Оставив свечу на камине, Девил придвинул к изголовью кровати тумбочку и разместил на ней канделябр — так, чтобы свет падал на одеяло. Онория испуганно заморгала, осознав, что лежит полуголая при ярком свете. Когда Девил поставил второй канделябр с другой стороны кровати, она нахмурилась.

— Разве такими вещами занимаются не ночью? Я имею в виду — в темноте?

— Ты кое-что забыла, — сказал Девил, заглянув ей в глаза.

Что именно? Онория не знала, да и не хотела знать. Ее взгляд блуждал по его широкой груди, омытой теплым светом свечей. Он остановился у изножья кровати, сел и принялся стягивать сапоги, повернувшись к Онории спиной. Это было зрелище, достойное ее внимания. Царапины уже затянулись. Она протянула руку и дотронулась до свежего шрама. Девил вздрогнул. Онория усмехнулась и провела кончиками пальцев по его спине. Он вскочил, бросив на нее сердитый взгляд, и начал стягивать брюки. Она не отрываясь смотрела на него… Вид сзади был ничуть не хуже, чем спереди.

Освободившись от одежды, Девил рухнул на кровать. Он знал, что сейчас должно произойти, Онория — нет. С приглушенным торжествующим визгом она ринулась на него, скользя по гладким простыням, и легла сверху. Их ноги переплелись, волосы Онории щекотали его обнаженную грудь.

Девил ожидал испуга, колебаний: все-таки она впервые дотрагивалась до голого мужчины. Онория и в самом деле испытала страх — это было видно по выражению ее лица — и сомневалась тоже, но все это длилось не более секунды.

В следующее мгновение их губы соприкоснулись и слились в поцелуе, который разрушил все преграды. Руки Онории жадно ласкали его грудь. Девил с не меньшей страстью впился в ее рот и почувствовал, как в его тело вонзились острые ноготки. Он прижался к ней крепче, словно стремясь утишить ноющую боль своего пульсирующего мужского естества. Возбужденная и страстная, она извивалась в его объятиях.

Есть женщины, похожие на кошек, обладающие некоей неуловимой обольстительностью. Дерзкая Онория была не из их породы. Она вела себя требовательно, даже агрессивно, разбивая в пух и прах те оковы, которые Девил наложил на свою страсть. Она сознательно возбуждала его, дразнила его демонов, а вместе с ними — и желание завоевать ее, сделать своей собственностью. Сущее безумие, учитывая, что Онория еще девственница!

Прерывисто дыша, он отстранился.

— Ради Бога, не спеши!

Онория, упоенно ласкавшая его плоский сосок, даже не подняла глаз.

— Мне двадцать четыре года. Я потратила впустую столько времени.

Тело ее снова дернулось. Девил стиснул зубы.

— Тебе двадцать четыре — пора бы уже знать некоторые вещи. По крайней мере надо позаботиться о том, чтобы ты , осталась целой и невредимой.

Одержимая желанием вступить в новую жизнь, Онория даже не подозревает, какую боль он может ей причинить, насколько он сильнее и больше.

А она хотела научиться всему поскорее. Ее руки обследовали живот Девила, и страсть вспыхнула в нем с таким неистовством, что он понял: Онория этого не выдержит. Он схватил ее за плечи, но… тут-то пальчики Онории обхватили главный предмет его мужской гордости.

Испытав настоящий шок, Девил с трудом цеплялся за остатки самоконтроля. Он замер; Онория тоже словно окаменела.

Потом она посмотрела ему в лицо: оно было мрачным как туча, глаза плотно закрыты. Воодушевленная только что сделанным открытием, она снова осторожно сжала пальцы. Как этот кусок плоти — такой твердый, с набухшими жилами — может казаться нежным и шелковистым на ощупь?..

Девил застонал и накрыл ее руку своей ладонью. Он не пытался помешать, наоборот, заставил сжать пальцы покрепче. Онория охотно исполнила этот безмолвный приказ. Он пришелся ей по вкусу больше, чем просьба не спешить.

Девил позволил ласкать себя до тех пор, пока не почувствовал, что находится на грани взрыва. После этого он отвел ее руку в сторону. Онория сопротивлялась, и это извивающееся, горячее, нежное тело теперь доставляло ему нестерпимую боль.

Выругавшись, он схватил ее за руки, подмял под себя и начал целовать, все глубже вдавливая в пышную перину. У Онории не осталось ни сил, ни дыхания, чтобы бороться с ним.

Теперь они лежали спокойно, и в это самое мгновение она открылась ему. Ее широко расставленные ноги напомнили Девилу мягкую колыбель, в которой он нежился ребенком. Ему оставалось только сорвать с нее шелковую рубашку — последнюю преграду, разделяющую их, а потом пронзить насквозь нежное женское естество и овладеть ею.

Как просто!

Сжав зубы, он приподнял Онорию, слегка отодвинулся от нее и сел на колени посредине кровати.

— Иди сюда.

Онория смотрела на него широко раскрытыми глазами, потом ее взгляд упал вниз… Девил прочел в нем древний как мир вопрос.

У нее закружилась голова, но не только оттого, что дыхание было слишком прерывистым. Она медленно опустила ресницы, через мгновение они снова взметнулись вверх. Девил, сидевший на кровати, дерзко выставив напоказ свое мужское достоинство, был похож на языческого бога. Мягкий свет свечей, казалось, покрывал позолотой его грудь, спину и… все остальное. Онория судорожно вздохнула; стук сердца отдавался в ушах. Она оперлась на локоть, высвободила ноги, запутавшиеся в складках ночной рубашки, и села на корточки — лицом к лицу с Девилом.

Он взял ее за руки, притянул поближе и пристроил к себе на колени.

— Если ты скажешь сейчас, что мы должны подождать, я закричу.

Лицо Девила казалось высеченным из гранита.

— Ты закричишь в любом случае.

Онория нахмурилась, но на губах Девила промелькнула усмешка.

— С удовольствием, — сказала она, так и не поняв, о чем идет речь.

— Поцелуй меня, — взмолился Девил, крепко прижав ее к себе.

Ему не пришлось просить дважды. Онория порывисто обвила руками его шею, и их губы слились.

Обняв ее за талию, Девил провел пальцами по плоскому животу, по груди… Разгоряченные округлости уже набухли и затвердели. Он сжал пальцы — и услышал стон. Онория откинула голову, ее изогнутая шея была щедрым подарком, и Девил не стал от него отказываться. Он осыпал жаркими поцелуями пульсирующую жилку. Онория качнулась вперед, и ее грудь вдавилась в ладонь Девила.

Он отодвинулся, пригнул голову и лизнул тугой розовый сосок. Онория замерла, почувствовав, как шелк, прикрывающий грудь, становится влажным. Прерывисто дыша, она таяла от блаженства.

Девил уже не помнил, когда в последний раз имел дело с девственницей. С Онорией будет особенно трудно. Выросшая в холе и неге, она была вполне способна повести себя необычно в самых неподходящих обстоятельствах. Он не питал никаких иллюзий: ближайшие полчаса ему придется нелегко. И в первый раз за всю свою долгую практику молил Бога, чтобы у него хватило сил справиться с Онорией и со своей страстью.

А пока Девил продолжал терзать крохотный бутон… Вцепившись в его плечи, Онория слегка раскачивалась. Ее кости превратились в теплый мед; только руки и губы Девила не давали ей упасть. Его горячий влажный рот передвинулся от одной груди к другой. Повинуясь дразнящим движениям языка, они набухали все сильнее. Онории тоже хотелось расточать ему свои ласки, но она не решалась сделать это.

Девил куснул сосок, и ее пронзило острое наслаждение, похожее на боль. Онория глухо вскрикнула. Его губы успокоили воспаленную плоть, вобрав ее в себя. Желание росло, накатывало на Онорию волна за волной, бушевало, разрывало ее изнутри. Издав долгий томительный стон, она качнулась вперед — прямо навстречу его поцелую.

Девил словно приковал ее к себе. Его горячие ладони блуждали по телу Онории: спина, бока, живот, длинные ноги, ягодицы — он не упустил ничего. Под его прикосновениями кожа розовела и становилась влажной, капельки пота выступали на ней, точно роса.

Девил приподнял край ночной рубашки, и Онория задрожала, сказав последнее прости своей девственности. Из-под отяжелевших ресниц она видела, как Девил мнет тонкий шелк. Она подняла руки вверх, борясь с новым приступом головокружения. И вот ночная рубашка медленно опустилась на пол, на мгновение закрыв свет от канделябра. Онория следила за ее полетом, чувствуя, как прохладный воздух обвевает кожу.