— Что вы здесь делаете? — будто не слыша, спросила Мария. — Вы же должны были… выйти замуж за Родриго. Как же?.. — веки ее задрожали, глаза закатились.

Джульетта убрала с лица цыганки спутанные волосы. Кожа Марии, невольно отметила девушка, была гладкой как бархат. Думаешь, он любит ее?

Внезапно на память пришли слова кузины Лючии. Ясно, что она любит Родриго и ничего плохого о нем не скажет. Подозрение закралось в сердце. Имеет ли ее жених какое-то отношение к нынешнему тяжелому положению Марии? Но нет, Родриго бы сказал…

Почему это он должен доверяться тебе?

Возвращаясь к вопросу, все еще висевшему в воздухе, Джульетта сказала:

— Я предпочла служить Богу.

Лгунья! Лицемерка!

Впервые на лице Марии появилось озабоченное выражение. Ресницы затрепетали, поднялись.

— Простите… но вы смеетесь надо мной. Какая нормальная женщина… в здравом уме… предпочтет монастырь Родриго да Валенти? Его объятиям?

Ее темные глаза наполнились слезами. Мария отвернулась, будто не желая больше смотреть на Джульетту.

— Он настоящий мужчина… и даже больше, — голос был слабым, но в словах слышалась убежденность.

— Конечно, — не могла не согласиться девушка, чувствуя, как кровь прилила к щекам. — А почему ты не в таборе?

— Палмьери, — прошептала цыганка. Девушка едва расслышала имя и наклонилась.

В это время в коровник вошла Луиджия. Джульетта предостерегающе подняла руку.

— Не подходи. Положи все у двери и… grazi, подруга.

Огорченная Луиджия кивнула.

— Осторожней, Джульетта. Пожалуйста, не заболей!

— У меня нет такого намерения. Но помолись за нас, хорошо?

— Не беспокойся, помолюсь. И благослови тебя Господь! — не совсем уверенно ответила Луиджия, отступила и, разрываемая противоречивыми чувствами, вышла из сарая.

Когда подруга ушла, девушка задумалась. Ее задача была нелегкой, она почти ничего не знала о лечении чумы. Но ей было известно, что болезнь смертельно опасна, причем некоторые виды — особенно.

Мария то ли спала, то ли потеряла сознание. Она лежала неспокойно: стонала, голова моталась из стороны в сторону. Врожденное чувство сострадания проснулось в дочери Данте де Алессандро и, отбросив страхи, девушка приступила к делу.

Раздев больную, укутала ее двумя одеялами. Сырую одежду сложила у двери. Интересно, передается ли чума через белье?

За работой Джульетте вспомнились слова аббатисы о цыганах и выражение отвращения на ее лице. Винить монахиню за то, что она боится чумы, нельзя, однако поведение явно не соответствовало званию. Монахине не к лицу предубеждение.

Но почему Мария пришла в Санта-Лючию, а не в табор? Разве что ее избегали, а может, и прогнали.

Хотя Джульетте с трудом верилось, что Маддалена отказалась бы ухаживать за больной.

Внезапно ее осенило. Конечно. Как и всегда, Zingari перебираются на зиму в более теплое место. Несомненно, они уже ушли. Но если так, то почему не взяли с собой Марию? Не могли же они ее бросить! Может быть, со временем Мария сама расскажет…

Джульетта вспотела, но сначала нужно было устроить больную, а уж потом думать о себе. Вытирая волосы цыганки скомканным полотенцем, девушка заметила на ее коже темные пятна. Сестра Франческа оказалась права, несомненно, это знаки чумы.

Отогнав мрачные мысли, Джульетта наполнила ведро водой из корыта и начала прикладывать мокрое полотенце к горячему телу больной, хотя вид темных пятен ужасал ее. Можно ли спасти молодую женщину? Удастся ли ей сделать это?

Только не сдаваться и молить о чуде. Чума убивает не всегда. Некоторые пережили ее и уже, как рассказывают, больше никогда не заболеют.

Удостоверившись, что Мария уснула и ей удобно, девушка положила полотенце в ведро и принялась изучать лекарства, принесенные сестрой Франческой.

Одна из коров замычала, и Джульетта беспокойно оглянулась. Как же они одиноки! Да, сарай — не место для больной. Иисус родился в яслях и спал там. Верно, но ведь ни мать, ни отец, ни ребенок не были больны.

Внезапно откуда-то из-за спины появился черный кот сестры Лукреции. На этот раз послушница впервые обрадовалась ему. Аристо рассказывал, что коты отгоняют чуму. Как им это удается, было загадкой, но многие верили, в том числе и ее мать. Девушка посмотрела на кота.

— Хорошо бы вас было десять, — ее рука погладила спину животного, кот в ответ привычно выгнулся и с явным удовольствием потерся о бедро Джульетты.

— А еще лучше, если бы ты был Бо, а я была в Кастелло Монтеверди. И готовилась к свадьбе…

* * *

Родриго не удалось найти Марию, хотя он и очень старался. Ему оставалось только с горечью признать, что в таком городе, как Флоренция, легко исчезнуть, особенно если не хочешь, чтобы тебя нашли.

Валенти предполагал, что девушка может быть уже мертва. Но винить себя он не мог, так как никогда не давал ей повода считать, что они могут пожениться.

В воскресенье Родриго уже серьезно подумывал о том, чтобы навестить Санта-Лючию, но чувство ответственности за Марию, за ее побег во Флоренцию удержало его. А утром он столкнулся с Андреа Ленци, одним из самых энергичных членов Compagnacci, который рассказал, что Большую Мессу в Санта-Мария дель Фьоре будет служить сам приор Сан-Марко — первое публичное выступление доминиканца после его отлучения в июне.

Из всех знакомых ему Compagnacci Андреа был наиболее близок Валенти. Родриго даже гостил в доме Ленци, где встретился со своим давнишним знакомым, отцом Антуаном, священником, изгнанным из Франции.

После полудня Родриго, Ленци и еще двое молодых мужчин шагали через Пьяцца Джованни к собору. И как всегда, это величественное сооружение с совершенно необычным, революционным куполом, спроектированным и возведенным Филиппо Брунеллески[41], вселило в Валенти чувство благоговейного трепета. Даже сейчас, одолеваемый столькими заботами, он не мог не ощутить всю незначительность человека перед столь внушительным зданием. И хотя Родриго знал о том, что произойдет внутри, им овладело величайшее миролюбие и смирение. Замысловатый узор белого, розового и зеленого мрамора во внешней отделке собора сиял под зимним солнцем, прекрасной работы кованые бронзовые двери и колокольня Джотто, парящая в небе — все это удостоилось лишь беглого взгляда молодых людей.

Поднимаясь в собор по четырем каменным ступенькам, идущим прямо с piazza[42], Родриго размышлял о Джироламо Савонароле. Этот фанатик, отлученный от церкви, настолько безрассуден, что собирается осквернить своим присутствием этот великолепный храм Бога. Подтверждается все, что молодой человек слышал об этом монахе после возвращения из Франции.

— Думаю, тебе понравится то, что мы припасли для приора Сан-Марко, — сказал ему Ленци, когда они вошли в собор.

Родриго искоса взглянул на него и усмехнулся.

— Хитрецы. А почему не заручились моей помощью?

Ленци, высокий худощавый юноша с прямыми каштановыми волосами, ниспадающими из-под красной бархатной шапочки, ответил:

— Все решилось в последнюю минуту… о намерениях доминиканца мы узнали только вчера вечером, — он подмигнул Родриго и пробормотал: — В следующий раз наверняка включим и тебя.

— Будем надеяться, что больше не понадобится, — заметил третий, Берто Кавалли.

— Не поверишь, пока не увидишь, Валенти, — добавил Таддео, еще один их товарищ. — Удивляйся тому, что мы придумали… вместе с доминиканцем!

Родриго кивнул, и они расположились в передней части собора, перед невысокими хорами, выложенными белым с прожилками мрамором. Народу было немного — явный знак, что сторонники Савонаролы не только теряют опору, но и число их уменьшается.

— Может быть, Его Святейшество пришлет войска, чтобы арестовать доминиканца, и мы избавимся от этого монаха раз и навсегда, — проворчал Ленци. И тут же просиял. — Или выставим его на обозрение вместе со львами на арене возле Палаццо Веккио.

вернуться

41

Бруннелески Филиппо (1377-1446) — выдающийся итальянский архитектор эпохи раннего возрождения.

вернуться

42

площадь (итал.)