— Можете захватить с собой добрый бочонок рому и немного поразмяться на берегу! Но оружия не брать — я не хочу, чтобы кто-нибудь из моих славных парней поцарапался в этой веселой забаве!

Кое-кто из старых пиратов, словно смущенные выражением глубокого страдания, отразившегося в глазах у Анны, отступили на задний план. Это возбудило подозрение в других, менее остальных разгоряченных ромом и предстоящим развлечением, и они тоже повременили присоединиться к орущей компании, недоумевая, почему жалкие всхлипывания какой-то девчонки вызвали такую нерешительность у старых и огрубевших ветеранов. И все же, когда баркас отчалил от борта, в него набилось порядочно желающих приятно провести время на берегу. Вместе с Анной их было шестнадцать человек.

Остров находился на расстоянии кабельтова от барка, который из-за мелководья не мог подойти поближе. Тяжелый перегруженный баркас двигался медленно, толчками, точно пьяный, и несколько раз зачерпнул бортом воды, потому что развеселившиеся пираты из озорства раскачивали его из стороны в сторону. Когда, наконец, оживленная компания высыпала на берег, баркас накренился, и бочонок с ромом вывалился в воду. Многие даже не заметили этого, и только благодаря усилиям нескольких более здравомыслящих пиратов бочонок был спасен. Его с криками и хохотом выкатили на берег.

Пьяная орава обступила Анну, которая теряя сознание от ужаса беспомощно пятилась от наседавших на нее раскрасневшихся и осатанелых рож. Грубые руки со всех сторон тянулись к ней, хватали ее, рвали на ней платье, вскоре превратившееся в жалкие лохмотья. Еще немного — и сознание покинуло бы несчастную, но тут звучный грохот орудийного выстрела внезапно раскатился над песчаным побережьем, заставив вздрогнуть обезумевшую толпу пьяных насильников. Пираты замерли и, обернувшись, увидели обширный клуб белого дыма, расплывающийся у борта барка. Десятифунтовое чугунное ядро, выпущенное из пушки-базилиска, врезалось в баркас и, прежде чем люди на берегу успели сообразить, что случилось, второе ядро снова ударило в утлое суденышко, разбив его вдребезги. Обломки баркаса, словно стая перепуганных птиц, с визгом разлетелись по сторонам, усеяв щепками песчаный берег.

Добив баркас для пущей уверенности третьим выстрелом, Харрет Гиббонс, осклабившись, обернулся к Черной Бороде, ожидая одобрения; тот мрачно кивнул ему и, взобравшись на стеньгу, крикнул оставшимся на берегу людям:

— Э-гей, мои козлятки! У вас есть ром, и есть девица — чего же вам больше нужно? Веселитесь хорошенько, и — счастливо оставаться!

Его громкий хохот донесся до берега, перекрывая шум прибоя.

Только теперь многим стало понятно, почему столько пиратов отказались от поездки на остров: большинство из тех, кто остался на борту барка, были избранными людьми Тича, которые вместе с ним участвовали в захвате испанского галеона. Ни он, ни они не желали делить сокровище с остальными.

До туго соображающих, лишенных вожака людей на острове не сразу дошел весь смысл случившегося. Они тупо глядели на удалявшийся барк, и их недоуменные тревожные стенания вскоре выросли в завывающий хор смятения и отчаяния. Мысли Анны вихрем проносились в ее голове, обгоняя друг друга. Изменившаяся ситуация снова вернула ей самообладание, и она с большим хладнокровием готова была встретить очередную атаку пиратов, которая не заставила себя долго ждать.

— А что, ребята, — заявил один из наиболее философски настроенных «отчужденных». — У нас действительно есть ром, да и девчонка никуда не делась. Может, это какая-нибудь шутка Черной Бороды? Чего нам ломать головы над этим? Давайте-ка лучше займемся тем, что у нас есть, а там посмотрим!

— Эй вы, послушайте! — перебила его Анна. — Хотите, я объясню вам, почему вас бросили здесь, на берегу?

Пираты столпились вокруг нее, жадно ловя каждое ее слово, то и дело перебивая ее возгласами ярости и негодования, когда она рассказала им о сокровищах испанского галеона. Лица у всех потемнели от гнева.

— Я помогала ему зарывать сокровища, — продолжала Анна. — И если мы отсюда выберемся, я смогу провести вас туда. Никто из людей Тича не знает, где находится это место, а я знаю!

— Но как же мы, по-твоему, выберемся отсюда? — послышались вопросы со всех сторон.

— Есть один шанс, — ответила Анна. — Но сперва пусть каждый из вас поклянется могилой своей матери, что не причинит мне ни малейшего зла!

Протрезвевшие пираты переглянулись, потрясенные неожиданным финалом своей веселой забавы.

— Я даю эту клятву, — сказал один. — Да, да, охотно даю, ради одной только надежды снова взглянуть в гнусные зенки Черной Бороды! И ради шанса натянуть ему нос и добраться до сокровищ! Вот тебе мое слово, Анна Блайт!

После того, как каждый принес требуемую клятву, Анна сказала:

— Том Гринсид… Может, кто-нибудь из вас помнит, как он ухаживал за мной, когда я болела?

Кое-кто из пиратов утвердительно кивнул.

— Так вот: он влюбился в меня по уши! И поклялся, что сегодня или завтра, как только Чернобородый станет где-нибудь на якорь, он улизнет с барка на яле и вернется сюда за мной!

Том Гринсид действительно обещал ей это. Впрочем, его уверения вряд ли следовало принимать всерьез, ибо продиктованы они были скорее жалостью и состраданием, чем твердыми намерениями. Том Гринсид был потрясен жестоким приговором Тича и старался хоть немного ободрить и утешить несчастную девушку. Анна отлично понимала, что Гринсид никогда не решится предать Черную Бороду, перед которым он преклонялся и которого боготворил со всем пылом своей еще не успевшей огрубеть юной души. И все же теперь, вспомнив об этом, Анна получила крохотную надежду удержаться. Когда она с большей убежденностью, чем этого заслуживала ее надежда, передала пиратам уверения Гринсида, они поверили в них, потому что ни во что другое им верить не оставалось.

— Гринсид не мореход, — с сомнением произнес один из пиратов. — На расстоянии четырех-пяти лиг открытого моря ему никогда не найти нас!

— Я знаю, как подать ему сигнал, — уверенно возразила Анна. — Если поджечь эти сухие сосны, то огонь будет виден достаточно далеко, чтобы держать на него курс!

Это была первая мысль, которая пришла ей в голову, когда она впервые увидела остров.

Действительно, при помощи пороха и намоченной в роме ветоши развести огонь было бы несложно. Но оказалось, что в спешке они забыли захватить с собой пистолет, наличие которого требовали суровые правила мрачного ритуала «отчуждения». Не было пистолетов также и у пиратов: подчиняясь приказу Черной Бороды, они оставили все оружие на борту «Мщения». Тем не менее, трое из них, порывшись в карманах своих рваных штанов, обнаружили кремень и огниво. Они были моряками, а значит — мастерами на все руки. Получив слабый шанс на спасение, они все свои усилия направили на его реализацию. Приготовили факелы из сорванных веток, травы и тряпок и вымочили их в роме, расчистили место на песке с подветренной стороны под сухой сосной и сложили здесь весь горючий материал. Однако подавать какие-либо сигналы сегодня пираты не рискнули из опасения, что Черная Борода крейсирует где-нибудь поблизости и сможет их увидеть. Одну из сосен решено было поджечь завтра ночью, а вторую — на следующую ночь. Таким образом, в перспективе у пиратов было три ночи: три ночи холода, голода и страха. Три ночи отчаяния и надежды. Три ночи ожиданий и молитв для Анны…

Холодные звезды невозмутимо глядели на жалкую кучку дрожащих и беспомощных людей, толпившихся на маленьком островке, насквозь продуваемом промозглым ветром; низкие рваные облака безучастно проносились мимо. Несчастные руками и ножами выкапывали из песка ракушек и моллюсков и высасывали их студенистое содержимое. Наутро они уничтожили всех крабов, суетливо перебегавших по песчаному берегу, соорудили из штанов и рубах нечто вроде сачков и ловили ими мелкую рыбешку, которую тут же пожирали сырой. Анну тошнило при виде этой варварской трапезы, и лишь на второй день она решилась высосать несколько устриц.