— Через сто лет, Роуз. Это случится только через сто лет, — попытался он меня успокоить. — Осталась бы ты человеком — ты бы столько даже не прожила. Состарилась бы, умерла от болезней. А что потом, Роззи? Полное небытие уже лет через шестьдесят в лучшем случае. Разве это лучше?

— Не знаю, — я зябко поежилась. — Я, наверное, очень приземленная девушка. Мне всегда очень простых вещей хотелось. Мужа, которым я могла бы гордиться. Детей. Достаток в доме…

— В моем доме ты никогда и ни в чем не будешь нуждаться.

— Потому что с каждым днем мне будет нужно все меньше? — усмехнулась невесело. — Это не совсем то же самое… А еще я всегда хотела, чтоб мой муж был только моим. Чтоб я была его единственной женой, а не очередной… даже не женой — временной любовницей, до тех пор, пока не выйдет мой срок, и в моих покоях не поселится новая жертва, выдернутая, как и я, из привычного ей мира.

— Да ты ненасытна, моя маленькая Роззи, — он лишь улыбнулся. — Ста лет моей любви тебе мало, ты хочешь вечность.

— Я согласна и на шестьдесят. Лишь бы только знать, чувствовать, что это действительно любовь. Что за твоими улыбками, масками, превращениями есть что-то настоящее, незыблемое. Что все это не игра ради приза из Черного замка…

— Тебя пугает видимая изменчивость? Я уже говорил — не смотри глазами, — он остановился и обнял меня, притянув к своей широкой груди. — Закрывай глазки, Роззи, вот так… Постарайся не думать, просто чувствовать… Тебе ведь тепло со мной? Спокойно? Тебе уютно, когда я тебя обнимаю?

— Сладкая смерть, — прошептала, не открывая глаз и не размыкая объятий. — Вот что ты такое, Лис: сладкая смерть…

— Что-то ты совсем у меня расклеилась, — он нежно поцеловал меня в лобик и отпустил. — Идем, познакомлю с девочками. Самые юные в это время обычно кружат вокруг бассейна.

Мой сыттар подхватил меня на руки и понес — еще по коридорам, но уже оторвавшись от земли и не перебирая ногами. Свернул в арку, вылетел в сад, перелетел кусты, стриженные, будто изгородь. И опустился на широкой зеленой лужайке, в центре которой действительно был бассейн.

Вода плескалась и пенилась, воздух полнился голосами и смехом, сильфы резвились. Трое или четверо были в воде, еще несколько — на берегу: кто сидел на краю бассейна, покачивая ножкой, кто кружил над водою в воздухе. А в самом центре бассейна стоял сыттар с волосами сине-зелеными, словно вода, из одежды на котором я смогла разглядеть лишь плотную повязку на глазах. Разводя в стороны руки, он пытался поймать хоть одну из кружащих вокруг прелестниц. Тоже, кстати, не слишком сильно одетых. Временами ему это удавалось, но красавица тут же растворялась туманом, чтобы со смехом возникнуть уже в отдалении, оставив в руках сыттара лишь какую-то часть своих одежд: кто поясок, кто венок, кто ленту, кто бюстик — у кого что осталось. Сыттар невозмутимо откидывал добытый предмет на бортик бассейна, где возвышалась уже значительная кучка добытых им трофеев, и вновь приступал к охоте на веселящихся бесстыдниц.

— Привет, красавицы! — привлек их внимание Лис, дав мне какое-то время полюбоваться действом. — И тебе, красавец, хорошего дня!

— А у меня он уже хороший, — воспользовавшись тем, что все отвлеклись на Лиса, сыттар в бассейне резко метнулся в сторону и поймал зазевавшуюся сильфу. Судя по ее смеху, она не слишком сильно расстроилась. И совсем не смутилась, когда его ладони накрыли ее обнаженную грудь прямо на глазах у всех присутствующих. Присутствующих, впрочем, тоже ничего не смущало. — Смотрю, ты привел нам новую подружку? Присоединяйся, малышка, с нами весело! — словно в подтверждение его слов пойманная им девица взвизгнула и со смехом исчезла, оставив в его руках собственные волосы — ничего более на ней попросту не было.

— Нечестно! — тут же возмутился сыттар.

— А это был парик, — заявила прелестница, появляясь в воздухе в двух шагах от него, по-прежнему с волосами — но уже не черными, а рыжими.

— Парик, парик, — согласно захихикали остальные. — Ты должен ловить еще!

— Ведь жульничаете же! — покачал головой сыттар, снимая повязку и прожигая меня провалами своих бездонных глаз.

— Мы? Никогда! — сильфы вновь весело расхохотались, и даже сомнений не осталось — жульничают. Всегда. И сыттара это устраивает.

— Знакомься, Роззи, мой брат Редириан, любимец сильф и русалок, — Лис, наконец-то нас познакомил.

— Очень приятно, — вежливо кивнула зеленоволосому. — А здесь есть и русалки? — заинтересованно обернулась к Лису.

— Увы, нет, — делано печально вздохнул мой господин и повелитель. — Но если б были — обязательно бы влюбились.

По лужайке вновь прокатился заливистый смех. Редириан бросил в братца свою мокрую повязку. Тот поймал, покрутил в руках.

— Что, предлагаешь мне занять твое место?

— Да, да, Герлистэн! — тут же обрадовались сильфы. — Поиграй с нами, поиграй!

— Не-не-не, этак ты у меня всю их любовь отнимешь! — немедленно воспротивился Редириан. — И вообще, тебя еще братец Касавьен с отчетом ждет. А ждать он, ты же знаешь, не любит… Иди-иди, а я уж за девушкой пригляжу, — тут он выбрался из бассейна нам навстречу, заставив меня жутко покраснеть — одежды на нем действительно не оказалось совсем. — О, прошу прощения, моя нимфа, нравы здесь вольные, а гости из внешнего мира бывают так редко, — выхватив из рук Лиса свою тряпку, он небрежно повязал ее вокруг бедер. — Так лучше?

— Немного, — руку Лиса я отпускать не спешила. — И насколько вольные нравы? Я что… я обязана с каждым твоим братом тут так… резвиться? — попробовала выяснить у своего недомужа.

— Ну откуда обязанности, Роуз, это просто отдых, — мягко улыбнулся мне Герлистэн. — А одежды — в мире воздуха это так несущественно. Здесь даже тела порой несущественны, ты же видишь. Так что это скорее игра в телесность, чем телесные игры. Хочешь — играй, не хочешь — лети куда-то еще…

— Играй, — зазвенело вокруг. — Играй, играй, играй! — сильфы (тоже уже прикрывшиеся видимостью одежд) окружили нас, настаивая на более близком знакомстве.

— В самом деле, Роззи, не стоит так сразу пугаться. Останься с девочками, пообщаетесь, — поддержал их Лис. — А братца я заберу. Ему тоже не помешает послушать то, что я собираюсь сказать Касавьену. Не целыми ж днями хвост в бассейне отращивать.

И они ушли, бросив меня среди сильф, а я несколько оторопело смотрела им вслед, отмечая, как фигура Редириана на ходу обрастает приличествующей сыттару длиннополой многослойной одеждой, и даже валик вокруг головы появляется.

— Марго.

— Диана.

— Ребекка.

— Адель.

— Мари…

Они кружили вокруг — любопытные и веселые, развевая ветром мои одежды, норовя прикоснуться, погладить, засыпая вопросами. Кто я, откуда, о моей семье, о людях, которых я знала и не знала, о местах, в которых была и в которых никогда не бывала… Как-то незаметно одежды на мне осталось немного и они все же увлекли меня в бассейн. Правда, теперь, когда мужчины ушли, я не слишком-то сильно сопротивлялась. Это было нескромно, но в целом весьма приятно.

Я, разумеется, тоже спрашивала. О том, на что хватало фантазии. Сильф Лиса среди них не было. Самой старшей из присутствующих было где-то за восемьдесят (считать годы она давно перестала). Жизнью своей они были вполне довольны (правда, старшая уже не помнила, где и как жила до того, как попала в долину). О прошлом не слишком скучали (хотя — скучали ведь, иначе откуда вопросы). О сыттарах говорили немного. Я узнала, что Ридириан — веселый, Ландалиан — строгий, Касавьен — серьезный, Герлистэн — насмешливый. С последним спорить было бы трудно, так что пришлось и остальное принять на веру.

Вообще, вопросы им задавать было сложно. Вот веселиться, дурачиться — это да. Они легко и естественно приняли меня в свой круг и вели себя так, будто всю жизнь меня знали. А вот нить беседы… возникало чувство, что они просто не могут долго удерживать внимание на чем-то одном, оно порхало у них, словно бабочка, от предмета к предмету. Для них было естественно задать вопрос и потерять интерес к ответу. Видимо, это усиливалось с возрастом, но я пока не очень разобралась, кто здесь кого старше, их было слишком много, они мелькали — кто-то неожиданно покидал нас, растворяясь в воздухе или уносясь куда-то ввысь, кто-то столь же неожиданно появлялся и включался в веселье. Не здороваясь, не прощаясь, они кружили по долине, легкомысленные и беззаботные, словно дети. Будто став сильфами они не только перестали взрослеть, но действительно откатились назад, в некое подобие счастливого детства, правда, судя по тому, что я видела — обильно сдобренного эротикой.