— Джоанна… Ожоги снова начали болеть… Не позаботишься ли ты о них?

Они пошли навстречу друг другу. Джеффри увидел, как прояснилось лицо девушки, и сразу же почувствовал облегчение. Никаких сердитых искорок в глазах Джоанны, ее лицо абсолютно спокойно.

— Конечно, — ответила она. — Садись.

Как только Джоанна вернулась со своими мазями, Джеффри ощутил беспокойство. Она искусно и осторожно обрабатывала его ожоги, но молча и с отсутствующим видом. С ним Джоанна никогда не хитрила. Если бы она все еще злилась, он скорее всего получил бы от нее необходимые лекарства и услышал в ответ что-нибудь вроде: «Не разговаривай со мной: я сердита на тебя!» или «Уходи! Я все еще злюсь!» Вместо этого, когда молчание грозило уже стать тягостным, Джоанна сделала вежливое замечание по поводу того, как им повезло с этим затянувшимся дождем.

— С дождем? — Джеффри недоуменно уставился на нее: он уже забыл о пожаре, а для разговора есть вещи и поважнее погоды.

— Конечно! — Джоанна помешкала с секунду, будто подыскивая подходящие слова, и, прежде чем Джеффри успел погасить свою досаду и спросить, что случилось, продолжила: — Я должна вернуться в Роузлинд. Здесь теперь ожидаются лишь восстановительные работы. Ты хочешь, чтобы я взяла с собой леди Мод?

В этот момент Джеффри был совершенно далек от мыслей о леди Мод, но его несколько озадачили поведение Джоанны и тема разговора, выбранная ею.

— Нет, — ответил он почти автоматически. — И не потому, что здесь может что-то случиться с леди Мод. Просто она подходит Энжелару, и он был бы рад жениться на ней, но его отец хочет для него более выгодного брака. Она — неплохая женщина… — Он внимательно посмотрел на Джоанну: уж не в этом ли причина ее равнодушия? — Я не послал бы ее к тебе, зная, что она распутница, Джоанна.

— И как ты поступил бы? Бросил бы ее на улице?

— Приказал бы Тостигу отвезти ее на подходящий постоялый двор! — резко ответил Джеффри. — В любом случае, я полагал, ты приютишь ее не более чем на одну ночь. Она свела бы тебя с ума! Леди Мод — самая глупая из всех известных мне женщин.

Легкая улыбка тронула губы Джоанны, словно некий незнакомец сказал ей нечто такое, с чем она была вполне согласна, но чего, по правилам приличий, не могла признать открыто.

— Она очень добродушна и мягкосердечна. Она может остаться и здесь, пока ты не подыщешь ей подходящее место, — любезно предложила Джоанна.

Джеффри пришел в ужас. Он полагал, что проводит Джоанну в Роузлинд, но, очевидно, она не только не ожидала этого, но и не желала.

— Ради Бога! — взорвался он. — Ты не сдержала своего недовольства, когда я высказал тебе всю правду в глаза! Если ты хотела, чтобы я использовал более мягкое слово, чем «идиотка», когда ругал тебя…

— О нет, — невозмутимо перебила его Джоанна. — Ты был прав: это был идиотский поступок. Я действительно не злюсь на тебя.

Нет, она не злилась, нет, уже с того времени, как в порыве страсти громко изрекла правду, которую прочитала в своих глазах, отражавшихся в зеркале, прошлым утром. Тогда она сказала, что не полюбит Джеффри, но уже через несколько часов под благовидным предлогом пустилась на его поиски туда, как он сам выразился, где не место ни одной разумной женщине. Джоанна не стала лицемерить и успокаивать себя, что просто хотела помочь олдермену. Ему нужны были лишь ее люди, а не она сама. Фактически он сделал все возможное, чтобы убедить ее не ехать. Ясно и другое. Если бы случайность не разделила Джоанну и ее латников, она стала бы для них бесполезной и опасной обузой, когда толпа сорвалась с цепи. Погибли лишь два человека, а еще десять получили ранения. Если бы им пришлось защищать ее, мертвых и раненых было бы гораздо больше.

Но что хуже всего, Джоанна понимала, на какую глупость идет, представляла себе, как взбесится Джеффри, когда узнает, что она сделала. И все же побуждение найти его было непреодолимым. Джоанна не могла припомнить особых переживаний из-за страха за него, кроме одного, когда она узнала, что Джеффри остался сдерживать натиск огня. Ее просто переполняла неодолимая потребность найти его, быть с ним рядом. Здесь стоит основательно поразмышлять: если это любовь, то говорить, что она никогда не полюбит Джеффри…

Нужно что-то решать! Отменить помолвку? Но этого не сделаешь ни за минуту, ни даже за час. Тут необходимо серьезно подумать. Это будет стоить немалых денег и причинит боль другим людям… Но принимать столь серьезное решение ей лучше уже в Роузлинде.

Джеффри не отрывал глаз от лица своей невесты, остававшегося непроницаемым. Ему пришлось признать, что она не таит злобы на него. Джоанна не умела скрывать своих чувств и открыто выражала их в кругу близких людей. Лучшее доказательство этому — теплота, с какой она отвечала на его любовные ласки. Что же тогда ее тревожит? Сейчас Джеффри ничего не мог понять по лицу и глазам Джоанны. Он приблизился к ней на шаг, готовый попытать удачу с помощью ласковых слов и нежных объятий. Но в комнату вошла Эдвина, объявив, что олдермен из Лондона ждет внизу и хочет видеть лорда Джеффри.

Джоанна ничем не выдала своего облегчения. О намерениях Джеффри догадаться было совсем не трудно. А что делать ей? Отказать ему было бы нехорошо. Более того, ее сопротивление вряд ли оказалось бы эффективным. И не потому, что Джеффри мог применить силу: она подозревала, что для этого он слишком проницателен. Джоанна боялась поддаться страсти при первом же прикосновении Джеффри, покориться своему стремлению к его телу. Поэтому она с радостью ухватилась за эту временную передышку, притворяясь гораздо более озабоченной за судьбу Лондона, чем на самом деле. Джоанна велела Эдвине проводить посетителя в зал, прежде чем Джеффри успел что-либо возразить.

Снова выбитый из колеи, он стоял молча. Ему ли не знать, какую ярость может породить в женщинах Роузлинда любое вмешательство в «деловые вопросы»? По рассеянности Джеффри совершенно упустил из вида, что олдермен спрашивал, собственно говоря, его, а не Джоанну.

Обращение гостя в первую очередь к Джеффри казалось вполне обычным, когда в доме есть мужчина. После вежливых приветствий и уверений, что пожар действительно потушен, олдермен обратился к Джоанне. Он счастлив сообщить ей о том, что ее лошадь найдена невредимой и находится в данный момент в замке, в конюшне. Однако после изобилия слов благодарности и обещаний о вознаграждении честному поимщику лошади мужчина не встал, чтобы уйти. Ни Джоанна, ни Джеффри не удивились этому. Они нашли весьма странным, что такая важная персона взяла на себя труд по возвращению животного.

Олдермен покачал головой:

— Это лишь жалкая компенсация за ту огромную помощь, какую оказали нам в час нашей беды вы и миледи, — сказал он.

— Сожалею, если наша помощь принесла ничтожную пользу, — вежливо ответил озадаченный Джеффри.

— Это не имеет значения. Ваше желание помочь и любовь к нам, проявленная в этом желании, позволили мне просить вас о еще одном одолжении.

Так вот в чем дело! Джоанна нахмурилась. И какое одолжение могли они оказать такому городу, как Лондон?

Из-за нескольких фунтов, которые они охотно пожертвовали бы на восстановительные работы, олдермен не стал бы отрывать себя от более важных дел. Джоанна дала себе слово обуздать чрезмерную щедрость Джеффри, испугавшись, что эти льстивые речи — всего лишь прелюдия к чему-то другому. В некотором смысле так оно и было, но страхи Джоанны оказались напрасными.

— Милорд, — продолжал олдермен дрожащим голосом и со слезами на глазах, — мы разорены! Город уничтожен, люди либо ранены, либо разбежались кто куда. У нас похищены лучшие инструменты для восстановительных работ.

— Я верю вам, — сказал Джеффри. — Я искренне сочувствую вашему горю, но не понимаю, чем могу помочь. Я недостаточно богат, чтобы поднять город из пепла.

— Как и любой другой человек, — согласился олдермен, к облегчению Джоанны. — Как и любой другой, не считая короля. Милорд, на вашем лице и руках следы огня. Король — ваш дядя. Он знает, что вы не станете лгать ему. Умоляю, попросите его за нас! Расскажите ему, чего мы лишились! Скажите, что мы не в состоянии дать ему людей и деньги, которые согласились выделить для войны.