— Вас это не озадачило? — поднял брови Харвей.

— Нас это устроило. — уточнила Хельви. — Но мы не могли не понимать, что за таким отношением папы к собственным легатам кроется какая-то тайна. Вскоре мы почувствовали, что Гильдебрант ничего не забыл и не простил. Из-за передачи Мальдора бывшим рыцарям Золотой Розы он обвинил нас в попустительстве еретикам. Снова пришлось платить, — королева вздохнула, — и дорого. Чтобы замирить папу, несколько человек из высшей иерархии ордена, оставшихся в живых после следствия, согласились быть казнены. Понимаешь? Они добровольно пошли на костер, чтоб не трогали остальных.

— Должно быть, братство значило для них очень много. — задумчиво протянул Деми.

— Больше, чем ты себе можешь представить. — кивнула королева. Особенно для совершенных. То есть для рыцарей высокого посвящения. — пояснила она. — Но таких после разгрома ордена было очень немного, а теперь и совсем нет. — на ее лице вдруг вспыхнуло сожаление. — ты даже вообразить не в силах, что они умели! Вызывать дождь и разгонять тучи. Разговаривать друг с другом, не разжимая рта — одной мыслью. Согреваться в мороз без огня… — в словах Хельви слышалось почти восхищение. — Им очень хотелось преодолеть границы, поставленные Богом человеку. И они их преодолели. — королева вздохнула. — Не без ущерба для себя. Человеческого в них осталось… Три капли на дне орденской чаши, как говорил один командор. Гордость, зависть и любопытство. У некоторых была еще и память о пережитых человеческих чувствах, которая их очень мучила.

— Но если они были способны на такую преданность братьям, что ради них пожертвовали собой, — недоверчиво произнес Деми, — стоит ли винить их в потере человеческих чувств?

Хельви грустно покачала головой.

— Ты не верно мотивируешь этот поступок. — сказала она. — Нам трудно их понять. — Они жертвовали собой не ради друг друга, а ради того, что представлялось им дороже бренных человеческих оболочек. Ради своих великих тайн, которые могли погибнуть вместе с последними братьями Золотой Розы. Ради священных реликвий, которые должны сохраняться во что бы то ни стало. Ради обрядов, сущности которых большинство из них даже не знало.

— Значит твои подданные с Мальдора — чернокнижники? — прямо спросил Харвей.

— Мои подданные с Мальдора — простые люди, — вздохнула королева, — в прошлом у которых есть несколько лет, проведенных в ордене. К великим тайнам были сопричастны только братья высоких посвящений. После разгрома уцелели в основном рыцари самых нижних степеней, воины, кормщики, капитаны орденских судов, служащие вексельных домов, солдаты дальних гарнизонов. Они почти не принимали участия в страшных обрядах, за исключением первого посвятительного круга, и очень мало знали о главном. — Хельви нахмурилась. — Тогда, десять лет назад, я посчитала, что простого покаяния с них будет достаточно, и отдала им Мальдор, потому что бывшим братьям после папской буллы трудно жилось среди других людей, которые еще недавно охотились за ними с кольями и вилами.

— И ты полагаешь, что сейчас все они стали добрыми христианами? — с сомнением спросил Харвей.

— Я похожа на дурочку? — Хельви помотала головой. — Нет, я так не полагаю. Тот, кто хоть раз пил из орденской чаши, снова не сможет стать таким же, как прежде. И наивно надеяться, что когда-нибудь пропасть между мальдорским дворянством и остальным благородным сословием Гранара изгладится. Но бывшие братья Золотой Розы верно служили мне. Мальдор — сильная линия обороны в южных водах Гранара. Поэтому я не сожалею о своем поступке.

Харвей покачал головой. Из слов жены он понял одно: когда-то Хельви пожалела несчастных, которых на куски рвали папские легаты, и предоставила им защиту. Поступок совсем не королевский. С годами рыцари ордена оказались полезны Гранару, и теперь Хельви пыталась подвести под свои действия хоть какое-то разумное основание.

Деми подумал, что для государя доброта может оказаться не самым полезным качеством. Но тут же оборвал себя. Об этом хорошо размышлять, сидя в тепле у камина. А полгода назад в плаймарской Цитадели он дорого бы дал за всплеск человечности в каменном сердце Дагмара! И вот теперь Хельви должна была вновь платить за проявленное когда-то милосердие. Опять появились люди, о которых она ни тогда, ни сейчас ничего не знала, но остро чувствовала угрозу, исходившую от них. В ее понимании «могильщики» всегда были связаны со смертью, и от того, что они оказывались на разных, иногда прямо противостоящих друг другу сторонах, становилось особенно жутко.

Харвей взял руки жены в свои ладони и прикоснулся губами к кончикам ее пальцев.

— Ты очень боишься?

— Да. — созналась она. — А главное не понимаю, чего именно. — королева попыталась улыбнуться. — Нам необходимо срочно связаться с Мальдором. — сказала она. — Спросить, что они знают. Не появлялись ли у них в последнее время «могильщики»? Передать свои сведения.

— Какие именно? — нахмурился консорт. Ему совсем не улыбалось разглашать подробности гибели беотийского посла.

— Только официальную версию. — Хельви отняла у него руки и сложила их ладонями вместе. — Боюсь, наше дело не может быть доверено бумаге. К тому же посылать на Мальдор голубей в такую погоду, все равно что бросать бутылку с письмом в бурное море.

— Значит надо ехать. — спокойно кивнул Харвей. — Если обещаешь мне не очень беспокоиться, я отправлюсь прямо завтра.

— Почему не д’Орсини? — ее глаза вспыхнули такой тревогой, что у Деми стало еще тяжелее на душе.

— Мне давно уже пора побывать на острове, — сказал он, — и наладить связи с мальдорским флотом. — К кому я могу обратиться?

— К командору Ружеро д’ Онжерону — тихо ответила женщина. — Я ему доверяю.

На следующий день в присутствии епископа Сальвского Робера монахи св. Гервасия вскрыли под алтарем часовни небольшую крипту, о существовании которой Харвей раньше не подозревал. К удивлению консорта, под могильной плитой, вместо истлевших останков древнего героя или святых мощей, Деми увидел огромный, тяжелый меч, принадлежавший явно великану. Таких не ковали уже ни во времена его отца, ни во времена деда Харвея. Эмалево-белое навершье было обведено синим орнаментом, те же цвета сочетались на ножнах. Это было древнее оружие, пришедшее из другого, более могущественного и полнокровного мира, по сравнению с которым наш казался только слепком, припорошенным пылью и лишенным яркости красок. Консорт почувствовал это сразу, как только взглянул на меч. Еще он ощутил необыкновенную робость и попытался склонить оба колена, но клинок словно потянул его наверх, и когда ладонь Деми коснулась рукоятки, оружие пришлось ему как раз по силам. Он поднял увесистый клинок над головой, ощущая благодатную тяжесть в предплечье, и улыбнулся королеве. Хельви оставалась серьезной.

— Да хранит тебя Бог и лорд Монтаньяра. — прошептала она.

Мальдор действительно вставал из пены морской, как часовой у южных ворот Гранара. Патруль, отловивший контрабандистов на северном побережье, долго не мог поверить, что насквозь мокрый, дрожащий от холода человек в грубом матросском плаще является консортом и имеет к их командору неотложное дело. Как ни странно помогли ни перстень с государственной печатью Гранара и не верительные грамоты за именем Хельви, а обычная привычка Харвея командовать людьми. Он не стал ничего доказывать, а просто потребовал немедленно вести его к мессиру Ружеро, который и решит судьбу непрошеных гостей. Его послушались, и первый же более грамотный отряд рыцарей, сунув нос во влажные, покоробившиеся от воды бумаги Харвея, взял перед консортом на караул.

Деми предоставили собственную лошадь, тогда как от самого побережья он трясся на крупе гнедой кобылы одного из патрульных.

— Скоро мы будем в Альбуфере, сир. — вежливо сообщил Харвею капитан. — Для нас огромная честь принимать ваше высочество на Мальдоре, и я счастлив, что первым встретил вас по дороге к крепости.