимаешь, что если будет сильнее, то до боли? Как я и сказал?

— Да… но хочу именно этого, — я замолчала, не зная, стоит ли говорить, но при этом подсознательно чувствовала, что от моих слов или молчания зависит очень многое, — мне нужно понять, насколько сильно я тебе нужна. Просто необходимо.

— Не пожалей о своем решение. Но говори.

Больше никакой нежности не было. Мне действительно верилось в иные моменты, что он меня сломает, просто разорвет на части в своем обладание. От того с какой силой он развернул меня к себе, нападая на губы, кусая за язык и губы. Сдавливая тело пальцами, которые опять стали каменными, твердыми. Я не понимала раньше, что мне может нравится грубость, в самом примитивном ее проявление. Но теперь…я говорила, когда мой рот был свободен.

— Мне кажется, что… что раньше ты сдерживался… — в момент, когда он кусал мои бедра с внутренней стороны, причиняя острою боль, но при этом пальцами проникал внутрь моего тела, с такой же силой, с какой сжимал зубы. И не было понятно, что на первом месте: удовольствие или боль — все смешивалось воедино.