От возмущения у меня даже перехватило дыхание:

— Вы следили за мной?!

— Ни в коем случае. Просто мне не хотелось оставлять вас одну. Я должен был убедиться, что с вами все в порядке.

В полной растерянности я молча смотрела на него. Он улыбнулся и сказал:

— По—моему, нам пора познакомиться. Меня зовут Вадим.

— Марина, — пробормотала я, пожимая протянутую мне руку. — А— а… вы… правда, живете здесь?

— Да, тут неподалеку дача моего деда. Он умер, а я вот живу здесь, с тех пор как вернулся.

— Откуда?

Вадим поднял брови, видимо, изумленный моей недогадливостью.

— Из армии.

— Из Чечни? — не успев подумать, спросила я.

— Что, так заметно? Да не смущайтесь, я знаю, что заметно. Кстати, извините меня за мое вчерашнее поведение. Наверное, я показался вам несколько… неадекватным. Просто в моей жизни произошло несчастье… Моя любимая женщина умерла, пока я служил. И хотя это случилось давно, я до сих пор не могу привыкнуть к этому.

Я с сочувствием смотрела на его помрачневшее лицо, не зная, что сказать. Он нарушил неловкое молчание первым:

— Ну, я, пожалуй, пойду. Если хотите, заходите в гости. Мой дом вон там, на самом краю поселка, коричневый, под зеленой крышей. Да вы сразу узнаете, на крыше флюгер — петушок, он издалека виден.

Вадим сделал несколько шагов в сторону и остановился.

— Слушайте, — оборачиваясь, сказал он. — Вашего парня вы уже все равно не догоните. Если не хотите делать большой круг по поселку, могу подсадить вас на забор, чтобы вы вернулись в дом тем же путем.

— Сделайте одолжение, — с чувством сказала я, сунув в карман мобильный телефон.

Кирилл вернулся на удивление скоро, так что я даже не успела, как следует соскучиться и утомиться от сидения под его окнами. Проследив за тем, как он без особых усилий взобрался к окну своей комнаты и, перебросив ноги через подоконник, исчез в глубине дома, я задумалась. Было очевидно, что ездил он не в Москву, как я предполагала вначале. Но куда и зачем? Первым движением души было желание узнать ответы на эти вопросы у самого Кирилла. Но я быстро одумалась. Вряд ли мне стоило надеяться на откровенность с его стороны. Я только заставлю его быть более осторожным, если дам понять, что его отсутствие не осталось незамеченным. Нет— нет, никаких расспросов! Теперь на моей стороне есть, хоть и небольшое, но преимущество — я знаю о нем больше, чем он думает. Может быть, представится случай сыграть на этом. Пускай он думает, что я наивная, доверчивая дурочка… О господи, а ведь это тот самый мальчишка, с которым мы, наступая друг другу на ноги, танцевали все медленные танцы на дискотеке под открытым небом. Ведь это о нем я думала ночи напролет под хоровое пение цикад и с его именем на губах просыпалась под оглушительные звуки горна, раздающиеся из репродуктора, укрепленного по чьей—то злой воле прямо на балконе нашей палаты! Счастливое пионерское лето, любовь до гроба, длящаяся две лагерные смены, и безмятежная детская глупость — все это ушло навсегда, словно никогда и не было…

Выйдя из отведенной мне комнаты, я поднялась на второй этаж, на всякий случай держа туфли в руке — мне не хотелось никого разбудить, особенно Юлю. Мне почему—то казалось, что поутру, спросонья, у нее еще более скверный характер, чем обычно. У двери Кирилла я остановилась и прислушалась. Потом осторожно повернула ручку и надавила на нее. Дверь не поддалась. Тогда я прижалась к ней ухом и прислушалась. Ни звука. Я тихонько вздохнула. Значит, проверить, на месте ли Кирилл, можно, только заглянув в окно. Ну, уж дудки! Не лезть же на второй этаж! Да я перебужу весь дом! Если только сходить за лестницей в сарай… А если я попадусь на глаза охранникам? Они же на смех меня поднимут! И велят не заниматься не своим делом…

К моему большому счастью, за дверью вдруг громко всхрапнули и что—то промычали сквозь сон. Кирилл на месте! И мне не нужно заниматься акробатикой!

Весьма довольная судьбой, я спустилась вниз, прошла через безлюдную полутемную гостиную и очутилась на веранде.

От распахнутой двери на крыльцо по дощатому полу тянулась, словно желтая ковровая дорожка, солнечная полоса. Посреди этой полосы с большим комфортом расположилась трехцветная бело—рыже—черная кошка. При моем появлении она открыла зеленые глаза и звонко мурлыкнула. Я дружелюбно помахала ей рукой, оглянулась по сторонам… и удивленно подняла брови.

В плетеном кресле с высокой спинкой сидела совершенно незнакомая мне женщина лет сорока, погруженная в чтение «Каравана историй».

— Доброе утро, — сказала я, не столько ради приветствия, сколько ради желания привлечь к себе внимание.

Женщина подняла голову и улыбнулась:

— Доброе утро! А вы, наверное, Марина?

— Да, — недоумевая, ответила я. — А…

— Меня зовут Александра Сергеевна, — предвосхищая мой вопрос, объяснила она. — Я домработница у Андрея Евгеньевича.

— Когда вы приехали? — удивлялась я.

— Где—то час назад, может, чуть побольше… Вчера не получилось — надо было убраться перед отъездом, приготовить все для Андрея Евгеньевича, чтобы он до пятницы мог нормально питаться. А сегодня утром посадила Маню в корзинку, села в такси — и вот я здесь. Хотите позавтракать? — Она встала, положила журнал на сиденье. — Сейчас я что—нибудь приготовлю…

— Нет— нет, — торопливо ответила я. — Я пойду, прогуляюсь немножко. А поем попозже, вместе со всеми.

И, перешагнув через кошку, вышла на крыльцо.

Охранников не было видно. Я обошла дом и обнаружила под окном Кирилла белесого Варфоломея. Пожелав и ему доброго утра — он только кивнул, глядя на меня не слишком приветливо, что объяснялось, очевидно, недостатком воспитания, — я успокоилась за Кирилла и пошла к главному входу. Гуляние по участку меня больше не вдохновляло, мне хотелось посмотреть окрестности.

Вчера, направляясь к озеру, мы от ворот свернули налево. Озеро я решила оставить на потом и свернула направо.

И минут через двадцать вышла к железнодорожным путям. Чуть поодаль виднелась платформа с ожидающими прихода электрички местными обитателями.

Возле перехода в рядок выстроились старушки, торгующие плодами своих садов и огородов. Завидев меня, они заметно оживились.

— Подходи, дочка! Бери вот семечки! Хочешь — подсолнечные, хочешь тыквенные!

— А вот яблочки, смотри какие — чистенькие, беленькие, одно к одному. А пахнут—то, как, ты понюхай!

— Огурчики, помидорчики!

— Цветочков не нужно? Дешево отдам.

— Молочко вот! Только надоила, еще теплое! Вкусное! Сама попробуй! Ты вон какая бледненькая да худенькая, тебе молочко надо пить! Зарумянишься, от парней отбоя не будет!

— Спасибо, да у меня денег—то при себе нет, — робко призналась я.

— Да ты выпей, выпей стаканчик—то! — воскликнула маленькая кругленькая старушка, обставленная банками с молоком. — Нешто мне для хорошего—то человека жалко? А потом придешь, купишь, сколько тебе надо. На, дочка, пей… Ты сама—то откуда? Что—то я тебя здесь никогда раньше не видела.

Потрясенная таким радушием, я взяла протянутую мне алюминиевую кружку и сделала большой глоток. Молоко действительно оказалось очень вкусным. Старушка смотрела на меня с жадным любопытством, ожидая ответа. Я сделала еще один глоток и сообщила:

— Я у Листовских на даче гощу, если знаете таких…

— А чего ж мне их не знать! — всплеснула рукам и старушка. — Александра—то Сергеевна ихняя всегда у нас молоко покупает, ей мой старый кажную субботу по десять литров привозит. Сынок хозяйский молоко очень любит, помногу пьет. Племянник — тот не так, тот все больше квас, а сынок — очень, очень любит…

— Он вроде чуть в озере не утонул недавно? — с невинным видом спросила я.

— Ой, дочка, и не говори, ужас—то какой! Ребята наши, местные, которые рядом были, когда его из воды вытащили, рассказывали — синий весь был, словно покойник!

— Да что это ты, Матвевна, ерунду какую—то говоришь! — возразила дородная старуха с яблоками, величественно восседавшая на пустом ящике. Хотя она сидела, а ее круглая соседка стояла, роста они были почти одинакового.