А делал он это так: закинув крюк на низкую, отлого поднимающуюся к сиденью полку, он залез на нее и пошел по ней, перелезая при помощи крюка через встречавшиеся перекладины, — это было нетрудно. И единственным препятствием на его пути был короткий, но сложный, почти вертикальный, участок: от полки до сиденья. И вот он здесь.

Что ж, ничего не поделаешь, и теперь, прежде чем подняться выше, ему придется чуть-чуть спуститься. Скотт направился вниз по склону сиденья к спинке кресла. И хотя расстояния между перекладинами здесь были шире, чем на полке, особой трудности не будет.

Скотт подошел к первому проему и, раскрутив нитку, бросил крюк через него. Нитка тяжело упала, и крюк, зазвенев, вонзился в дерево.

Грохот масляного обогревателя застал Скотта врасплох. Он вздрогнул от неожиданности и скривил губы. Зажав как можно плотнее уши руками, он замер с закрытыми глазами, сотрясаемый грохочущими волнами звука.

Когда обогреватель наконец выключился, Скотт стоял, обмякнув, бездумно глядя вперед. Но быстро пришел в себя, помотал головой и, разбежавшись, прыгнул через пустоту на следующую перекладину. Вопреки ожиданиям, сделать это оказалось не так-то просто. Скотт едва допрыгнул до перекладины и тут же, почувствовав сильнейшую боль в ноге, со стоном присел. Лицо его исказилось.

— Боже мой! — пробормотал Скотт. — Нет, лучше так не делать.

Через минуту он поднялся и, ковыляя, направился к следующему проему, волоча за собой нитку. Забросив нитку на очередную перекладину, Скотт осторожно снял булавку-копье, чтобы, перекинув его, прыгать без лишнего веса. «Надо постараться приземлиться на здоровую ногу», — подумал он.

Брошенное копье просвистело через проем и воткнулось в оранжевую древесину, но тяжелая головка булавки, по инерции пролетев дальше, вывернула ее острие. И Скотт увидел, как драгоценное оружие катится по склону перекладины.

«Оно сейчас свалится!»

Сломя голову Скотт разбежался и прыгнул... И конечно, основная тяжесть опять пришлась на поврежденную ногу. Лицо его сморщилось от боли, но он не остановился: булавка-копье, набирая скорость, катилась к следующему проему. Теряя сандалии, Скотт бросился за ней, не обратив внимания на то, что в босую ступню впилась заноза. Он летел, стараясь догнать булавку. Не раздумывая, нырнул за ней, когда она уже переваливалась через край перекладины. Колено взорвалось болью. Скотт едва не сорвался вниз, а булавка уже падала. Соскальзывая острием вниз, она вонзилась в другую перекладину. Ее головка застыла перед растянувшимся Скоттом. Хватая ртом воздух, он вытащил ее, воткнул в дерево рядом с собой, как в песок, и, поджав ногу и стиснув от боли зубы, вытащил из огрубевшей желтой кожи ступни большую, как щепка, занозу. Из ранки выступила кровь. Скотт со злостью выдавил несколько капель. «Я не буду бояться, я никогда больше не буду бояться, — твердил он себе. — Решено».

Он хотел растереть колено, но, охнув, отдернул руку. Оказалось, что она была разодрана при падении. Скотт тяжело вздохнул и вдруг почувствовал, что теплые струйки воды бегут по его груди, по складкам живота.

Губка! Упав, он сдавил ее.

«Ерунда, — закрыв глаза, подумал Скотт. — Все нормально».

Оторванной от края халата тряпицей он забинтовал руку. «Ну вот, теперь лучше. — Скотт удовлетворенно кивнул и, кусая губы от боли, решительно растер колено. — Вот так-то лучше, много лучше».

Осторожно, прихрамывая, Скотт подошел к сандалии, надел ее и завязал еще несколько узлов, чтобы она больше не сваливалась. Потом вернулся к нитке, лежащей кольцами, и отнес ее к краю перекладины. На этот раз он привязал копье к ней: теперь, когда он бросит копье, оно уже не покатится вниз. И к тому же не надо будет специально перебрасывать нитку.

Все вышло, как он задумал. Он перепрыгнул вслед за копьем, приземлился на здоровую ногу и подтянул крюк за нитку. Да, так гораздо лучше. Всего и надо-то было — чуть-чуть подумать. И таким образом Скотт перебрался через все сиденье к спинке.

Присев отдохнуть, он посмотрел на ее почти отвесную стену и увидел торчащие высоко над собой крокетные воротца: «Они тоже могут пригодиться».

Отдышавшись, Скотт выдавил в рот несколько капель воды из губки и встал, готовясь к следующему этапу восхождения — к подлокотнику верхнего кресла.

Задача несложная. Спинка из трех широких досок скрепляется тремя перекладинами. Надо забросить крюк на первую, подняться по нитке, забросить на вторую, потом на третью...

Скотт начал забрасывать крюк. Четвертая попытка оказалась удачной, и, закинув копье на спину, он полез.

Час спустя, уже на верхней перекладине, Скотт обнаружил, что крюк почти разогнулся, и все-таки забросил его на подлокотник кресла, поставленного вверх ногами. Забравшись вверх по нитке, он почти заполз на него. «Боже, как я устал», — думал он, перекатываясь от края и тяжело дыша.

Скотт взглянул на проделанный путь и вспомнил, что когда-то все это пространство могло полностью закрыть его, Скотта, а сам он с легкостью переносил кресло с места на место. Скотт перевернулся вверх лицом. Усталость, по крайней мере, прогоняет мысли — о пауке, о прошлом, о тысяче других бесполезных вещей.

Скотт поднялся на дрожащих ногах и огляделся. Вероятно, он какое-то время проспал... Провалился в сон, как в черную бездну. Закинув копье на спину и подняв крюк, двинулся по длинной оранжевой плоскости подлокотника, волоча за собой извивающуюся, как ленивая змея, нитку.

Да, кстати о пауке. Странно, но с самого утра Скотт не видел знаков его присутствия, тогда как обычно мерзкая тварь день и ночь крутилась где-то рядом.

Может, он сдох?

Чувство ликования на миг охватило Скотта: может, паук каким-то образом был убит? Однако восторг быстро улетучился: Скотт не мог поверить, что эта тварь мертва. Нет, паук бессмертен, ибо это не просто паук: это неизведанный страх мира, превратившийся в извивающийся, шевелящий ядовитыми челюстями кошмар; это ужасное, черное, как ночь, создание вселяло в Скотта неуверенность, беспокойство, страх.

Прежде чем продолжить восхождение, надо было позаботиться о булавке. Ему не нравилось, как она разгибалась под его весом. А что, если она в конце концов не выдержит?

«Этого не случится, — сказал себе Скотт и, засунув острие крюка в щель между подлокотником и ножкой, загнул его. — Вот так».

Забросив крюк и зацепив его за крокетные воротца, Скотт подергал нитку, испытывая прочность крепления и, раскачиваясь на ней, полез вверх. Через две минуты он уже прижимался к гладкой металлической поверхности воротец.

Понадобилось много времени, чтобы проползти по их холодной изогнутой перекладине. Ко всему прочему он вынужден был тащить на себе нитку, крюк и копье. А перебросить их было нельзя: слишком большое расстояние.

Снова и снова Скотт съезжал под тонкую перекладину и висел вниз головой. Его сердце бешено стучало. И каждый раз все труднее становилось подниматься и заползать на перекладину. Наконец, уже у самого ее окончания, съехав в очередной раз, он пополз, так и вися вниз головой, отчаянно подталкивая тело руками и ногами. Нитка отчаянно раскачивалась.

К тому моменту, когда он добрался до полки верхнего кресла, мышцы уже начинало сводить от усталости. Скотт, задыхаясь от напряжения, заполз на полку и лег, опустив голову на дерево, шершавая поверхность которого раздражала и без того израненный лоб. Но у него не было сил пошевелиться. Ноги свисали над семисотфутовой пропастью.

Через двадцать минут он все же затащил себя наверх и заглянул за край. Под ним простирался мир погреба. Далеко внизу красный шланг опять показался неподвижно спящей, разинувшей пасть змеей, подушечка — усыпанной цветами лужайкой. Скотт увидел напоминавшую колодец дырку в полу, куда однажды, в первые дни своего пребывания здесь, чуть не свалился, а позднее чуть не прыгнул, услышав журчание воды. Теперь дырка казалась лишь маленькой черной точкой. Крышка коробки, под которой он спал, напоминала размытый серый квадрат.