— Так, — решительно сказала я и, подняв глаза на стену с часами, поинтересовалась: — Давно он ушел?

— Да с час уже, наверное, — пробубнила Надя.

Я стремительно встала с дивана и скомандовала:

— Одевайся и поехали!

— Это еще куда? — оторопела Надя.

— Как куда? В «Гарду», разумеется! Сегодня рабочий день, а нас с тобой пока еще никто не увольнял. Или ты собираешься устроить забастовку?

Надя призадумалась и после недолгой паузы, в течение которой я переминалась с ноги на ногу, словно скаковая лошадь на старте, медленно ответила:

— Нет, я предпочитаю саботаж и диверсии.

— Вот и славно, — обрадовалась я, ибо жажда деятельности и нетерпеливое желание вправить вывихнутые мозги парочке ангелов буквально жгли меня изнутри. — Едем!

Входная дверь агентства оказалась не просто открытой — распахнутой настежь. Почему—то это очень воодушевило нас с Надей, и мы вскарабкались по лестнице на второй этаж не хуже цирковых артистов — быстро и с невероятной ловкостью. Плотоядное выражение на Надином лице невольно заставило меня посочувствовать Даниелю.

Впрочем, тут же обнаружилось, что Даниель в моем сочувствии не нуждается. В офисе «Гарды» его не было. Не было и Себастьяна. Ни единой живой души, если не считать совы по имени Бу, отдыхавшей на своем искусственном дереве после обычных ночных полетов по городу и неохотно открывшей круглые сонные глаза при нашем появлении.

Итак, ангелов не было; каких—либо записок, улик, следов, примет и прочих вещей, могущих пролить свет на их отсутствие, тоже; разумных объяснений всему этому — и подавно. Радовало только то, что, несмотря на распахнутую дверь, никаких признаков пребывания в офисе посторонних мы не обнаружили. Впрочем, это не помешало нам с Надей не на шутку встревожиться, как ни старались мы убедить себя, что тревожиться пока еще рано.

Далее мы разделились. Я осталась в «Гарде», время от времени набирая номер мобильного телефона Себастьяна, чтобы лишний раз убедиться в том, что абонент временно недоступен, а Надя помчалась в клуб «Ступени», который, как и детективное агентство, принадлежал нашим вездесущим и разносторонним ангелам.

Вернулась она оттуда с вытянувшимся лицом, приобретшим вдобавок интересную зеленовато— ореховую бледность — если бы не от природы смуглая кожа, несчастная Надя, наверное, окрасилась бы в цвет известки. Пока она рассказывала мне о результатах своей поездки, точнее, об их полном отсутствии, я меланхолично размышляла о том, бледнеют ли негры и если да, то, как это выглядит.

В клубе ангелов не ведали, где они находятся, понятия не имели и Наде ничем помочь не смогли. Не смог помочь нам и давний знакомый капитан милиции Захаров, которому мы в порыве отчаяния позвонили под вечер, — по той простой причине, что его не оказалось на рабочем месте. Попытки выяснить его местонахождение ни к чему не привели. Сослуживец Захарова, представившийся нам старшим лейтенантом Потоцким, не только ловко уклонился от ответа на все мои вопросы, но еще и принялся выпытывать у меня, почему я звоню, почему такой голос и неизвестно ли мне случайно что—нибудь важное, могущее заинтересовать капитана, — я могла бы сообщить это сейчас, а ему передадут…

С трудом отделавшись от настырного старшего лейтенанта, я положила трубку и мрачно поделилась с Надей своими подозрениями относительно того, что Захаров так же провалился сквозь землю, как и наши любимые. Надо добавить, что от этого предположения наше настроение ничуть не улучшилось.

Наконец я решила испробовать последнее средство — попытаться выяснить хоть что—нибудь при помощи волшебного кольца. Но на все мои вопросы, произносимые то мысленно, то вслух, на все лады и со всевозможными гримасами, кольцо только бессмысленно моргало. Наконец, должно быть, на нервной почве, мне стали мерещиться какие—то странности: каменные львы с золотыми крыльями и растущими из головы шарами — фонарями и держащие в зубах длинные цепи, темная вода под изогнутым мостом, огороженным ажурной решеткой, и огромная колонна с крылатым ангелом на вершине. Поняв, что толку мне не добиться, я злобно плюнула, обозвала кольцо дешевой бижутерией и оставила его в покое.

К пяти часам утра мы заснули на диване в комнате под стеклянным куполом — зареванные и несчастные. Вопреки доводам рассудка, здраво подсказывавшего, что с ангелами вряд ли может случиться какое—нибудь человеческое несчастье, даже такое незаурядное, как смерть, нам мерещились всякие ужасы. Подключать к нашим поискам милицию тоже не имело смысла — если у них не очень ладится с розыском людей, то, что уж говорить об ангелах. Словом, нам оставалось только ждать, и это было ужасно.

Мы с Надей мало спали, почти ничего не ели, дергались от каждого шороха и за четыре дня умудрились семь раз поссориться до кровной вражды на всю жизнь. А в пятницу, когда напольные часы в приемной «Гарды» с оттяжкой пробили шесть, Надя оторвала взгляд от экрана компьютерного монитора и загробным голосом произнесла:

— Все ясно. Я поняла. Они больше не вернутся.

— Это еще почему? — весьма нелюбезно осведомилась я, выплевывая изо рта потухшую сигарету — минут десять назад я решила начать курить, но, погрузившись в невеселые размышления, совершенно забыла об этом.

— Потому что их отозвали обратно! — завопила Надя. — Все! Тю—тю наши ангелы! А я… Я с ним даже не попрощалась по—человечески!

И, упав локтями и лицом на клавиатуру, отчего по экрану быстро побежала длинная строчка невероятных буквосочетаний, глухо зарыдала.

— А я—то… — горестно прошептала я и, не помня себя от отчаяния, яростно швырнула в пустой камин чашку с остатками чая.

Раздался страшный грохот и звон, а потом знакомый голос негромко произнес:

— Оно, конечно, понятно, Александр Македонский герой, но зачем же стулья ломать?

Мы с Надей дружно вскочили на ноги и во все глаза уставились на нежно улыбающихся Себастьяна и Даниеля — загорелых и белозубых, словно только что сошедших с картинки в иллюстрированном журнале.

Некоторое время мы молча таращились каждая на свою дорогую потерю, пока я первой не пришла в себя и не произнесла слабым от перенесенных страданий и волнений голосом:

— Ну, и как все это прикажете понимать?

— Что—то вы неласково нас встречаете. — Себастьян пустил в ход свой коронный мерцающий взгляд из—под полуопущенных ресниц, однако я еще не настолько пришла в себя, чтобы это на меня подействовало должным образом. — На цветы и аплодисменты мы не претендуем, но от поцелуев не отказались бы…

— Нет, вы сначала объясните! — выйдя из состояния обледенения, Надя немедленно начала нагреваться.

Лица у ангелов сделались кислые и озадаченные, а Даниель немедленно запустил руку в волосы и принялся ожесточенно наматывать прядь на указательный палец.

— Ну—у—у… — затянул Себастьян, складывая руки на груди. — Это была… м—м—м… вынужденная мера, то есть необходимость, то есть…

— Не поняла! — рявкнула Надя. — Выражайтесь яснее!

— Это было недоразумение, — наконец сформулировал Себастьян. — Я знаю, что вы переживали… Но вы должны быть готовы… Если случится так, что нас призовут обратно…

Договорить он не смог. Дело в том, что я, вслед за Надей, мгновенно нагрелась — не хуже включенного чайника, только гораздо быстрей, и звук моего голоса был подобен свистку, раздающемуся на всю кухню под действием водяного пара:

— А, так это была проверка на вшивость?!

— Да нет, — робко попытался высказаться Даниель, — дело совсем в другом… Но вы… Мы… Конечно, сейчас мы вернулись, но можем и не вернуться… Это может произойти в любое время, и вы должны быть готовы… Мы просто хотим, чтобы вы поняли, что…

— Мы поняли! — просвистела я. — Вы относитесь к нам как к подопытным кроликам! Как к низшим существам!

— Это не любовь! — проклокотала Надя. — Это… Это черт знает что, а вы оба — просто последние сволочи!

— Нет, — внезапно успокоившись, холодно возразила я. — Они не сволочи. Дело в том, что сволочами могут быть только люди. А они ангелы. Ничего общего с людьми. Наших чувств им не понять. Они здесь временно. Сидят на чемоданах. А мы, Надя, так — чтобы скрасить досуг. Вспомни оперу «Чио—Чио—сан». Мы с тобой — две идиотки на роль мадам Баттерфляй.