Яркое светило взорвалось, выплеснув на них лавину огненной первобытной энергии. У Онории замерло сердце, она ослепла и оглохла. Остались одни ощущения. Онория чувствовала, что Девил рядом, что она принадлежит ему, а он — ей, что теперь они связаны навек той вспышкой небесного огня и ничто не властно это изменить.

Но огонь угас, и они вернулись на землю, к ее простым удовольствиям: к шелковым простыням и мягким подушкам, к сонному шепоту и поцелуям, объятиям и улыбкам.

Когда последняя свеча догорела, Девил пошевелился. Еще не проснувшись, он вспомнил, что под ним лежит женщина и спит, утомленная ночью любви. Слегка отстранившись от Онории, он посмотрел на нее, и страсть пробудилась с новой силой.

Лицо Онории порозовело, распухшие губки были чуть-чуть приоткрыты, обнаженные груди приподнимались и опускались. Он праздновал свой триумф. Онория вряд ли одобрила бы эту наглую, самодовольную улыбку. К счастью, она ничего не видела. Перекатившись на бок и стараясь не будить спящую, он хотел лечь рядом, но Онория яростно вцепилась в него и шепотом высказала свои требования. У него не хватило сил ослушаться ее. Она жаждала близости и готова была примириться с тяжестью его тела. Такое обоснование пришлось ему по душе.

Эта ночь была изумительной. Великолепной. Необычной — даже для него.

Девил улегся на живот, чувствуя под боком теплое тело Онории. Пережитое ими блаженство делало его счастливым. Он любил и был любим! И все же восторг счастья сменился мрачными размышлениями. Девил почти сразу заметил в Онории скрытую чувственность и пылкость — редкие качества для женщины ее типа. Теперь выяснилось, что он прав. Значит, эти качества надо лелеять и взращивать, под его руководством они расцветут пышным цветом. Он будет долго пожинать сладкие плоды самоконтроля, заботы и опытности, а потом желание угаснет и Онория станет его рабой.

Повернув голову, Девил принялся изучать ее лицо. Откинул локон, упавший на щеку. Она засопела и прижалась к нему, положив руку на широкую спину.

Девил замер. В нем пробудилось какое-то незнакомое чувство. Он вдруг ощутил себя до смешного слабым. Уязвимым. Нахмурившись, Девил попытался разобраться, в чем дело, но это странное чувство исчезло. Вернее, не исчезло, а ускользнуло обратно, в самую глубину души, где и рождаются подобные эмоции.

Придя в себя, он нежно и очень осторожно обнял Онорию за талию. Она вздохнула во сне и уткнулась носом в его плечо. Он закрыл глаза. На его губах появилась нежная улыбка.

Проснувшись утром, Девил обнаружил, что лежит в постели один. Моргая, он уставился на пустое место рядом в полном недоумении. Потом зажмурился, откинул голову на подушки и застонал.

Черт бы побрал эту женщину! Неужели она не знает?.. Очевидно, нет. Что ж, он обучит ее этикету, который подобает выполнять женам. Она не имеет права вставать с кровати раньше мужа. И еще не известно, будет ли хватать ей сил, чтобы подняться. Так должно быть. Так будет. Отныне и до самой смерти.

А сегодня ему предстоит совершить длинную поездку.

Одна удача следует за другой. Вернувшись домой поздно ночью, Девил еще долго думал о событиях дня. Он одержал сразу несколько побед. Только одна важная задача до сих пор не выполнена, но и здесь намечается некоторый прогресс.

Взяв свечу, Девил вошел в библиотеку и сразу направился к письменному столу. Письмо лежало на самом виду. Он сломал простую печать, внимательно прочел послание и приложения к нему и улыбнулся. Хиткоут Монтэгью, его служащий, как всегда, прислал добрые вести.

Девил вытащил две расписки, которые сегодня вечером извлек из кармана виконта Брамли, и бросил их на пресс-папье. Потом взял ключик, висевший на цепочке от часов, открыл средний ящик стола, извлек оттуда целую пачку расписок (двенадцать штук) с подписью Брамли и присоединил к ним те шесть, которые предусмотрительный Монтэгью выкупил у других кредиторов виконта. Те были только рады, что обещания Брамли превратились в звонкую монету.

Девил быстро просмотрел кипу расписок, подсчитал общую сумму и сравнил с тем, что Монтэгью докладывал ему о состоянии дел виконта. Вывод напрашивался сам собой. Брамли оказался в трясине долгов и вскоре без всяких усилий угодит в тюрьму. Туда ему и дорога.

С удовлетворенной улыбкой Девил сунул письмо и расписки обратно в ящик, запер его и покинул библиотеку. Он собирался подняться наверх, чтобы отпраздновать еще одну одержанную им победу.

В доме стояла мертвая тишина. Девил быстро подошел к своей комнате. Предвкушение чувственных наслаждений уже вонзило в него свои острые шпоры. Возбужденный, он вошел в спальню и сразу же посмотрел на кровать… А через мгновение изо всех сил ударил кулаком по дубовой панели и выругался. Онории там не было.

Девил стоял как вкопанный, тяжело дыша и не сводя глаз с нетронутых покрывал. Он старался разогнать туман разочарования и горечи, а также избавиться от неприятной ноющей боли в груди. Ему надо подумать. Еще раз.

Подойдя к комоду, он поставил на него подсвечник и мрачно взглянул на кровать. Его тело напряглось. Знакомое ощущение. Девил снова выругался. Закрыв глаза, он произнес всего одно, очень подходящее в данной ситуации слово и снял сюртук. Переодевание заняло меньше минуты. Облачившись в халат, он нерешительно посмотрел на свои босые ноги и затянул потуже пояс — неплохо бы остудить кипящую кровь.

Девил быстро шагал по темным коридорам. С размышлениями было покончено. Он целый вечер фантазировал, представляя, как Онория ждет его в постели. Почему ее там не оказалось, он не желал знать. Тут нечего обсуждать и не о чем спорить. Но неужели эта неженка, эта аристократка, только вчера расставшаяся с девственностью, думает, что одного раза достаточно? Что он доживет до свадебной ночи, не наслаждаясь ее телом и ее страстью?

Прищурившись, Девил взглянул на портреты предков, висевшие в галерее, и свернул налево, в коридор, который вел к спальне Онории. И тут они столкнулись. Онория едва не упала, но он подхватил ее и прижал к себе. При первом же прикосновении его пронзила мучительная судорога. Онория вскрикнула. Он остановился и начал целовать ее.

Она мгновенно обвила шею Девила руками и раскрыла губки. Ее груди так соблазнительно касались его тела, что он обхватил уже набухшую округлость, отыскивая маленький твердый сосок.

Вздохнув, Онория приникла к нему. От такой покорности у Девила закружилась голова. Ее пальчики легко касались его груди, играли с завитками жестких волос. Они были опьянены страстью.

Едва сдержав стон, Девил приподнял Онорию так, чтобы ее бедра соприкасались с его восставшим мужским естеством, уже терзаемым болью. Он слегка покачивал ее, его язык двигался в том же ритме. Это было слишком сильным искушением. Когда Онория попыталась развязать пояс на халате, в его мозгу зазвонил колокольчик тревоги.

Девил шатался, едва держась на ногах, он уже почти не владел собой. Она убьет его! Дверь в спальню матери совсем рядом.

Будь Онория поопытнее, он все равно довел бы дело до конца: усадил бы на столик и погрузил в нее свой меч. А сознание того, что надо хранить полное молчание, воспламенило бы их еще больше. Допустим, она подчинится ему сейчас, но удержаться от крика не сможет. Прошлой ночью Онория вскрикивала несколько раз и он сладостно впивал эти звуки. Он хотел услышать их вновь. Сегодня. Сейчас. Но не здесь.

Прервав поцелуй, Девил взял ее на руки.

— Что?..

— Тс-с, — прошипел он.

Его халат распахнулся. Если Онория дотронется до него обнаженного, один Бог знает, чем это кончится. Девил быстро прошел по коридору и открыл дверь в гостиную Онории. Там он опустил ее на пол и дал волю рукам.

Девилу страстно хотелось вновь обладать этим телом. Его дерзкие ласки были только для того, чтобы побыстрее возбудить Онорию. Ее желание должно стать невыносимым — как и его собственное. Игра, сопровождавшаяся прерывистыми вздохами, быстро разожгла в них пожар чувственности.