— Я хочу!.. — в отчаянии воскликнула Онория, уклоняясь от поцелуев Девила.

— Не здесь. — Он остановил ее. — В спальне.

И снова завладел ее губами. Игра продолжалась, и ни у кого не хватало сил прервать ее.

Объятая пламенем, Онория уже готова была закричать. Если Девил не возьмет ее сейчас же, она упадет в обморок или сойдет с ума. Она схватила его за руку и потащила в спальню.

Повернувшись к нему, развязала поясок на своем полупрозрачном пеньюаре и стряхнула его с плеч. Тонкая ткань упала к ее ногам. Она была неотразима в сиянии лунного света. Протянув руки, она ждала. Девил запер дверь, но подошел к Онории не сразу. Его взгляд, горячий, точно солнечный луч, обжег ее тело, все еще облаченное в шелковую ночную рубашку.

Девил ухватился за холодную металлическую ручку двери, как утопающий хватается за соломинку. Он пытался убедить себя, что надо проявить сдержанность, что она только один раз спала с мужчиной и внутри у нее, видимо, все болит. Ей нужно время, чтобы привыкнуть. Эти мысли вихрем проносились в его сознании — вернее, в той крошечной части мозга, которая еще функционировала. Пульсирующая боль внизу живота и безумное желание овладеть Онорией затмевали все.

Ее ночная рубашка очаровательна, особенно из-за разрезов на бедрах. Стоит Онории пошевелиться, и на мучительно короткое мгновение можно увидеть ее красивые длинные ноги. А когда она стоит спокойно, разрезы не заметны и кажется, что это само воплощение скромности и добродетели.

В глазах Онории застыла мольба, ее пальцы, судорожно перебиравшие складки рубашки, дрожали. Девил медленно шагнул вперед, на ходу снимая халат. Он позволил ей ласкать себя, а сам обхватил руками прелестное личико и начал целовать — бурно, неистово. Сначала Онория пылко отвечала на его порывы, потом по непонятной причине отстранилась. Девил был ошеломлен, но не стал ее удерживать.

С загадочным выражением лица она взяла его за руку и повела к кровати с балдахином. У кровати отстегнула застежки на плечах, и ночная рубашка скользнула вниз, открыв округлые груди, при свете луны казавшиеся белее слоновой кости.

Когда атласная ткань, тихонько шурша, полетела на пол, Онория подошла к Девилу. Он не заметил и тени застенчивости или страха. От такой дерзновенной смелости у него перехватило дыхание. Онория прильнула к нему всем телом: губами, грудью, бедрами, — бесстыдно предлагая себя.

Она была здесь, рядом, и он не мог не уступить соблазну. Их языки переплелись, пробуждая демонов страсти. Реальный мир перестал существовать. Им хотелось одного: удовлетворить свои желания, обладать друг другом. Все остальное не имело значения. Девил сознавал, что его кони сорвались с привязи, но он не собирался натягивать поводья. Сейчас Онория владела его чувствами, правила его мужской силой. И ее неистовство, доходящее до безумия, было под стать его собственному.

Стремление слиться воедино было мощным и яростным. Оно билось в их крови, мешало дышать. Каждое прикосновение, каждая ласка доставляла им наслаждение, граничащее с болью.

Они рухнули на кровать. Девил лег сверху, чтобы она ощутила тяжесть его тела, и упивался тем, как она извивается под ним, сжимая его в нежных объятиях.

Онория раздвинула бедра. Девил провел рукой между ее ног, ощущая жар и влажность возрастающего возбуждения. С ее губ срывались бессвязные умоляющие слова, бедра призывно выгнулись, руки тянулись к нему. Он уже плохо сознавал, что делает. Над ним властвовала слепая тяга к обладанию. Он хотел взять ее всю, без остатка.

Его болезненно напрягшееся, пульсирующее мужское естество омывала влага ее воспламененного лона. Девил раздвинул ее ноги пошире, и Онория снова поразила его. Она приподняла бедра, приняв идеальную для Девила позу, и открылась ему полностью. Такая уязвимая, такая беззащитная. Жаждущая отдаться.

Зов плоти был настолько мощным, что Девил на мгновение закрыл глаза, сдерживая надвигающуюся бурю. Глубоко вздохнув, он приник к губам Онории и одним рывком вошел в нее.

Они сливались воедино и изнутри, и извне, лаская друг друга сотнями разных способов. Девил перестал ощущать границу, отделяющую плоть от плоти. Их поглотила стихия вселенского огня, очищающего пламени, в котором исчезает вся фальшь и остается только правда любви. Они обладали друг другом и принадлежали друг другу.

А пламя полыхало все ярче, маня их к себе. Онория закричала от ни с чем не сравнимого восторга… Не разжимая объятий, они погрузились в океан гармонии, где исчезает человеческое «я» и блаженство переходит грань, доступную чувствам.

Девил первым вернулся в свою земную оболочку. Он не спеша потянулся, поправил подушку и окинул взглядом умиротворенное, порозовевшее лицо Онории. Потом нежно погладил ее волосы, запустив пальцы в их шелковистую массу, и разбросал густые пряди по накрахмаленной наволочке. Он долго смотрел на ее лицо, застыв в полной неподвижности. Затем перевел взгляд на прекрасное тело, мерцающее в серебристом свете луны.

Через несколько секунд он накрыл ее одеялом до самого подбородка и улегся на спину, закинув руку за голову Лицо его было мрачным.

Проснувшись, Онория застала своего жениха в той же позе. Из-под полуопущенных ресниц она изучала суровое лицо, черты которого казались особенно резкими при свете луны. Девил, не шевелясь, задумчиво смотрел перед собой. Ее взгляд скользнул по широкой груди с выпуклыми мышцами. Девил был закрыт одеялом до пояса, но ее ноги соприкасались с его сильными ногами, поросшими жесткими волосами.

Онория улыбнулась. Сейчас она напоминала кошку, полакомившуюся сливками. По ее отяжелевшему телу разливалось приятное тепло. В душе царило спокойствие, все желания были удовлетворены. Теперь она принадлежит Девилу — полностью и безраздельно. Одна мысль об этом доставляла несказанное блаженство.

День прошел. Несколько часов назад Онория, словно распутница, кралась по темному коридору и наткнулась на Девила. Тогда сомнения еще терзали ее душу, сейчас они исчезли, испепеленные огнем страсти. На губах Онории промелькнула улыбка: она до сих пор чувствовала этот внутренний жар.

Онория повернула голову и встретилась взглядом с Девилом. Она почувствовала его смущение.

— Почему тебя не было в моей постели? — спросил он, откинув локон с ее лба.

— Я не знала, хочешь ли ты этого. Девил нахмурился еще сильнее, но через мгновение черты его лица смягчились. Он погладил Онорию по щеке.

— Я хочу тебя… и хочу, чтобы ты лежала в моей кровати. В его глухом голосе звучал такой накал эмоций, что Онория улыбнулась.

— Я приду завтра.

Девил вздохнул и скривил губы.

— К сожалению, нет. — Он по-прежнему не сводил с нее глаз. — При всем моем желании до свадьбы нам придется потерпеть.

Девил поднял ногу, продемонстрировав, что может достать до изножья кровати, даже лежа на высоких подушках.

Онория удивленно спросила:

— Но почему мы не можем спать вместе в твоей постели?

— Это неприлично.

— А это прилично? — в изумлении спросила Онория, указывая на его обнаженное тело, занимавшее добрую половину кровати.

— Слуги не должны видеть, как ты разгуливаешь по коридору в пеньюаре. Они этого не одобрят. Я имею право ходить в халате — все-таки я у себя дома. Мои люди воспримут это как должное.

Онория хмыкнула и повернулась на бок, спиной к Девилу.

— Что ж, тебе лучше знать.

Она услышала, как он пошевелился, а спустя секунду уже оказалась в его теплых объятиях. Он легонько поцеловал ее в ушко, царапая щетиной голое плечо.

— Поверь мне. А что касается правил приличия, то надо дать объявление о нашей свадьбе в «Газетт». Онория внимательно изучала тени на стене.

— И когда же она состоится? Девил поцеловал ее в затылок.

— Знаешь, я хочу, чтобы мы поженились первого декабря. Значит, впереди еще месяц.

— Мне понадобится свадебное платье.

— Обратись к хорошей модистке. Любая сочтет это за честь.

— Я буду шить платье у Селестины.