* * *
Тюльпан не сразу нашел женщину с шарманкой. Он шел до вольно долго в ту сторону, откуда, как ему казалось, доносились заунывные звуки одной и той же песенки, но создавалось впечатление, что расстояние до неё не изменялось и в конце концов он понял, что гонится за шарманкой и женщиной, толкающей её по улицам, непрестанно вращая ручку. Делала она это бессознательно, украшая музыкой мрачные декорации происшедшего катаклизма, и возможно, удивляясь, почему ей не перепадают мелкие монеты от армии теней, встречавщейся на пути. Обнаружил он её только на берегу бухты.
Она остановилась в нескольких метрах от воды и присела на песок, перестав вращать ручку. Теперь он видел её более отчетливо благодаря белому песку и отражавшимся в воде огням французского флота.
Она не выказала никакого страха, когда Фанфан неожиданно появился рядом, и слова, которые она произнесла, заставили его усомниться, что она действительно находится в полубезумном состоянии.
- О! Вот наконец и компания, - сказала она весело. - Я начала уже чувствовать себя ужасно одинокой в этом проклятом городе. Мне посоветовали разместить свой цирк поближе к отступающей армии, что я и сделала в надежде найти побольше посетителей. Это было нелегко сделать, так как город был осажден! Однако подумайте, сколько зрителей! На крепостных стенах зрители! В траншеях - зрители! В подвалах - зрители! Я считала, что красные мундиры в два счета сметут всех этих осаждающих и дела снова пойдут на лад. Однако, как бы не так!
- Да, мадам, - сказал Тюльпан, присаживаясь возле нее. - Как бы не так! Что случилось с вашим цирком?
- У меня осталось только это, - сказала она, показывая на шарманку. Мой маленький цирк сгорел! Два моих фургона разбиты вдребезги! Ах! Они не смогли увернуться от французских бомб! А мой конь! ... О, бедный Дикки... На нем я демонстрировала вольтижировку... он был убит обломком стены!
- Да...Вы сказали мне об этом, вы были вся в слезах... тогда же вы сказали мне о гибели мадам Диккенс... - Он не смог закончить фразу.
- О! Так это вы? - удивилась она. - То-то мне показалось, что я вас где-то видела...
Говоря это, она поднялась и стала раздеваться.
- Не возражаете? Я хочу помыться. Я думаю, прошло дней восемь с того времени, когда я мылась последний раз. Для полноты счастья у меня остался небольшой кусочек мыла. Не хотите воспользоваться? ...
- Только после вас, мадам, - сказал он, - только после вас.
Она нырнула, исчезла в черной воде, вновь появилась на поверхности, фыркнула и, стоя в воде, так что виден был только её торс, начала энергично намыливаться. Немного погодя, когда он разглядел её обнаженную в свете отдаленных бортовых фонарей, то с удивлением увидел, что у неё тело совершенно юной женщины. До этого мысль о её возрасте даже не приходила ему в голову.
- В самом деле, - вновь заговорила она, плещась в воде, - я оплакивала моего бедного Дикки, но я плакала и от ярости... А вода чудесная, вы должны обязательно ко мне присоединиться... И вы знаете, почему я плакала от ярости? Потому что они смотались из города, не предупредив меня, бросив со всем барахлом на руках.
- Кто, мадам? - спросил он, удивленный этой болтовней, которая немного отвлекала его от собственного горя, и тем совершенно не плаксивым, ироническим и живым тоном, которым она рассказывала о своих несчастьях.
- Моя труппа! - воскликнула она. - Вы послушайте меня, здесь есть над чем посмеяться! (И она залилась смехом, таким же юным, как и её тело). Один акробат, в своем единственном трико, клоун в своем шутовском наряде и гимнаст в красных рейтузах, вы видели его на афише! Эти три паршивца сели на лошадей и сбежали из Йорктауна!
- У них не было другой одежды? - спросил Тюльпан, уже улыбаясь.
- Нет! Мы как раз собирались начать представление, хотя что в цирке было всего двое зрителей, когда в повозку этих мерзавцев попала бомба! Когда мы прибежали, все их вещи были в огне - тем хуже для них, подлецов. Полчаса спустя, воспользовавшись тем, что я отправилась поискать какой-нибудь еды, они исчезли, словно их ветром сдуло.
- Не говорите мне, что то же самое случилось и с кассой, - почти смеясь сказал Тюльпан.
- Черт возьми, неужели вы думаете, что я натирала свою задницу в этом проклятом городе не для того, чтобы заработать немного денег? Будьте уверены, они исчезли вместе с кассой, - сказала она, выходя из воды и протянула ему кусочек мыла, который он машинально взял, не собираясь, однако, в свою очередь идти мыться. Замолчав, девушка вытиралась своей рубашкой. Тюльпан отвел глаза; он разглядывал корабли, с которых доносились крики и песни, не решаясь взглянуть на неясную и юную наготу.
- Они поют, - медленно произнес он. - Я тоже должен петь, не так ли?
- Вот как? - сказала она. - А я приняла вас за одного из этих английских зомби, бродящих по городу.
- Я французский зомби, - ответил он. - Это и моя победа, мадам, но это последняя победа. Эта историческая победа погубила женщину, которую я любил с тех пор, как...Боже мой, кажется что прошли века с тех пор как я понял, что значит любить.
Воцарилось долгое молчание, лишь из бухты доносились звуки французских песен, прежде чем он добавил:
- Летиция Диккенс...
- Святые небеса! - воскликнула девушка. (И затем после нового молчания:) - И я, бедная идиотка, расписала вам это ужасное событие. Умоляю вас, простите меня!
- Это не вы погубили её, а артиллеристы, - сказал он, поднимаясь. Это мы! Это я!
Говоря так, он направился к морю, и девушка с беспокойством в голосе спросила, почему он отдал ей обратно её кусочек мыла.
- Потому что я пришел сюда не для того, чтобы мыться, - сказал Тюльпан, который начал снимать свою форму... - но для того, чтобы покончить со всем. Перед тем как я погружусь в Вечность, вы, которая знали её в последние дни, с кем она любила болтать, расскажите мне о ней, чтобы было у меня ещё мгновение счастья. А потом я распрощаюсь с вами навсегда, к моему большому сожалению.
- Фанфан Тюльпан... Это вы?
- Да. Она говорила вам обо мне?
- Без конца. Она искала смерти, так как думала, что вы были расстреляны во Франции. Это было не похоже на нее, признаваться в таких вещах; но её может извинить отчаяние.
- Да, - сказал он с горькой улыбкой. - И меня тоже.
- Бог вам судья. И вашему отчаянию. И вашему самоубийству, - сказала она таким суровым тоном, что Тюльпан обернулся. И тогда, именно в этот момент, раздался оглушительный грохот, неожиданно охвативший все небо над бухтой. Море, холмы, военные корабли и развалины Йорктауна озарились.
Огненные искры прорезали воздух и раздался свист, треск и грохот, но это не Господь выражал свой гнев, это был великолепный фейерверк, который устроили французы в честь своей победы. Пляж, на котором находился Тюльпан и девушка, внезапно осветился ярко как днем, и тут он её узнал.
Ненси Бруф! Это была Ненси Бруф, ласковая и расторопная санитарка из Филадельфии, это при ней он он угодил в навозную яму, это с ней у него была безумная любовь и это её он покинул, облачившись в наряд квакера, снятый с огородного пугала!
- Ненси! - простонал он. И она немедленно оказалась в его объятиях, обнаженная, окрашенная искрами огня, и покрыв его лицо поцелуями, воскликнула:
- О, я так надеялась увидеть тебя ещё раз, Ральф Донадье! Ведь ты так назвался мне? Я так тебя ждала, так тебя ждала! Ведь ты сказал: "Я вернусь, Ненси." Но в конце концов я подумала: "Он никогда не вернется." И вот ты здесь, но теперь это не тот Ральф, которого я нашла, - добавила она, заплакав. - Теперь это Фанфан Тюльпан...и он хочет умереть из-за любви к другой.
Она перевела дыхание прежде чем добавить:
- Прости меня...Это выглядит неприлично и мелочно, то, что я хочу сказать..., но (и она только вздохнула) ... но не слишком ли жестокий это удар - найти тебя и тут же узнать, что я тебя теряю?
Тихо плача, она прижалась щекой к груди Тюльпана. Они нежно обнялись и стояли, как две белые статуи, - во время вспышек бушующего огня, как две черные статуи - в промежутках между залпами, здесь на этом американском пляже, где эхо праздничной канонады аккомпанировало их горю.