— Но другого короля у нас нет, — убеждал их Джеффри. — Нет у нас другого короля. Вы предпочли бы иметь королем француза Филиппа? Кто-то должен быть королем, или нас постигнет участь гораздо худшая, чем ненависть Джона.
— Есть маленький Генри, — заметил один барон. — Он мог бы править с помощью совета…
— И не мечтайте об этом! — резко оборвал его Джеффри, едва сохраняя самообладание. — Вам не хуже моего известно, чем это пахнет! Вместо поборов одного человека… Да на нас набросится целая стая воронья!
— Возможно… А если нет? Если Господь хочет, чтобы король не был королем…
Джеффри находился с Адамом на юге, когда Джоанна прислала ему известие о том, что на Континенте обнародовали папский интердикт [6] Джону. Конечно, его не огласят официально в Англии. Джон может предотвратить это. Однако он не в состоянии препятствовать просачиванию слухов. Джеффри быстро объехал южные замки Адама, а затем, уже по пути на север, доставил мальчика в Лестер. У него имелось письмо от Иэна для северных вассалов, и он хотел, чтобы это послание и новости достигли их одновременно. Если же новости от папы опередят Джеффри, могло случиться так, что люди Иэна свяжут себя обязательством с каким-нибудь другим лордом, выступающим против короля, прежде чем он заручится их верностью. Таким образом, Джоанна вынуждена все решать сама.
Когда она заговорила, на ее спокойном лице не было страха, ни руки, ни голос не дрожали.
— Итак, милорд, вы должны принять решение. Остаетесь вы с нами или мне сообщить своей матушке, что сын ее дорогого друга и преданнейшего вассала, вашего отца, решил покинуть ее?
Джоанна намеренно описала ситуацию в столь неприятной форме, но за этим, однако, не крылось никакой угрозы. В глазах молодого мужчины отразились и его потрясение, и изумление.
— Ни о чем подобном я не говорил! — раздраженно ответил сэр Джон. — Я лишь не верил, что папа зайдет так далеко. Моя клятва вашей матушке никак не связана с ее отношением к королю.
Поскольку Джоанне удалось заставить сэра Джона увидеть, в какую сторону дует ветер его мыслей, а теперь, похоже, он готов изменить их направление, она взяла его за руки.
— Не сердитесь на меня. Прошу простить меня за то, что не так поняла вас. Вы знаете: не из большой любви или слепого отношения к ошибкам короля мы решили встать на его сторону. Как бы ни обидел король папу, боюсь, что святой отец не принимает во внимание нас, своих детей. Он готов свергнуть нашего короля, но ему некого предложить нам взамен. Как бы ни болела у нас голова, лучше носить ее на плечах, а не сложить на плахе.
Несколько дней понадобилось Джоанне, чтобы убедить сэра Джона принять правильное решение. Она предупредила своего вассала о возможном вторжении короля Филиппа в Англию, указала, что на этот раз французский король может заключить союз с Нижними Странами [7], чьи жители отлично знают, как преодолеть трясины, защищавшие Мерси от многих вторжений. Однако Джоанна не затягивала свой визит дольше необходимого. Отчасти это было связано с тем, что она не хотела выказывать сомнения относительно преданности сэра Джона, но главной причиной являлся ее страх я тоска по могучим и надежным стенам замка Роузлинд.
Ловко обойти интердикт папы не составит для Джоанны большого труда, раз она как-то тащила по земле простого священника, привязав его к хвосту кобылы, и выгнала из своих владений. Джоанна — не легковерная крепостная, трепещущая из-за своего умения читать, писать и говорить по-латыни и верящая, что священник нечто гораздо большее, нежели обычный человек. Она знает, что епископы и папы — тоже люди, и не боится выражать сомнения в их здравомыслии и непогрешимости.
В то же время Джоанна верила в существование Бога и дьявола, в активное участие высшего добра и величайшего зла в мирских делах. Где-то в тайниках своей души она связывала короля Джона с отцом дьявола. С первого дня жизни Джоанны король стал врагом ее дома. У нее остались весьма смутные воспоминания о своем отце, но одно из них всегда ярко всплывало в памяти: Саймон пребывал в неописуемой ярости — что разительно отличалось от коротких вспышек раздражения, в которые ввергала его Элинор, — проклиная короля, как скверное отродье сатаны.
Джеффри и Джоанне удавалось избегать королевского двора, но леди Эла постоянно снабжала Джоанну новостями оттуда, в большинстве своем не доставлявшими радости. После отъезда папских эмиссаров и Ренода Даммартина ничего существенного при дворе не произошло, но множество мелких инцидентов показывало презрение и безразличие короля к его знати, к мнениям о нем.
Рождество Джоанна встретила в Роузлинде одна. Вернувшись в замок в начале второй недели декабря и обнаружив там письмо Джеффри, в котором говорилось, что он не может провести праздник с ней, она не знала, радоваться ей или огорчаться. Конечно, она скучала по Джеффри, по их беседам, его благозвучному голосу и песням, по прикосновениям его рук. Но, поскольку в Клайро они чуть было не совершили прелюбодеяние, в их отношениях появилась заметная скованность.
В те дни они еще встречались раза два, обсуждали дела, обменивались новостями и были счастливы вместе. Покой, однако, длился недолго. Когда они даже случайно касались друг друга, между ними словно проскакивала молния. За этим следовало потрясение, мучительное по своей силе. Джоанна чувствовала, как замирало ее сердце, а потом начинало бешено биться. Джеффри слегка краснел и тут же отстранялся. Джоанна не истолковывала его действия неправильно. Конечно, он чувствовал то же самое, что и она. В глазах Джеффри загорались желтые огоньки страсти. Джоанна не могла понять лишь одного: причины его сдержанности. Сейчас она уже не сомневалась, что Джеффри лгал ей в Клайро, когда говорил о цели выбора помолвки вместо их свадьбы.
Поэтому Джоанна ни в одном из писем к Элинор не просила у матери разрешения на брак. По сути дела, она была настолько осторожна, что даже не намекала о своем желании ускорить свадьбу. Джеффри появлялся в ее письмах только в описаниях политических событий. Но тело Джоанны не подчинялось ее воле. Для губ, кожи, бедер разум не существовал. Джеффри пробудил в ней страсть, унять которую уже невозможно. Когда он был рядом, Джоанна вдруг обнару. живала, что наслаждается его запахом, непроизвольно поднимает руку, чтобы прикоснуться к нему, ищет под столом своим коленом его ногу…
Поскольку влечение к Джеффри не мешало чувству юмора Джоанны, она утешала себя мыслью, что, чем бы тот ни занимался, пытаясь погасить свою страсть, когда уезжал надолго, это ему мало помогает во время их встреч. Ее приятно возбуждало и забавляло, когда он вдруг резко отстранялся, если они случайно касались друг друга, или быстро переводил взгляд с ее лица, шеи или груди на какой-нибудь менее привлекательный предмет. Приятно было сознавать, что Джеффри тоже страдает, но становилось мучительно больно, если он не позволял Джоанне оказывать ему обычные услуги, например, купать его или помогать одеваться. Джоанна не обижалась: она понимала, с чем это связано. Она даже искренне смеялась над Джеффри, когда он велел ей уйти и оставить его одного… А ей так хотелось прикоснуться к нему…
Поэтому сейчас, читая письмо Джеффри, Джоанна испытывала одновременно и облегчение, и грусть. Упаковав подарки, приготовленные для своего жениха, Джоанна лишь тихо вздохнула и отослала их с Нудом. Страдая в Роузлинде от одиночества, она неохотно начала готовиться к двенадцатидневным празднествам. С каждым днем становилось все нестерпимее сидеть одной за огромным столом в огромном зале. Не с кем ни поговорить, ни посмеяться. Джоанна почти поддалась соблазну съездить в Айфорд или Кингслер, просто чтобы развлечься, но чувство долга не позволило ей лишить людей Роузлинда праздника из-за такого пустяка, как ее одиночество.
В конечном счете она получила от торжеств гораздо больше удовольствия, чем ожидала. Утром первого дня празднеств в Роузлинд прискакал сэр Ги с сундуком, набитым подарками от Элинор и Иэна, Он приехал из Ирландии тайно и добирался до Роузлинда только для того, чтобы сделать Джоанне приятный сюрприз. В полдень того же дня приехали еще два желанных гостя — старший сын одного из вассалов Джеффри и старший оруженосец графа Солсбери. Первый привез подарки от Джеффри, а второй — от графа и леди Элы. Джоанна с признательностью подумала о том, что все любимые ею люди помнят о ней и каждый стремится сделать для нее праздник радостным и светлым.
