— В резиденции до него добраться будет трудно. — заметил д’Орсини. — После покушения посол увеличил охрану. Теперь при нем неотступно находятся телохранители. Мы, конечно, можем их снять и зарезать его прямо в спальне, но в таком случае огласки не избежать.
— Не стоит. — покачал головой Деми. — Он рвется ко двору? Прекрасно. Хельви сейчас неважно себя чувствует, ее аудиенциями распоряжаюсь я. Назначу ему прием у королевы на самое позднее время под предлогом того, что она хочет без свидетелей расспросить посла о случившемся. И, ради Бога, — в голосе консорта зазвучал металл, — на этот раз не следи за мной.
— Хорошо, хорошо. — замахал ладонями в воздухе Симон. — Ты его опять упустишь.
— Ты тоже. — хмыкнул Деми. — А он еще не успел написать обо всем в Плаймар? Может и огород городить поздно?
— Успел. — Симон, как фокусник, извлек из рукава пару конвертов с красными восковыми печатями. — Вот это официальное донесение посла к беотийскому двору. Оно поехало обычным трактом. В нем нет ничего интересного, вообще ни слова об исчезновении. А вот это, — д’Орсини помахал перед носом у консорта вторым посланием, — шифрованный текст, который Кларенс отправил Дагмару через предусмотренную ими тайную связь. Один беотийский кормщик в порту Грот выполняет функции их курьера. За хорошую плату, конечно. Мои люди взяли оба письма. С тех пор, как Кларенс вернулся, мы перехватываем всю почту, выходящую из посольства. Но долго этого делать нельзя, в Плаймаре могут возникнуть подозрения по поводу задержки корреспонденции.
Харвей кивнул.
— А у них не предусмотрен третий тракт? — спросил он.
Рыцарь усмехнулся.
— Сдается, сир, вы были бы главой тайной полиции не хуже, чем я. Конечно, предусмотрен. Но он идет через горы, прямиком в Беот. Самый короткий, но и самый трудный путь. За него сейчас не надо опасаться, в горах мятеж, и третий курьер остался в посольстве без дела.
Деми подумал, что у д’Орсини явные способности к политическим играм, проявившиеся совсем недавно, после войны.
— Текст-то ты расшифровал? — спросил он скорее для порядка.
— Конечно, — кивнул рыцарь. — Простейший десятеричный код с заменой букв фаррадскими цифрами. Кстати, они очень удобны. Что касается письма, — Симон усмехнулся, — мы с вами там нарисованы самыми черными красками. Я — в особенности.
— Почему ты? — не понял Харвей.
— Вероятно, потому что от меня он этого не ожидал. — пожал плечами д’Орсини, — А еще, наверное, потому что подозревает, кто долбанул его вазой по башке и привязал к стулу.
Оба рассмеялись.
Как ни странно, на этот раз, хотя Харвей и осознавал, что случилась крупная неприятность, он не был так подавлен, как месяц назад. Облегчение, которое Деми испытывал все то время, пока считал негодяя мертвым, дало ему сил. Он сумел как бы отстраниться от своих старых страданий, и память о них перестала приносить прежнюю боль.
Сейчас консорт чувствовал сильнейшую досаду от появления человека, способного выстроить на его пути новые помехи. Но ощущение это было скорее рациональным осознанием опасности, чем почти животным страхом, который он испытывал перед Свищем раньше. Неожиданно для себя Харвей понял, что перестал бояться даже той грязи, которую Кларенс мог вывалить на него перед королевой. Хельви так решительно взялась заминать дело об исчезновении посла, точно сама состояла в сговоре с мужем и д’Орсини. Конечно, она о многом подозревала, но главным для Деми было не это. Он чувствовал такое доверие с ее стороны, что точно знал: даже если Кларенс скажет, будто Харвей ограбил и зарезал нищих на паперти кафедрального собора Рождественской ночью, Хельви начнет искать для мужа смягчающие обстоятельства.
В последний месяц он почувствовал, как ответственность все больше перекладывается с ее плеч на его. Это затягивало. Королева плохо переносила вторую половину беременности, к тому же очень стеснялась своего нового облика: большого живота, припухших губ и растолстевшего носа.
— Я — урод. — говорила она, глядя на себя в зеркало. — Харвей Деми, что со мной делает твой ребенок?
В такие минуты консорт не мог удержаться от смеха.
— Просто у нас будет мальчик. Как ты и хотела.
— Я хотела? — Хельви делала круглые глаза и тут же начинала сама хохотать. — Это вы хотели. Весь Гранар. Надеюсь, когда я буду лежать после родов в гробу, то снова стану по-прежнему прекрасной.
Харвей, сам в другое время ценивший мрачный юмор супруги, сейчас этого не одобрял. Слишком близко подступал срок, и слишком хрупкой казалась сейчас ее жизнь. Он боялся об этом даже думать. Полгода с Хельви заставили его выпустить наружу то, что раньше Деми прятал глубоко внутри. Сделали его тем, чем он был всегда, но не мог показать открыто.
Харвей чувствовал, как она шаг за шагом уступает ему свои дела, полномочия, обязанности, осторожно убираясь отовсюду. Это и радовало, и настораживало его. По сути он уже стал королем. Но осталась ли Хельви королевой? К чему она готовилась, выдвигая его на первый план?
Эту странную перемену заметил в королеве и приехавший ненадолго с гор Дерлок.
— Поздравляю. — мрачно сказал он Деми после одного из Советов. — Тебе удалось за пару месяцев сделать с ней то, что я не смог за шесть лет. Она тебя не перебивает.
Босуорт сам изменился. Он стал более спокоен и уверен в себе не той прежней наглой, на зло всем, уверенностью, а ровным чувством собственного достоинства, за которым стояла убежденность в своей силе. Выступая на Совете он больше не кипятился по каждому поводу, стараясь обязательно отстоять собственную точку зрения и всех подозревая в дурном отношении к себе. Глядя на него сейчас, Харвей вдруг понял, как тяжело давалось этому сильному властному мужчине положение фаворита.
Вероятно, поостыв от первого гнева и переболев обиду, лорд Босуорт испытывал теперь своего рода облегчение. Если б не Хельви… При взгляде на королеву в его глазах время от времени читалась затопляющая душу тоска. Деми взгляд Дерлока напомнил глаза бездомной старой собаки, выгнанной хозяином за ненадобностью. По отношению к этому человеку консорт испытывал чувство похожее на стыд. Если б не Хельви…
Босуорт прибыл оговорить вопрос о предоставлении другой, более плодородной земли кланам Чизлхолмов и Мак-Дуфов. Отказа он не встретил и собирался через два дня возвращаться в горы.
— Песиваля я привезу, когда на дорогах будет поспокойнее. — сказал он консорту. — Сейчас, я думаю, ты и сам не захочешь рисковать.
— Куда их вообще понесло? — с досадой осведомился Деми. — Они что-нибудь объяснили?
— Феона говорила, ты их вызвал, — пожал плечами Босуорт, — чтоб участвовать в коронации.
— Возможно, в твоих глазах я идиот, но не до такой же степени, чтоб тащить женщину и двоих детей зимой, через горы, хоть бы даже и для похорон папы.
— Н-да. — протянул Дерлок. — Странная история. Феона говорила, что получила официальное известие, а не письмо от тебя. Ее это очень обидело. Бумага была за твоей герцогской печатью. Ее удивило, что не за королевской, как обычно. Но она все равно не посмела ослушаться.
Теперь картина становилась более или менее ясна. Герцогских печатей Деми среди конфискованных у него в Беоте вещей было предостаточно. Маленькие на перстнях, походные, большие для официальных случаев. Вероятно, что-то Кларенс привез с собой. Зачем послу понадобилось вызывать сына Харвея в столицу и как он намеревался использовать мальчика в давлении на отца, консорт не знал. Пока он считал Свища мертвым, его это его не беспокоило. Но сейчас прокурор опять ожил, и надо было срочно изобретать меры, как загнать его обратно в могилу.
Аудиенция Кларенсу была назначена на 11 часов вечера в пятницу. Дворец уже опустел. Деми считал, что расширять круг посвященных в тайну опасно, а использовать наемных убийц в королевской резиденции еще опаснее. Поэтому он поспешил к назначенному часу занять позицию в колоннаде нижнего этажа, по которой посол должен был идти к пустынной лестнице в верхние покои ее величества.