И все же то тут, то там ощущалось какое-то движение. Заметив справа от себя человека, который внезапно нырнул в пламя, Джеффри глубоко вздохнул. Поначалу он решил, что мужчину от страха охватило безумие и он не выдержал ожидания смерти. Джеффри видел подобное и раньше, когда люди сами бросались на его меч. Но такая смерть была гораздо легче той, с которой столкнулись они сейчас. Смерть в огне совершенно иная… Пока Джеффри, следуя за этой мыслью, приходил к определенному выводу, еще один безумец кинулся в огонь в том же месте, и этот мужчина тащил за собой женщину. Джеффри вскрикнул и резко повернул вправо, увлекая с собой Джоанну.

То, что он увидел в этот момент, заставило его застыть на месте. Перед ними высилось длинное строение, полностью объятое огнем. За этим зданием полыхало еще одно такое же сооружение. Между двумя этими постройками проход превратился в черное русло туннеля, над которым дугой выгнулась огненная арка.

Невозможно! Ему не провести здесь Джоанну! Джеффри в отчаянии оглянулся. Постройки разлетались на куски прямо у него на глазах. Испуганные вопли Джоанны тонули в реве огня и грохоте падающих частей здании. Искры взметались в небо и рассыпались во всех направлениях. Джеффри и сам вскрикнул, когда обугленный кусок дерева попал ему в голову и опалил щеку, прежде чем он успел схватить его концом мокрой ткани. Жеребец громко заржал, когда очередной осколок упал на него. Вытянув голову, лошадь понеслась вперед, увлекая за собой Джоанну, рука которой словно прилипла к уздечке. Джеффри вынужден был последовать за девушкой прямо в черную бездну, которой он так боялся.

Несмотря на мокрую одежду, дышать стало просто невозможно. Рыжее пламя было сверху и с обеих сторон, глаза закрывались от черных едких паров. Влекомые ослепшим от страха жеребцом, который не мог пуститься галопом, ибо Джоанна удерживала его за уздечку, они пробирались через пылающий ад, пока земля не ушла у них из-под ног и они не оказались… в черной бездне реки.

Никогда еще Джеффри и Джоанна не были так близки к гибели, спасаясь от пожара, уничтожившего Лондон в 1212 году, как попав в огненную западню. В стеснявшей движения мокрой одежде, ослепшие и онемевшие, они чуть не захлебнулись, когда боевой конь Джеффри увлек их в Темзу. Лишь страх заставил Джоанну не выпустить из руки уздечку коня. Когда они упали, она инстинктивно отпустила повод, но все еще находилась около Оража. В поисках чего-нибудь, за что можно было ухватиться в холодной пучине реки, рука девушки натолкнулась на седельную луку и крепко сжала ее.

Как только она обрела способность дышать, страх заставил ее громко окликнуть Джеффри. Он устремился на крик и нащупал ремень на шее жеребца. Через мгновение его голова была тоже свободна. Поддерживаемые бьющейся в пучине лошадью, оба закашлялись и с трудом дышали, но их ошеломление длилось недолго. Они знали, что находятся в воде: каким-то образом конь почуял воду и понесся именно сюда.

Как только шок прошел, их положение стало уже менее опасным. Джеффри освободил голову жеребца, чтобы тому было легче плыть, и схватил рукой ремешок на его морде, дабы направлять движение коня. И он, и Джоанна хорошо плавали. Неудобства, создаваемые одеждой, компенсировались тем, что они могли держаться за Оража. К тому же прилив стремительно нес воду вверх по реке, и в считанные минуты Джеффри и Джоанна оказались вне опасности. Тем не менее они не выходили из реки, пока не нашли мель, где смогли передохнуть, а затем продолжили плавание, оставив далеко позади себя нагроможденные друг на друга дома торговцев. Наконец Джеффри и Джоанна выбрались на берег у тихого садика, где лишь порывы пропахшего дымом ветра говорили о бедствии, от которого они бежали.

Когда смотритель дома набросился с бранью на двух грязных пугал, вторгшихся в святая святых его господина, наступил момент очередного нервного напряжения. Сохраняя спокойствие, рожденное осторожностью, Джоанна вполне светским тоном объяснила, что произошло. Смотритель тотчас же поспешил предложить им все доступные в пустом доме удобства. Они смазали самые тяжелые ожоги гусиным жиром, отдохнули на скамьях, отведали простой пищи и вина, переоделись в предложенную им грубоватую одежду. Сына смотрителя отправили с посланием к Бьорну и Эдвине.

Дома они оказались еще до сумерек. Легли спать и заснули так крепко, что не шелохнулись, даже когда после полудня разразилась гроза. Пошел настоящий ливень, который и погасил пожар. Капли дождя продолжали падать и тушить последние угольки и после того, как ослабел неудержимый гнев грозы. Уже к обеду они оправились от шока и напряжения настолько, что затеяли ссору.

Каждый из них был не слишком благоприятного мнения о рассудке другого, раз он (или она) позволили себе впутаться в почти безвыходную ситуацию. Они обменивались колкими словечками, горячими, как огонь, от которого только что спаслись, до тех пор, пока леди Мод, сидевшая у окна и удивленно посматривавшая то на Джоанну, то на Джеффри, не перестала притворяться, что не слышит их. Она не могла поверить, что Джоанна смеет обвинять молодого лорда и перечить ему. В равной степени не понимала она и того, что явная ярость Джеффри, от которой раздувались его ноздри, сжимались губы и прыгали огоньки в золотистых зрачках, не превращала его в безумный вулкан. И, наконец, самое нелепое: огромный пес, Брайан, бегал от одного к дру. тому, всем своим видом выражая тревогу, — его бог и богиня испускают настоящие волны гнева. Оба не обращали внимания на собаку, лишь повышали голос, чтобы перекричать ее рычание. Леди Мод закрыла руками уши.

— Идиотка! — огрызнулся Джеффри. — Я уже говорил тебе, что оказался там непреднамеренно… хотя тебе повезло, раз я все-таки оказался там! Я заснул на коне, который сам выбрал самую широкую и легкую дорогу. Я был бы в безопасности, дома, если бы ты не бросилась туда, где не могла оказаться ни одна разумная женщина!

Объяснив в очередной раз, будто ее уверили, что главная опасность позади, Джоанна не стала утруждать себя повторениями этого смягчающего обстоятельства. В отличие от Элинор Джоанна никогда не ссорилась ни ради развлечения, ни потому, что ссора придавала исключительную пикантность примирению в постели. Не становилась она и такой злой, ибо просто не слушала того, о чем ей говорили. К тому же Джоанна заметила отчаянные попытки леди Мод остаться безучастной к их спору. И зачем его продолжать, раз в нем не может быть правого и неправого, тем более по вопросу, который наверняка никогда не возникнет снова?

— Хорошо, пусть так, — сказала Джоанна, понизив голос. — Я, наверное, действительно идиотка. Только абсолютная дура стала бы волноваться за тебя, ждать новостей, когда ты попал в беду! Обещаю: больше я так никогда не поступлю!

С этими словами она вышла из комнаты и исчезла за дверью спальни. Лишившись мишени своих нападок. Джеффри сжал зубы. В наступившей тишине последние слова Джоанны эхом прозвучали в его голове и наконец проникли в мозг. Краска сошла с его лица, оставив лишь красные отметины от ожогов на светлой коже. Джеффри посмотрел долгим взглядом на дверь, за которой скрылась Джоанна, и улыбка на его лице исчезла. Он нахмурился. Конечно, Джоанна несколько не в себе, но… Джеффри уже готов был простить ей все, когда до него дошли ее слова. Теперь нужно как-то помириться с ней. Джеффри еще больше нахмурился. Джоанну нелегко вывести из себя, но и на примирение она шла неохотно.

Он в отчаянии закрыл руками лицо и невольно вздрогнул. Леди Мод, заметив это, предложила ему воспользоваться какой-нибудь мазью, чтобы успокоить ожог, которого он коснулся. Непонимающе взглянув на женщину, ибо мысли его были далеки, Джеффри улыбнулся и покачал головой. Может быть, Джоанна и идиотка — а уж леди Мод точно! — зато он не дурак. Теперь он знает отличный предлог, как помириться со своей невестой! Джеффри решительно открыл дверь в спальню и сделал несколько шагов вперед.

Девушка стояла у окна и даже не оглянулась.