Порции приходилось вприпрыжку поспевать за своим разъяренным спутником, который и не подумал придержать шаг. Бесстрастным тоном, за которым явственно угадывалась бушевавшая в нем ярость, Руфус цедил слова, сообщая о том, насколько неприступна горная твердыня, целиком подчиненная своему суровому хозяину.

Все так же стремительно Руфус пересек из конца в конец деревню, даже не потрудившись замедлить шаги, чтобы отвечать на приветствия своих солдат, — он лишь коротко кивал, когда ему салютовали те, кто отрабатывал строевые приемы, точил острия пик или чистил мушкеты. В этом военном лагере не было места для безделья. Порция изрядно смутилась, когда поняла, что не вызывает в солдатах особого любопытства: на них смотрели так, как будто хозяин взял на прогулку свою собаку — и — не более. Неужели же эти люди так привыкли без рассуждений принимать все без исключения поступки Декатура?

Слушая, как он отдает приказания, Порция начинала понимать, отчего воины графа Ротбери относятся к хозяину с таким благоговением.

Он мог прослыть разбойником, главарем шайки таких же отверженных, каким был сам, однако сумел сделать из этой глухой горной деревни настоящий военный лагерь, подчиненный строгой дисциплине. Помнится, даже Джек, при всей своей ненависти к Декатуру, отдавал ему должное как серьезному противнику. Отец возмущался разбойничьими выходками Руфуса и в то же время испытывал невольное уважение к человеку, чью ненависть никогда не стоило сбрасывать со счетов. То же уважение проскальзывало в нарочито безразличном тоне Като, подробно выпытывавшего малейшие подробности дорожного приключения Порции. Маркиз желал знать все о своем заклятом враге.

Порция внезапно сообразила, что эта навязанная ей прогулка по деревне Декатур позволит потом рассказать Като много любопытного. И от этой мысли ей снова стало не по себе. Неужели Декатур разрешил бы ей ознакомиться с системой своей обороны, если бы собирался отпустить восвояси?

— А теперь пойдем на главный пост. — На этот раз суровый тон ее провожатого показался Порции очень даже приятным — он прервал размышления, которые приняли совершенно жуткий оборот… А Руфус указал на дымок, поднимавшийся от сторожевого костра: — Тебя доставили к нам по восточному краю долины. Там на всех перевалах устроены посты, с которых можно следить за передвижениями по Шевиотским горам вплоть до самой границы. Точно такие же посты устроены вдоль русла реки на протяжении десяти миль. В этом ты могла убедиться на собственном опыте.

Порция не удостоила его ответом, и Руфус продолжил:

— Мой кузен, Уилл, распоряжается размещением сторожевых постов и получает рапорты от часовых. Ты уже познакомилась с ним прошлой ночью.

Дорога пошла резко вверх, и Руфус не мог не заметить, как изменилась походка его спутницы: движения стали более свободными, а шаги длинными и стремительными. Она на удивление быстро оценила возможности мужского костюма. Декатур разозлился на себя за то, что вообще обращает внимание на подобные детали.

Когда они предстали перед Уиллом, юноша позволил себе разглядывать юную пленницу с откровенным любопытством — в отличие от простых солдат, встреченных ими в деревне.

— Какой необычный наряд, — заметил он.

— Это все, что мне удалось раздобыть, — пояснил Руфус. — Ее собственное платье пришло в полную негодность после вчерашней ночи.

Уилл кивнул, как будто все понял, в то время как Порция хранила каменное молчание. Совершенно очевидно, что он, подобно Джозефу, был в курсе ее унизительного возвращения с реки. Похоже, об этом знала вся деревня. Руфус снова взял ее под локоть и отвел в сторону от костра.

— А теперь взгляни сама. Видишь сторожевые костры на каждой из тех вершин?

— Ты уже указывал мне на них, — Порция сердито скрестила руки на груди. — Причем не один раз.

— Чтобы быть уверенным, что ты поймешь меня правильно, — холодно процедил он. — Дорогу до дома отыщешь сама. Я и так угробил на тебя уйму времени — пора заняться более важными вещами. — С этими словами Декатур повернулся и направился обратно.

От столь явного пренебрежения у Порции буквально отвисла челюсть. Недавние страхи испарились без следа — им на смену пришло негодование. Кто позволил этому типу обращаться с ней со столь оскорбительным равнодушием? Она помчалась следом, все сильнее разгоняясь на крутом склоне, горя желанием ответить оскорблением на оскорбление.

Перепрыгнув через кучу камней, она неловко поскользнулась на обледенелой тропе, шлепнулась и с диким визгом полетела вниз — прямо под ноги Руфусу. Неожиданный толчок сбил его с ног, и оба покатились кубарем дальше.

Наконец Руфус сумел задержать падение, крепко прижимая Порцию к себе. Ее голова оказалась где-то у него под подбородком. Их ноги переплелись. Порция бешено вырывалась, стараясь освободиться и ругая Декатура на все лады. Пылавшее яростью лицо оказалось так близко, что гневно сверкавшие ярко-зеленые глаза на миг заслонили собой все остальное. Он прижал пленницу еще сильнее, не позволяя вырваться, и грозно спросил, воспользовавшись заминкой в ее страстном монологе:

— Ты сделала это нарочно?

— А что, если да? — пропыхтела она.

Наступила минутная заминка. Порция видела, как он прищурился. В его взгляде появилась угроза с примесью чего-то такого, от чего у нее захватывало дух и все тело вздрагивало от возбуждения. Молчание все длилось и длилось, и она лежала все так же тесно прижатая к Руфусу, ожидая неизвестно чего…

Наконец Руфус разжал руки. Он взял ее за голову, запустив пальцы в густые рыжие локоны, и навалился всем телом сверху, не позволяя сдвинуться с места. Все чувства удивительным образом обострились: Порция ощущала каждый дюйм его сильного, мускулистого тела. Она ощущала излучаемое им тепло и жар его дыхания у себя на щеках.

— Считайте это расплатой за вашу выходку, мисс Уорт, — промолвил он и поцеловал девушку в губы. Это не был памятный ей легкий, дразнящий поцелуй. Он целовал ее жадно, неистово. Ее губы невольно уступили властному натиску его языка, который тут же ворвался к ней в рот. В следующий миг их языки сплелись — и вот уже Порция попыталась отвечать на его поцелуй столь же страстно. Она зажмурилась, отдаваясь на волю розовому туману, окутавшему рассудок. Налившееся кровью твердое мужское копье упиралось ей в пах, а она что было сил обхватила его спину, прижимая к себе еще сильнее. Но вот Руфус не спеша поднял голову и полюбовался на покрасневшие, припухшие губы и замутненные страстью глаза.

— С чего это мне вдруг вздумалось? Сам не знаю. — В игравшей на его губах улыбке чувствовалось удивление и лукавство. — Ведь я собирался сделать совершенно иное.

— Что же именно? — Порция облизала саднившие губы.

— Нечто гораздо менее приятное, — отвечал он с прежней улыбкой. — Каждый раз, когда дело касается тебя, гадкий утенок, я выкидываю что-нибудь неожиданное.

Он легко вскочил на ноги и выпрямился, отряхизая одежду. А потом наклонился и протянул ей руки:

— Вставай.

Порция безуспешно пыталась пригладить растрепанные волосы и привести в порядок свои чувства. Не иначе как земля у нее под ногами встала на дыбы — с таким трудом ей удавалось устоять на крутой тропинке.

— А ты и вправду гадкий утенок, — пробормотал Руфус в каком-то странном замешательстве. — Одни ноги да куча взъерошенных перьев. — И он принялся оглядываться, желая знать, не было ли свидетелей этой невероятной сцены. В этот миг на одной из северных вершин запела труба, и ее звонкий голос эхом прокатился по горным склонам.

От смущения и растерянности не осталось и следа. Звуки трубы могли означать только одно: часовые заметили нечто из ряда вон выходящее. Руфус заторопился обратно наверх.

Порция все еще оставалась на тропинке, окончательно приходя в себя. Но вот труба зазвенела снова, и без дальнейших колебаний девушка принялась карабкаться следом за Декату-ром. В этом чистом, пронзительном звуке содержался такой призыв, перед которым не смогла устоять ее живая натура.