— Я думала, что он станет нашим спасителем, — прерывисто сказала Александра. — Я так ошибалась!

— Боже праведный! — выдохнула Оливия.

— Отец, тебе нужно обналичить этот чек, — с усилием произнесла Александра и закрыла лицо руками. Ни разу в своей жизни она еще не была столь оскорблена, унижена, опозорена… Сестры никогда не будут восхищаться ею снова — да и с какой стати они должны это делать? В конце концов, она — лишь ничтожная шлюха.

Кори повернулась и выбежала из комнаты. Оглушительно хлопнув дверью, она помчалась из дома прочь, куда глаза глядят.

Сгорая от стыда, Александра осмелилась поднять взгляд. Оливия все еще стояла на месте, объятая ужасом. «Почему? Как ты могла решиться на такое?» — безмолвно кричали ее глаза.

— Мне так жаль… — в бессилии прошептала Александра.

Отец обернулся к ней и резко бросил:

— Ты все еще видишься с ним?

Собравшись с последними силами, она отрицательно покачала головой.

— Значит, он использовал тебя, а потом вышвырнул? — жестоко спросил Эджмонт.

О боже, ситуация становилась все хуже и хуже!

— Нет, все произошло совсем не так… Это была ошибка — для нас обоих, — сказала Александра, осознавая, как же это смешно — защищать Клервуда теперь.

Повисла напряженная тишина. Оливия обошла вокруг стола и уселась рядом с ней, взяв за руку. Как же Александра была ей благодарна за этот жест поддержки!

Затянувшийся болезненный момент миновал.

— Теперь то ты точно выйдешь замуж за Денни, — постановил Эджмонт и решительно взглянул на старшую дочь. — У тебя может быть ребенок. Я скажу сквайру, что ты приняла его ухаживания.

Дрожь пронзила тело Александры. Она старалась не думать о том, что могла забеременеть, но сейчас не осмеливалась спорить с отцом.

Эджмонт направился к выходу из кухни, но на полпути остановился:

— Ты выйдешь замуж в течение месяца.

Самым разумным в сложившейся ситуации было немедленно скрыться в своей комнате. Александра закрыла дверь, тяжело дыша, из последних сил сдерживая рвущиеся из груди рыдания. Перед ней предстали увядшие красные розы.

Теперь она потеряла все. Абсолютно все: доброе имя, гордость, честь, чувство собственного достоинства и уважение своей семьи. Терять больше было нечего — за исключением свободы.

Александра крепко обхватила себя руками, думая о добром сквайре и жестоком герцоге. Потом импульсивно схватила розы и принялась с яростью запихивать их в маленькую корзину для бумаг, стоявшую у комода. В это мгновение она услышала, как открылась дверь, и, оглянувшись, заметила скользнувшую в комнату Оливию.

— С тобой все в порядке? — спросила сестра, закрывая за собой дверь.

— Нет, не в порядке. — Александра заталкивала розы в корзину, безжалостно ломая их. Острые шипы вонзались в ладони.

Оливия тепло приобняла ее:

— Я понимаю.

Александра отпрянула от сестры:

— Неужели ты понимаешь? Потому что я сама не могу себя понять.

— Он невероятно обольстителен — и ты, как всегда, не могла думать ни о чем другом, кроме как принести себя в жертву ради нас, — пристально взглянула на нее Оливия.

— Он просто невероятно обольстителен, — прошептала Александра, и ее сердце вдруг отозвалось такой острой, нестерпимой болью, словно разлетелось на мелкие осколки. Слезы опять подступили к глазам. — Я действительно думала, что он добрый.

— А он оказался презренным ничтожеством, способным так жестоко воспользоваться тобой, — прошептала Оливия. — Я его ненавижу.

Александра пошатнулась и рухнула на стул, не в силах устоять на ногах, слезы хлынули из ее глаз. До этого момента она еще с трудом, но держала себя в руках, однако теперь эта задача была уже непосильной. Клервуд отверг ее, и это причиняло нестерпимую боль. Но еще больше ранили его несправедливые упреки.

— Я тоскую по Оуэну, Оливия, — призналась Александра.

Ошеломленная, Оливия уселась рядом и крепко обняла ее.

— Конечно, ты тоскуешь по нему. Оуэн был твоей настоящей любовью. — Сестра вдруг откинулась назад и внимательно посмотрела на нее. — Но я хорошо тебя знаю, Александра. И понимаю, что ты не сделала бы того, на что в итоге пошла, только ради нас. Ты любишь его, Клервуда?

— Не знаю… может быть. Но как я могу любить его? Он так жесток!

И Александра разразилась горькими рыданиями. Оливия снова обняла ее.

Прошло довольно много времени, а Александра все оплакивала разбитое сердце и разрушенные мечты — мечты, которые она едва ли смела осознавать. Но образ герцога по прежнему неотступно был с нею — как, впрочем, и всегда, — и он не был полон ненависти и жестокости. Стивен казался нежным, добрым. Ах, как же поздно Александра поняла, что полюбила его!

Когда все слезы были выплаканы, когда внутри остались лишь трепещущее от горя сердце и разбитая душа, она выскользнула из объятий сестры.

— Прости, мне очень жаль. Ты ведь знаешь, что я никогда не плачу.

— Что ты! — возразила Оливия, и ее лицо вдруг исказилось от страха. Стараясь говорить как можно спокойнее, она спросила: — Ты могла забеременеть?

Александра закрыла глаза. С одной стороны, она была бы счастлива стать матерью. С другой, герцог решил бы, что это лишь часть ее коварного замысла, ловушки, в которую она хочет его заманить, заставив жениться. Именно поэтому Александре пришлось бы позаботиться о том, чтобы Клервуд никогда не узнал об их сыне или дочери — и в этом, несомненно, очень помог бы брак со сквайром. Александра растерянно взглянула на сестру.

— Вряд ли, — наконец промолвила она, быстро высчитав «опасные» дни. Теперь Александра не сомневалась, что избежала нежелательной беременности.

— Пожалуйста, откажи Денни, — сказала Оливия.

Александра в изумлении посмотрела на нее:

— Как я могу? Теперь? Отец просто уничтожен, да ты и сама видела, в каком он состоянии! Этот брак, который так мне отвратителен, станет моей карой.

Теперь и Оливия едва сдерживала слезы.

— И как мы дошли до этой ужасной ситуации?..

— Это — полностью моя ошибка, — ответила Александра, — хотя я всегда хотела лишь одного: позаботиться о вас с Кори.

На сей раз средняя сестра горько плакала, а старшая сжимала ее в объятиях.

Александра знала, что не может прятаться в своей ком нате вечно. Поэтому она спустилась на кухню, приготовив ужин, как обычно. Блюда стояли в печи, чтобы не остыть, пока три сестры ждали отца, который должен был вернуться из Фокс Хилл. Александра была уверена, что Эджмонт приедет в компании сквайра, который наверняка будет пребывать в замечательном, праздничном настроении. Она даже сервировала еще одно место за столом.

Александру подташнивало, но она не роптала: если плохое самочувствие и слабость — часть ее наказания, так тому и быть.

Кори поставила в центре стола вазу с сухоцветами. С тех пор как младшая сестра стала свидетельницей ужасного объяснения Александры с отцом, она не сказала ни слова. Лицо Кори было пепельно бледным и мрачным, она старательно избегала встречаться взглядом с родными, особенно с Александрой. Та хорошо знала свою юную сестру идеалистку и понимала, что Кори никак не может отойти от потрясения, которое испытала, когда узнала о продолжении любовной связи Александры с Клервудом. Что ж, Кори чувствовала себя преданной, и старшая сестра не могла винить ее в этом.

До них наконец то донесся скрип открывающейся двери, но, судя по звуку шагов в передней, отец пришел один.

Александра взглянула на Оливию и попросила:

— Не могла бы ты погасить огонь в печи?

Потом, вытерев руки о фартук и сняв его, поспешила в коридор встречать отца.

Подчеркнуто не глядя на дочь, Эджмонт сразу прошел в кабинет, где тут же припал к огромному стакану неразбавленного джина. Александра застыла в дверном проеме, сзади замерла в ожидании Оливия. Старшая сестра не знала, что и думать, к тому же она была просто выпотрошена эмоционально, чтобы делать какие либо выводы.