— А где ваши мужчины? — спросила Хельви наливавшую ей в кружку молоко Мойру. — На пастбище припозднились?

— Беотийцы. — бесстрастно ответила хозяйка. Потом поставила крынку на стол и закрыла грязным фартуком лицо.

Пока она плакала, все молчали. Наконец, мойра сказала.

— Как сюда забрались? Заблудились, наверное. Мужиков убили. Детей тоже. Нас… Но мы что? Тяглая скотина. Только Фанни не выдержала. Младшая моя. Ей ведь еще 14 не было. — Мойра снова заплакала.

Харвей сидел, опустив голову. Он думал о том, что бы сказали эти несчастные женщины, если б узнали, что сейчас за их столом, соструганном руками их мужей, сидит беотийский адмирал, и они наливают ему молоко.

— Твой муж — бри-сальв? — с неодобрением осведомилась хозяйка.

Деми знал, что в Гранаре так презрительно — «полусальвами» — называют людей, живущих по ту сторону границы. Видимо, и одеждой, и манерами он напоминал им беотийца.

— Да. — кивнула Хельви.

— Сразу видно. — с осуждением покачала головой Мойра. — Оружия не оставил.

Лорд сделал над собой усилие.

— Извини, хозяйка, времена теперь не спокойные. — сказал он, посмотрев в круглое, обветренное лицо женщины.

— Твоя правда. — Мойра тоже села за стол. — Откуда едите?

— Из Даллина. — не соврала Хельви.

— Здесь будете жить или туда уедете? — Мойра неопределенно махнула рукой.

— В Гранаре. — королева улыбнулась хозяйке. — Мы совершаем паломничество после свадьбы, а потом вернемся в долину.

— Дело. — одобрила Мойра. — Ночевать будете на сеновале. Девочки дадут вам одеял. За постой можете не платить, но пусть твой муж поступит по обычаю. Ферма должна жить.

Хельви помолчала.

— Я поговорю с ним. Не без колебаний ответила она. — Но ты же сама видишь, он не здешний и не знает наших обычаев.

— Поговори. — хозяйка тяжело поднялась. — Мы со стариком корежились здесь двадцать лет. А после того, как добрая королева Хельви указом отдала участки в долине горцам, это наша земля по закону. Будет обидно, если она никому не достанется.

Все встали из-за стола.

Харвей с охапкой одеял и пледов влез а сеновал и помог Хельви устроить там более или менее удобное гнездо.

— Только потише тут. — строго сказала Мойра. — У меня внизу свиньи.

— И мы их разбудим. — добавила королева, забираясь на громадное лежбище, созданное стараниями молодого лорда.

— Так о чем ты собиралась со мной поговорить? — спросил Харвей, когда дверь за неодобрительно ворчавшей хозяйкой закрылась. — Что значит «поступить по обычаю»?

Хельви сразу замкнулась.

— Кажется, все понятно. — буркнула она. — Посмотри на них. Бедные, обездоленные бабы. Мужей нет. Детей нет. А хутор, — в тоне королевы прозвучали непреклонные нотки, — должен жить, как сказала Мойра. Что тут не ясного? — Хельви помолчала. — Тебя это не касается.

— Почему? — Харвей стянул сапоги. — Потому что я «бри-сальв»?

— Спи и не забивай себе голову. — спутница повернулась к нему сипиной. — Когда вернемся, я прикажу д’Орсини отправить сюда роту солдат. Ближе к осени. За одно и поле вспашут под озимые.

Больше она не произнесла ни слова.

Харвей лежал в темноте и слушал, как в дерновую крышу над головой мягко ударяют капли Ночью пошел дождь. Ему было невыносимо тяжело находиться под кровом дома, где беотийские солдаты, такие же как он сам, убили хозяев, даже детей. Деми воевал не с Гранаром — в Северном море не было гранарских кораблей — а с Фомарионом, но на душе от этого не становилось легче.

Только сейчас он начал понимать смысл некоторых сальвских обычаев, раньше казавшихся ему мягко говоря странными. Например, в спокойном сытом Беоте женщины, не вышедшие замуж и не имевшие детей, пользовались общим уважением и даже составляли заметную силу — мнение старых дев многое решало в семейных делах. С точки зрения благополучного беотийского адмирала такое положение было вполне естественным.

В Гранаре все выглядело иначе. Девица-перестарок, вовремя не нашедшая супруга, вызывала только едва скрываемое презрение. Она считалась чем-то лишним — обузой, позором домочадцев. Зато всеми правами и молчаливой солидарной поддержкой окружающих пользовалась мать, в одиночку растившая своих детей. Даже если ее малыши были прижиты вне брака. Такое отношение становилось особенно заметно после войн, моровых поветрий, большого голода… Лишь сейчас Харвей осознал, как сальвы, которых более 500 лет вырезали в стычках и набегах соседние племена, цеплялись за жизнь. «Если б у них убили всех мужчин, они бы вышли на большую дорогу, и через 20 лет в Гранаре поднялось новое поколение. — Деми сжал в кулаке травинку. — А то кому достанется эта земля?»

Он встал тихо, чтоб не разбудить Хельви. Казалось, она дышит ровно. После целого дня верховой езды королева устала. Ее не потревожил даже скрип лестницы, по которой Харвей спускался с сеновала.

Накинув на голову один из шерстяных пледов, он пробежал до дома по дождю. Входная дверь была не заперта. Его уже ждали. Все семь. От старшей Мойры, которой ее 40 лет еще позволяли надеяться на потомство, до младшей долговязой девочки-подростка по имени Рут.

Сильные, кряжистые, с загорелыми рано увядшими лицами, они чисто вымылись в бане с вереском и надели новые рубашки, но не стали от этого привлекательнее. Харвей боялся только за свои спазмы, потому что не хотел оскорбить женщин. Но крестьянки были на высоте: никакой каши по тарелке — только дело.

Когда Мойра подвела гостя к молчаливой испуганной Рут, Деми усомнился:

— Не рано?

Хозяйка покачала головой.

— Нет. Ей скоро 15. Она уже девушка и сможет родить. У нас выходят замуж и раньше. В тот день она была у тетки в горах. Мы потому и оставили Рут напоследок, чтоб ты не больно ее валял.

Лорд крякнул. «Умницы-разумницы! Вот девицу-то как раз не надо было напоследок оставлять. Для нее вся сила и нужна. А теперь, черт его знает, смогу ли я, когда вы меня выпотрошили, как осетра на кухне?»

Но он смог. Даже не особенно замучил бедняжку, тело которой одеревенело от страха.

На сером, высохшем от дождя небе уже зажглась малиновая полоса рассвета, когда Харвей дополз до сеновала и ткнулся лицом в плед. Спазмы его не мучили. «Ну значит клин клином» — подумал он. Сон был глубоким и здоровым, как после рубки дров.

Проснулся лорд поздно. Солнце стояло уже высоко, чистое небо обещало жаркий день. Среди шумных звуков крестьянского двора он не уловил чего-то привычного. Никто не сопел рядом. Харвей повернулся на другой бок. Хельви на сеновале не было. А выглянув сквозь щели в стене на улицу, герцог обнаружил, что и Пенка из-под коновязи пропал.

— Она уехала. — сказала Мойра, сливая ему воду на руки. — Даже завтракать не стала. Наверное, ее обидело то, что вы провели ночь с нами, сир.

«Я не ослышался?»

— Ты знаешь, кто мы? — Харвей удивленно посмотрел на женщину.

На ее лице было написано спокойное умиротворение.

— Конечно, сир. Год назад мы видели добрую королеву Хельви вместе с ее армией, они проезжали на север, за перевал. У нас бывает мало народу, а такое не забудешь.

— Что ж, значит вы можете рассчитывать на королевскую ренту. — сухо бросил Деми, вытирая руки. — Ближе к осени сюда приедут солдаты, приведут в порядок ваше поле, поправят дом. А пока держите. — лорд отстегнул от пояса туго набитый кошелек. — Куда она поехала?

— На север. — Мойра махнула рукой в нужном направлении. — Поезжайте, никуда не сворачивая, и вы ее скоро догоните. Тут всего одна дорога. — она отвела ладонь гостя с кошельком в сторону. — Оставьте деньги при себе. Здесь их не на что тратить, а с нас и так довольно чести: земля, по которой ступал король, будет жить, даже если ее сожгут снова.

— Прощай. — Харвей кивнул хозяйке и отсалютовал ее дочерям, вышедшим на крыльцо. Он не стал больше задерживаться, отвязал коня и пустил его галопом.

— Да хранит вас Бог, сир! — крикнула фермерша, когда его серый жеребец был уже на гребне холма.