Потом приехал капитан Захаров с какими—то мрачными мужиками в штатском. Увидев меня, он сказал только: «Так!» — и, пошептавшись со своими спутниками, отправился звонить по телефону. Один из мрачных мужиков записал наши анкетные данные, задал несколько вопросов о случившемся, на которые мы толком ответить не смогли, и смешался с толпой.

После этого о нас, очевидно, все забыли. И мы, растерянные, ничего не соображающие и очень несчастные, сидели как сычи на ветке, безуспешно пытаясь сообразить, что нам делать дальше.

— Ну что, любители экстремальных видов спорта, доигрались?

Я подняла голову и увидела Даниеля, с укором глядящего на меня.

— Даниель! — вскакивая с места, радостно воскликнула я. — А где Себастьян?

— Там. — Даниель махнул рукой в сторону гостиной. — Разговаривает с Захаровым. А ты готовься, — обратился он к Кириллу. — Сейчас твой папочка приедет, и тут будет маленький конец света в одной отдельно взятой квартире.

— Тут и без него уже конец света, — хмуро заметил Кирилл.

— Да уж, — согласился, оглядываясь вокруг, Даниель. — Сам я, конечно, конца света не видел, но думаю, что похоже.

Рядом с нами возник Себастьян — угрюмый и озабоченный. Я собралась было броситься ему на шею, но он посмотрел на меня таким холодным взглядом, что мне мгновенно расхотелось это делать.

— Ты сейчас поедешь с нами. — Голос Себастьяна был ничуть не теплее его взгляда.

Нелегко заставить себя отвечать, когда с тобой разговаривают в таком тоне, но я набралась мужества и неуверенно поинтересовалась:

— А как же Кирилл?

— Можешь не волноваться. — Себастьян смотрел на меня изучающе — примерно так смотрят на кучу мусора. — За Кириллом сейчас приедет отец.

— И, надеюсь, вставит ему хорошую клизму! — встрял Даниель.

— Боюсь, что клизма ему не поможет, — с недоброй усмешкой откликнулся Себастьян. — Тут проблема с мозгами, а не с кишечником.

— Ну почему же, — глубокомысленно возразил Даниель. — Если у него мозги в заднице…

— Слушайте, вы! — вспылил объект издевательств и вскочил с банкетки. — Если вы сейчас же не заткнетесь, я…

— Ну—ка, ну—ка. — Себастьян изобразил на лице живейший интерес. — Что вы сделаете, любезнейший?

— Ничего, — буркнул Кирилл и снова сел.

— Это самый ваш разумный поступок за сегодняшний день, — прокомментировал Себастьян.

— Ну что, едем? — спросил у него Даниель. — Ты узнал все, что хотел?

— Одну минуту, — ответил Себастьян и обратился к Кириллу: — Где тут спальня?

Кирилл молча махнул рукой, а когда Себастьян ушел, прошипел так, чтобы всем было слышно:

— Наверное, решил проверить, не осталось ли что—нибудь на простынях.

И получил от меня, наконец заслуженную долгожданную оплеуху. Молча потер ушибленную щеку и уставился в пол.

— Там, откуда я родом, — безмятежно заметил Даниель, — за такие выступления вырывают язык.

Кирилл ядовито усмехнулся, и открыл было рот, чтобы ответить, но в этот момент входная дверь открылась, и в квартире появился Листовский со свитой.

— Ты цел? — бросился он к вскочившему Кириллу.

— Да, я…

— Потом… Мне нужно с вами поговорить, — обратился Листовский к вернувшемуся из спальни Себастьяну.

— Не сейчас. Позже.

— Но речь идет о судьбе моего сына!

— На вашем месте, — холодно ответил Себастьян, — я бы сначала побеседовал с сыном, разузнал у него, собирается ли он жить дальше или в его планы на будущее это не входит. Могу провести для вас любое расследование, но я не в состоянии гарантировать безопасность человеку, который не дорожит своей жизнью. Так что разбирайтесь с ним, а мы свяжемся с вами позже.

Он кивнул Даниелю и пошел к выходу. Взяв меня под руку, тот последовал за ним.

Мне не пришлось долго гадать, куда они меня отвезут. Конечно, если судить по глазам Себастьяна, из шоколадных превратившимся в матово—черные, меня должны были выкинуть в ближайший же мусорный бак, а сверху присыпать банановой кожурой и консервными банками. Вместо этого я очутилась в комнате под стеклянным куполом, куда через балкон из Даниелевой квартиры уже проникла измученная любопытством Надя.

Ангелы отправили меня в душ, а на пристающую с расспросами Надю цыкнули так свирепо, что она замолкла, не решившись даже выразить недовольства по поводу столь небрежного обращения с ее царственной персоной.

Из чувства самосохранения я сидела в душе так долго, что просто удивительно, как за это время у меня не выросли жабры. Наконец, когда я совсем уже очумела от долгого пребывания в воде, в дверь сердито забарабанили, и голос Себастьяна осведомился:

— А хочешь, я сделаю так, чтобы на тебя вместо воды полилось шампанское?

— Я уже все, выхожу! — торопливо завопила я и быстро выпрыгнула из ванны — от Себастьяна в его нынешнем мерзком настроении можно было ожидать чего угодно. Душ из шампанского — брр! Лучше уж из пива — его я тоже не люблю, но оно хоть, по крайней мере, не бывает сладким.

Когда я появилась в комнате, все уже сидели на своих любимых местах. Себастьян и Даниель — за компьютером, правда, вместо обычных таблиц и фотографий на экране монитора прыгали дерущиеся фигурки — сыщики развлекались виртуальным карате. Надя — в кресле с кружечкой кофе, который она с удовольствием употребляла в любое время дня и ночи, без малейшего ущерба для сна.

Я, по своему обыкновению, уселась на диван и была одарена стаканом теплого молока. Хорошо, что не шампанского, почему—то подумала я.

— Итак, к делу, — сухо сказал Себастьян и щелкнул клавишами. Дерущиеся фигурки исчезли с экрана. — Начнем с тебя.

— С меня? — растерялась я.

— Ну да. Ты тесно общалась с нашим… м—м… клиентом. Ведь не зря же. Поэтому мы ждем от тебя исчерпывающего отчета о проделанной работе, — невыразительный голос Себастьяна странно контрастировал с прожигавшими меня насквозь глазами.

— А— а… нуу… — замычала я, в отчаянии глядя на поверхность молока, словно ожидая, что со дна стакана кто—нибудь всплывет мне на помощь. Но никто не всплыл, так что мне пришлось выкручиваться самой. — Ну, в общем… Я от него ничего толком не узнала… Грузовик он не разглядел, все остальные происшествия считает случайными. Вот только… — Тут меня осенило: — Крестик! С крестиком что—то явно нечисто! Когда я стала спрашивать его о крестике, он так вздрогнул, что порезался.

— Чем? — бесстрастно спросил Себастьян.

— Что «чем»? — не поняла я.

— Чем порезался?

Я внезапно разозлилась.

— Ножом, чем же еще! Ветчину он резал! И порезался. А ты думал чем? Бритвенным станком?

— Вкусная была ветчина? — осведомился Себастьян с легкой издевкой в голосе.

— Отличная! — язвительно ответила я. — Просто сногсшибательная!

— Ты хочешь сказать, это ветчина взорвалась?

— Слушайте, ну хватит уже ерунду—то пороть! — вмешался Даниель. — Если мы о делах говорим, давайте говорить, а если вам хочется отношения выяснять, так мы с Надей пойдем, у нас и у самих в отношениях осталось много темных пятен.

Надя одобрительно фыркнула.

— Ладно, — сказал Себастьян и откашлялся в кулак. — Вернемся с небес на грешную землю.

— Скорее уж из преисподней, — пробормотала я, но все сделали вид, что не услышали.

— Итак, что мы имеем. — Себастьян пощелкал мышью и посмотрел на экран. — Листовский Андрей Евгеньевич, 1954 года рождения, окончил Академию химзащиты. Таак… Принимал участие в ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС, где получил большую дозу облучения. Отсюда, очевидно, и его нынешняя болезнь.

— Лейкоз, — выпустив из зубов карандаш, уточнил Даниель. — Это мне без всяких анализов было понятно, едва он вошел.

— Не тебе одному, — кивнул Себастьян. Мы с Надей обменялись насмешливыми взглядами: куда уж нам, жалким людишкам, до такой прозорливости!

— Уволен в запас весной 1992 года, — продолжал между тем Себастьян. — Еще до этого, в январе того же года, приобрел в кредит магазин с мини— пекарней, положив тем самым начало знаменитой фирме «Россхлеб»… Надя, а ты разве не в курсе, что «Росхлеб» пишется с одной «с»?