На одно страшное мгновение Дарине захотелось выложить свой заветный козырь — младшую сестру. Но, передернувшись от отвращения к собственной слабости, она промолчала. Мареши не сдаются. С огнем в глазах и рычанием в глотке встречают они врага.

— Я хочу выслушать предложение без посредников. — Волчица провела кончиком языка по заострившимся клыкам.

Влад взглянул на нее с интересом:

— Как долго вы можете балансировать на грани трансформации?

— Господарь меняет тему разговора?

Пульсирующая боль прошлась по позвоночнику, Дарине невыносимо захотелось выпустить наружу низкий вой, уже зарождающийся в пылающем чреве. Ее состояние не укрылось от внимательных глаз собеседника.

— Издавна ваш род отличался от других семей оборотней. Некоторым из вас присущи черты, несвойственные другим перевертышам. Ваш отец может управлять погодой, мать, насколько мне известно, умела перекидываться в разных животных и даже птиц.

Дарина протестующее зарычала. Чужак, пришлый романин с такой легкостью выкладывал заветные тайны ее семьи!

Господарь вытянул перед собой раскрытые ладони:

— Каким талантом Тзевана наградила вас, фата? И за что? Ходят слухи, что пропозит вашего рода был земным супругом лунной богини…

Дарина взвыла, путаясь в завязках, гибким движением выскользнула из платья и в два огромных прыжка оказалась у кромки воды. Лошади тревожно заржали. Давно привычные к звериным ипостасям своих хозяев, они все равно не любили внезапных превращений. Еще две серых тени метнулись к озеру — это наскоро перекинулись Даринины охранники. Господарь стоял, скрестив руки на груди.

— Надеюсь, мы продолжим разговор, фата Мареш! — крикнул он улепетывающей со всех ног волчице. — Мне еще о многом нужно вас расспросить.

И эхо его слов, отражаясь от озерной глади, застревало в волчьей шерсти морозными иглами.

Я покачала головой:

— Странно как-то. Получается, твое согласие ему и не нужно вовсе было?

— Ну да, — кивнула Дарина. — Ему хотелось о тайнах наших семейных побольше разузнать. Такой уж он человек — до знаний жадный.

Я на минуту задумалась. Такая жажда и мне близка. А вот то, что в своих стремлениях наш господарь на чувства людей плюет, вовсе его не красит.

— Давай уже домой собираться, — скомандовала Дарина, скидывая в плетеную корзину плоды нашей долгой стирки. — Пока доберемся, пока развесим, уже и спать пора.

Я неохотно поднялась, потягиваясь. Спина гудела, и больше всего мне хотелось прикорнуть на бережку и вздремнуть под шуршащий звук перекатывающейся речной гальки.

— А дальше-то как получилось с Михаем?

— Я тебе потом расскажу, — ответила скучная сестрица. — Как-нибудь при случае…

Потом мы не спеша поднимались от речки, перекидываясь ничего не значащими фразами, каждая думала о своем, заветном.

— А Антона ты как спровадила? Без членовредительства обошлось?

— Какого Антона? — равнодушно спросила Дарина, перехватывая поудобнее свою сторону корзины.

— Ну утром гость был. Ты еще меня отправила на охоту, чтоб без лишних ушей с ним поболтать.

— Ну что ты несешь, Ленута? Не было сегодня никого. Ты спозаранку сама силки проверять ускакала, даже не предупредила меня.

У меня волосы на голове начали шевелиться от подступающего страха. Я резко развернулась к подруге, отпустив свою часть ноши, схватила волчицу за грудки и заглянула в глаза. Дарина спокойно встретила мой взгляд, ее продолговатые зрачки послушно отразили мое встревоженное лицо.

— Был мужик. Антон звали. Здоровенная орясина. Ты его привечала, на тренировку со мной уговорила…

— Не было такого.

— Ты еще чихать начала, как только он в горницу вошел, — продолжала я, уже понимая, что ничегошеньки не добьюсь своими разговорами.

Дарина чихнула и покачала головой:

— Не помню…

Я зашипела и ринулась к дому, оставив сестрицу саму разбираться с чистым бельем.

Нет, ёжкин кот, я еще из ума не выжила! То есть, может, и выжила, но не настолько же! Точно мужика помню, и как в колено ему заехала, и как обманным выпадом раскрыться заставила. Вбежав во двор, я принялась метаться, высматривая в сгущающихся сумерках доказательства присутствия чужака.

Когда Дарина наконец вернулась домой, недовольно сопя и волоком таща тяжелую корзину, я ждала ее в горнице. С гордым видом я показала ей находку — витой пастуший кнут, найденный мной на том самом месте, где я его после баталии оставила.

— Теперь веришь?

— Ну и что? — махнула рукой сестрица. — Это наш кнут — с зимы в сараюшке валялся. Тебе-то на что?

— Это его вещь! — крикнула я. — Этого самого Антона. Он его с пояса сдергивал.

— Ты ошибаешься. — Сестрица продемонстрировала мне рукоять с клеймом дома Мареш. — Вот тебе и доказательство.

Я бушевала еще некоторое время, пытаясь вернуть своей сестрице память, перебирала чисто вымытые плошки, искала посуду, из которой наш гость трапезничал, даже опустилась на четвереньки в тщетной попытке рассмотреть или унюхать какие-то следы. Сестрица все это время восседала за столом, с равнодушным любопытством наблюдая мои метания.

— Угу, ты еще проверь, не пропало ли чего ценного. А то мало ли…

Совету, признанному глупым и к ситуации не относящимся, я все же последовала. Ёжкин кот! Уже через пару минут я поняла, что меня обокрали, причем подчистую. Аккуратный пристенный сундучок, в котором я сберегала все свидетельства своей прошлой забытой жизни, был пуст.

Утро мы с Дариной встретили на ногах и вдрызг разругавшись.

— И что ты в Араде забыла? — Насупленная сестрица прихлебывала душистый взвар и морщилась, как от зубной боли.

— Я хочу про покражу заявить, — увязывая котомку, буркнула я. — Первую седмицу травеня господарь должен тяжбы народные разбирать. Его и озадачу.

— И чего изменится?

— Имущество свое вернуть хочу, — не отступала я. — Он колдун знатный, у него может получиться.

— Я полночи по следу шла. Заметь, по свежему следу, мне не удалось…

Короткие после перекидывания волосы Дарины топорщились в разные стороны. Видно, еще из-за косы своей ненаглядной она так зла. Подумаешь, одна-две седмицы, и заново краса девичья отрастет. У них, вовкудлаков, с этим быстро.

— Антон тебе чем-то нюх подпортил. Потому ты и чихала в его присутствии. Всякие травки есть, которыми след запутать можно.

— А память он мне тоже травками отшиб?

Что на это ответить, я не знала, поэтому просто в который раз пожала плечами:

— Обскажу все нашему правителю, он пусть и разбирается.

— Будто ему интерес до тебя есть, — фыркнула Дарина и тут же зашипела, обжегшись взваром.

— А мне дела нет до его интересов, — подбоченилась я. — У него, между прочим, кроме прав еще и обязанности есть. Он своим подданным тоже кое-что должен — защиту и справедливый суд. Ты вообще уложения господаревы когда в последний раз читала?

— Никогда, — хохотнула сестрица. — Если тебе уж так приспичило, можешь Михая попросить разобраться, он у правителя не последняя спица в колесе.

— Нет, — отрезала я уже в дверях. — Все по закону должно быть. Если я не буду закон блюсти, то и он мне при случае не поможет.

— Ну как знаешь. — Сестрица поднялась из-за стола и смачно потянулась. — Провожать не пойду, сама дорогу отыщешь. Домне Димитру привет передавай.

— Всенепременно, — бормотнула я. — Рассказывать, как ты ее скатерку ручной работы, подарок бесценный, в лоскуты подрала во время стирки?

И увернувшись от деревянной миски, брошенной полусонной сестрицей, я триумфально захлопнула дверь избушки. Очень приятно, когда за тобой последнее слово остается.

По моим расчетам, к Араду я должна была выйти к вечеру. С десяток лиг на своих двоих отмахать — это вам не ежик чихнул, это поход серьезный. Значится, до обеда неплохо бы до тракта добрести, а там дело уже веселее пойдет. Во-первых, я хотела устроить там себе привал с поздним завтраком. А во-вторых, по утоптанной дороге идти удобнее, чем по буреломам пробираться. Путь мне был знаком, по крайней мере, я была в этом почти полностью уверена. Просто обычно, когда я изъявляла желание посетить господарев замок, требовалось всего-навсего послать весточку строгой матушке Михая. То есть Дарину этим озадачить. Домна Димитру, не мешкая, высылала для воспитанницы своей аристократической невестки встречающего. Так что обычно Дарина провожала меня до тракта, где с рук на руки передавала кому-нибудь из замковых слуг. Дальше путешествие для меня становилось и вовсе приятным: рессорная повозка, покряхтывающая на ухабах, довозила меня до места назначения. А я знай себе пялилась на проползающие мимо пейзажи да тихонько сетовала на неудобства средства передвижения. Теперь же все было иначе. Вредная сестрица, противясь моему своеволию, в помощи мне отказала и почтовой птицы в Арад не отправила. А у самой меня зубастые почтовые голуби вызывали такую панику, что о самостоятельном ведении переписки и речи не шло.