Швабра!

Скотт опять бросился бежать, дрожа всем телом на холодном ветру. Ему следовало бы надеть свой теплый халат. Но времени на переодевание нет. К тому же тот халат, возможно, еще не высох. Наперсток. Интересно, перевернул великан его своими чудовищными ножищами или нет? А что, если он его расплющил в лепешку?

— Ну и что? — зарычал Скотт. — Я все равно выберусь отсюда.

Он резко остановился перед шваброй, стоявшей у холодильника.

Густая щетка швабры была покрыта паутиной. Скотт точно знал, что ее оставила не черная вдова, но паутина напомнила ему о брошенной возле водогрея булавке. Стоит ли вернуться и попробовать взять ее?

Он отбросил и эту мысль. Это тоже уже не важно. Он не намерен оставаться здесь. И только на этой мысли можно позволить себе сосредоточиться.

«Я выберусь отсюда, вот и все! Я выберусь!»

Скотт схватил руками одну из щетинок, толщиной с добрую дубинку, и потянул ее изо всех сил на себя. Та не поддалась. Потянул еще раз, но с тем же успехом. Он схватил другую щетинку и резко ее дернул. Безрезультатно. Раздраженно выругавшись, он схватил руками еще одну щетинку и потянул... потом еще одну... и еще. Но успеха так и не добился.

И все-таки Скотт потянул еще один волосок — изо всех сил, упираясь ногами в щетку, забыв про все на свете. Волосок вытянулся настолько легко, что Скотт от неожиданности отлетел назад и упал спиной на цементный пол. Больно ударившись, он пронзительно вскрикнул. И тут же быстро откатился в сторону, чтобы увернуться от падавшего прямо ему на голову волоска.

Морщась от боли в спине, Скотт с усилием поднялся на ноги. Присев, крепко схватил руками волосок и медленно поволок его к ступеньке, где и положил перпендикулярно ее стене. Тяжело дыша, он стоял, положив руки на бедра. Солнечный свет, лившийся над головой, был похож на раскрученную из рулона светящуюся материю, настолько плотную, что Скотту казалось: он мог перебежать по ней из погреба во двор.

Скотт закрыл глаза и сделал несколько быстрых глотков холодного мартовского воздуха. Затем побежал к дальнему концу волоса, приподнял его, прислонил к шершавой поверхности цементной стены и принялся поддергивать на себя нижний конец так, что угол наклона волоска становился все более острым. А великан не услышит, как он здесь царапает по стене? Нет, конечно, не услышит. Громадные уши не способны уловить такой слабый звук.

Когда угол наклона волоска составил приблизительно семьдесят градусов, Скотт уронил болевшие от перенапряжения руки и устало опустил голову, жадно хватая ртом воздух. Хотя цементная ступенька и была холодной, он прислонился к ней, не замечая этого. В глазах от изнеможения зарябило, и погреб медленно поплыл, растворяясь в пелене. Масляный обогреватель затих. В гулкой тишине доСкотта долетал стук инструментов великана.

Когда сознание вернулось и в руках улеглась дрожь, Скотт взглянул на волосок — и тяжелый вздох разочарования вырвался из его груди. Волосок был не таким уж длинным, как представлялось; более того, он фактически оказался даже еще короче из-за того, что средняя часть его под собственной тяжестью провисала вниз. Даже если Скотт доползет до верхнего конца волоска, от края ступеньки его еще будут отделять добрые восемь-десять футов. Восемь-десять футов совершенно гладкой отвесной цементной стены.

Дрожащей рукой он провел по волосам и вновь мысленно обратился к неведомым злым силам: «Вам не удастся сломить меня!» Изрезанное морщинами и складками лицо застыло в напряженной маске. Он все равно будет подниматься здесь, вот и все, а страхи и сомнения — прочь!

Скотт осмотрелся. У стены рядом со штабелем бревен высилась гора из камней, листьев и щепок. Давным-давно, еще в той жизни, которая представлялась ему теперь больше воображаемой, чем реальной, он в порыве столь несвойственной ему аккуратности смел их в одну кучу.

Скотт побежал к этой куче мусора. Она возвышалась над ним огромным скопищем валунов и гигантских бревен, некоторые из которых были величиной с дом. Мог ли он надеяться на то, что ему удастся оттащить к подножию ступеньки хотя бы несколько камней или бревен, чтобы, подняв на них волосок, покрыть пять из восьми-десяти футов? Оставшиеся три или пять футов он попробует преодолеть, подпрыгнув вверх, как однажды уже сделал, карабкаясь на крышку стола.

«Но ты же чуть не сорвался тогда вниз, — напомнил он сам себе. — И если бы не та ручка от жестянки из-под краски...»

Но Скотт отклонил это предостережение. В этот момент оно не могло быть убедительным доводом против восхождения. Ведь вся его жизнь, до последнего движения и вздоха, с того самого момента, как он свалился в этот треклятый погреб, была исполнена надежды на то, что он выберется отсюда именно по этим ступенькам. В начале заточения он раз сто забирался и спускался по ним, но всякий раз на его пути к свободе оказывалась закрытая дверь. И когда Скотт вспомнил, с какой легкостью ему удавалось преодолеть подъем прежде, ему стало не по себе. Как ужасно, жестоко, что сейчас, когда дверь наконец открылась, ступеньки превратились для него из невысоких стен в почти неприступные скалы.

Первый камень оказался настолько тяжелым, что его не удалось даже сдвинуть с места. Высматривая камни поменьше, Скотт двинулся по склону горы, то и дело спотыкаясь о торчащие края камней и выступающие бревна. Его беспокойный взгляд перебегал от одного углубления между камнями к другому. «Что, если в одном из углублений-проходов прячется паук?» С тяжело бьющимся сердцем Скотт шел дальше по изломанному склону, пока наконец не нашел плоский камень, который ему удалось сдвинуть.

Мучительно медленно протащив свою находку по полу, он плотно придвинул ее к ступеньке. Выпрямившись, отступил назад. Камень был чуть выше его коленок. Значит, нужен еще один.

Вернувшись к горе мусора, Скотт продолжил поиски. Наконец ему удалось найти еще один камень, похожий на первый, и в придачу еще кусочек коры. Уложенные друг на дружку камни и кора поднимут его примерно на нужную высоту. И более того, в кусочке коры Скотт обнаружил небольшую канавку, в которой можно будет закрепить конец волоска.

Ворча от удовольствия, Скотт подвинул не очень-то легкий второй камень к ступеньке. Затем, стиснув зубы, напрягся до дрожи в теле и взгромоздил его на первый. В спине что-то хрустнуло. Выпрямившись, Скотт почувствовал острую боль в мышцах. «Ты разваливаешься на части, Кэри», — сказал он себе. Странно, но это его даже развеселило.

Он заметил, что второй камень немножко шатается — пришлось всунуть кусочки картонки в щели между камнями. Покончив с этим, Скотт забрался на камни и попрыгал на них. Ну вот, теперь маленькая приступка готова.

Он беспокойно взглянул на великана, который все еще ковырялся в водогрее. Сколько еще осталось времени? Скотт соскочил вниз и, застонав от боли в спине, медленно вернулся к горе. Больное горло, поврежденная спина, трясущиеся руки. Что дальше? Порыв холодного ветра заставил его чихнуть. А дальше? Воспаление легких? Все это было, пожалуй, даже забавно.

С обрывком коры проблем было намного меньше. Тонкий край обрывка Скотт положил себе на плечо и, пригнувшись, поволок кору за собой по полу. Похолодало. В голову вдруг ударила мысль: а что он станет делать, выбравшись из погреба? Если на улице действительно очень холодно, можно ведь замерзнуть и умереть. Скотт прогнал эту мысль.

Без особого труда он поднял кору на камни и стал осматривать ее.

Кора и волосок теперь находились рядом, и Скотт увидел, что канавка в коре была слишком узкой для волоска. Он недовольно хмыкнул: «Вот бегаешь, суетишься...» Скотт опять бросил тревожный взгляд на великана. Но откуда ему знать, сколько еще осталось времени? Что, если, едва он заберется на вторую ступеньку, великан закончит работу и выйдет? Если Скотта не раздавят чудовищные тапки, он просто-напросто застрянет на этой высокой ступеньке в непроглядной темноте и не сможет спуститься. Но долго думать об этом он не собирался. Случится так — и ему просто придет конец. Он выберется из погреба теперь или... Не может быть никаких «или». Он не допустит никаких «или».