Мсье де Морган осторожно передал Рамсеса в мои руки. Я тут же выронила любимое чадо и принялась отряхиваться.

– Где вы его нашли?

– Посреди пустыни. Когда я спросил, куда это он направляется, мсье Рамсес ответил, что решил нанести мне визит. C'est un enfant formidable![9]Истинный сын моего дорогого коллеги – яблочко от яблони недалеко падает, n'est-ce pas?[10]

Эмерсон подоспел как раз вовремя, чтобы услышать последний комплимент. Взгляд, который он обратил на мсье де Моргана, мог бы испепелить более чувствительного человека, но француз лишь улыбнулся и подкрутил усы. После чего обрушил на Эмерсона целый водопад похвал уму, смелости и превосходному французскому нашего чада.

– Гм... да-да... конечно... – бормотал Эмерсон. – Рамсес, какого черта... то есть нельзя с такой беспечностью отправляться куда глаза глядят и... и теряться!

– Я не терялся, – возразил Рамсес. – Я все время точно знал свое местоположение. Надо признаться, я недооценил расстояние до Дахшура. Папа, мне нужна лошадь. Вот такая.

Мсье де Морган расхохотался:

– Малыш, с таким конем, как Мазепа, справиться не так-то легко. – Он похлопал жеребца по роскошной гриве. – Но конь – это замечательно, ты совершенно прав!

– Я просила бы вас не потакать моему сыну в его вздорных требованиях, мсье. – Я обратила на путешественника суровый взгляд. – Рамсес, где Селим?

– Он был со мной. Но мсье де Морган не позволил ему сесть на лошадь вместе с нами.

Француз снова принялся петь дифирамбы Рамсесу. Думаю, прежде всего потому, что видел, сколь сильно его похвалы раздражают Эмерсона.

– В конце концов, что с мальчуганом могло случиться? Ему только и требовалось, что держаться границы пахотной земли. Небольшая лошадь, мадам... профессор... может быть, пони. Малыш может посещать наш лагерь в любое время. Я не сомневаюсь, что у нас есть более интересные... более интересные объекты.

Эмерсон сбоку от меня сдавленно булькнул, и я испуганно оглянулась. Неужели сейчас произойдет смертоубийство? Но нет, мой импульсивный супруг сдержался, только сухо спросил:

– Вы уже нашли погребальную камеру?

– Мы только приступили к поискам, – надменно ответил мсье де Морган. – Но поскольку погребальная камера обычно расположена строго под центром основания пирамиды, ее обнаружение – лишь вопрос времени.

– Впрочем, это не имеет значения, – проворчал Эмерсон. – Эту пирамиду, как и все остальные, давным-давно ограбили, так что вы впустую потратите время.

– Кто знает, mon cher? У меня такое чувство... вот здесь, – мсье де Морган приложил ладонь к сердцу, – что в этом сезоне нам предстоит открыть что-то очень важное. А вы... вам что-нибудь уже удалось найти?

– Как и вы, мы только начали, – сказала я, опередив Эмерсона. – Не зайдете ли в дом, мсье, выпить с нами чашку чаю?

Мсье де Морган отклонил приглашение, объяснив, что его ждут к обеду.

– Вы же знаете, Дахшур популярен у туристов. Там сейчас находится графиня Вестморленд, и я сегодня у нее обедаю.

Эта глупая похвальба не могла задеть Эмерсона: титулы его не впечатляли, а званые обеды он считал смертной мукой. Но остальные шпильки француза угодили в цель. Он пожелал нам удачи, сказал, что мы можем в любое время приезжать к нему, и повторил свое приглашение Рамсесу.

– Я буду рад научить тебя основам археологии. Тебя ведь это интересует, n'est-ce pas, mon petit?[11]

Рамсес благоговейно взглянул на статного наездника:

– Спасибо, мсье, с большим удовольствием. Поклонившись мне и насмешливо улыбнувшись Эмерсону, мсье де Морган эффектно развернул коня и умчался прочь. Совсем не туда, куда ему было нужно. И я не могла не согласиться с Эмерсоном, когда он пробормотал:

– Ох уж эти французы! На все готовы, лишь бы покрасоваться.

Рамсес все-таки добился своего. Нам и впрямь стоило обзавестись собственным средством передвижения, так как раскопки занимали довольно солидный участок. И наше хозяйство пополнилось несколькими ослами. Для них неподалеку от монастырских руин соорудили навес. Первым делом животных следовало вымыть. Задача была не из легких, поскольку воду приходилось таскать из деревни, а ослы почему-то не горели желанием мыться.

Надо отдать должное Рамсесу: он вовсю старался быть полезным, однако скорее мешал, чем помогал, поскольку то и дело что-нибудь опрокидывал, выливая на себя воды больше, чем на ослов, и едва не лишился пальца, когда замыслил почистить одному из ослов зубы. Как только животные приняли божеский вид, Рамсес потребовал одного себе.

– Конечно, мой мальчик, – ответил его наивный папаша.

– Куда это ты собрался? – спросила его более подозрительная мамаша.

– В Дахшур, навестить мсье де Моргана, – как ни в чем не бывало ответствовал Рамсес.

У Эмерсона вытянулось лицо. Его глубоко уязвляло то, что Рамсес восхищается щеголеватым французом.

– Я предпочел бы, чтобы ты не ездил к мсье де Моргану, Рамсес. Во всяком случае, в одиночку. Папа как-нибудь возьмет тебя с собой.

Удивительно, но спорить Рамсес не стал. Он умоляюще заглянул встревоженному родителю в лицо:

– Папа, можно мне тогда заниматься своими собственными ласкопками? Совсем маленькими ласкопками, папочка?

Не могу выразить словами те мрачные подозрения, которые шевельнулись в моей душе от столь вопиющего коварства. Миновало уже несколько месяцев, как Рамсес перестал картавить. Разумеется, временами он продолжал нахально шепелявить, но от картавости благополучно избавился. И вот теперь... Эмерсон был очарован дефектом речи своего отпрыска. По моему глубокому убеждению, и картавость, и шепелявость – следствие безобразного сюсюкания, которым мой супруг ублажал себя в пору младенчества Рамсеса. Но выразить свои опасения я не успела. Эмерсон расцвел в блаженной улыбке:

– Мальчик мой, конечно, можно. Какая замечательная мысль! Ты получишь прекрасный опыт.

– А можно мне взять в помощники двух лаботников, папа?

– Я сам собирался тебе предложить, Рамсес.

И папаша с сыночком удалились прочь, рука об руку. Я же осталась гадать, что на сей раз задумал Рамсес. Но даже мое знаменитое воображение не смогло дать ответ.

Кладбище действительно относилось к римской эпохе. Что тут еще скажешь? Мы нашли выдолбленные в стене гробницы, большую часть коих ограбили еще в древности. В качестве вознаграждения за труды нам досталась коллекция хлама, на который даже грабители не позарились: дешевые глиняные кувшины, обломки деревянных ящиков и несколько бусин. Эмерсон производил опись со зловещим спокойствием, а я угрюмо относила находки в хранилище. В нетронутых гробницах обнаружились гробы, частью деревянные, частью картонные (что-то вроде папье-маше), покрытые толстым слоем лака. Мы открыли три таких гроба, но Эмерсон был вынужден отказать Рамсесу в просьбе размотать мумии, поскольку для этого занятия у нас не имелось инструментов. У двух мумий головы были прикрыты дощечками с портретами. Такие портреты, выполненные разноцветным воском, в римскую эпоху заменяли посмертные маски и зачастую выходили из-под руки настоящего художника. Правда, наши находки иначе как убогими назвать нельзя. К тому же дощечки пострадали от сырости.

Я покрыла портреты свежим слоем воска, чтобы сохранить цвета, затем спрятала в коробку, переложив ватой. Там уже покоилась дощечка, которую Эмерсон похитил из лавки Абделя. Наши находки не шли ни в какое сравнение с этим шедевром. На портрете было изображено женское лицо. Чудесная золотая повязка обвивала лоб, серьги были выписаны с восхитительной скрупулезностью. Большие темные глаза и выразительные губы выполнены почти в современной реалистической манере...