Выругавшись, Рэнд схватил Кейт за руку, подтащил к софе, бережно усадил ее, потом снова подошел к двери, подозвал дворецкого и приказал ему мигом мчаться к врачу и просить его приехать.

– Это не из-за того, что я ездила в Харриман-Парк, – сказала Кейт, умоляюще глядя ему в глаза, когда он вновь подошел к ней. – Нас совсем не трясло... клянусь тебе.

Склонившись над ней, Рэнд поцеловал ее в лоб.

– Не волнуйся, любовь моя. Я уверен, все обойдется. Давай я отведу тебя наверх. Доктор тебя осмотрит, и все будет хорошо.

Через несколько часов прибыл доктор Дэнис и тотчас же отправился в спальню герцогини, приказав всем посторонним удалиться. К этому времени Кейт уже чувствовала себя лучше, однако доктор приписал ей строгий постельный режим на ближайшие несколько дней, и Кейт, ворча, повиновалась.

Эндрю вернулся в Лондон, но Мэгги Рэнд попросил остаться до тех пор, пока Кейт не станет лучше, и та, естественно, согласилась. Спустя несколько дней состояние здоровья Кейт и в самом деле заметно улучшилось, во всяком случае, настолько, что она стала жаловаться на то, что ее круглые сутки держат в постели, и Рэнд нехотя согласился разрешить ей проводить каждый день по нескольку часов в саду.

– Он так о тебе заботится, – с улыбкой проговорила Мэгги, когда они с Кейт уселись на удобные мягкие стулья, которые для них вынес в сад лакей. – Никогда не видела, чтобы он так себя вел.

Кейт погладила свой большой живот, в котором рос ребенок Рэнда.

– Он хочет этого малыша. Мне кажется, он его уже любит. Из него выйдет прекрасный отец.

– Он хорошо помнит собственное детство. Его отец, старый герцог, ужасно к нему относился, и ему наверняка хочется, чтобы жизнь его собственного ребенка была другой.

Кейт улыбнулась:

– Она и будет другой. Мы с Рэндом приложим для этого все силы.

В этот момент ребенок шевельнулся в животе, и Кейт улыбнулась. Она повернулась к Мэгги, намереваясь ей что-то сказать, как вдруг живот пронзила такая острая боль, что Кейт ахнула.

– Что такое? Что случилось? – взволнованно спросила Мэгги.

И вновь приступ боли. Глубоко вздохнув, чтобы успокоить ее, Кейт с трудом выговорила:

– Что-то не так, Мэгги. Ребенок как-то не так шевелится. – На лбу у нее выступили капельки пота. – О Господи, что происходит?

Мэгги вскочила.

– Не шевелись. Я сейчас приду. И она помчалась кдому, крича:

– Рэнд! Рэнд!

Как только Мэгги убежала, Кейт согнулась пополам от боли. Тело покрылось липким потом, руки затряслись.

«Боже правый! Ребенок... Не может быть, чтобы он сейчас родился. Еще ведь так рано. Господи, сделай так, чтобы этого не произошло!» В этот момент живот пронзил очередной приступ боли, и Кейт закусила губу, чтобы не закричать. Тошнота подкатила к горлу, Кейт, соскользнув со стула, опустилась на колени в траву, и ее вырвало. В тот же миг из нее фонтаном хлынула вода, а за ней – ярко-алая кровь. Кейт не сразу поняла, что это, но, почувствовав что-то липкое, содрогнулась от ужаса.

Краешком глаза она увидела, что к ней бежит Рэнд.

– Нет! – закричала Кейт.

Снова боль, еще сильнее, чем прежде, после чего навалилась жуткая темнота и Кейт, потеряв сознание, рухнула в траву.

Очнулась она у себя в спальне. Боль не проходила. У кровати стоял Рэнд.

– Все будет хорошо, – проговорил он, ласково откидывая со лба Кейт влажные волосы. Он был так же бледен, как и она. Поодаль стояла Мэгги. Глаза ее блестели от слез. – Врач уже едет. Продержись еще чуть-чуть.

Но как можно продержаться, когда так больно? Когда понимаешь, что наступили роды, и ничего не можешь сделать, чтобы их остановить? Когда знаешь, что если ребенок родится так рано, он скорее всего не выживет?

Приехал врач, и Рэнд ненадолго вышел. Но как только новая волна боли нахлынула на Кейт и она не смогла сдержать крик, он распахнул дверь и ворвался в спальню.

– Неужели вы не видите, что ей больно? – накинулся он на доктора. – Дайте же ей что-нибудь, чтобы ей стало легче!

Доктор лишь покачал головой.

– Она должна находиться в сознании. Скоро все будет кончено.

Рэнд тяжело опустился на стул, стоявший возле кровати.

– Кончено? – непонимающе повторил он.

И тогда врач подтвердил его страшную догадку: Кейт рожает. Роды наступили преждевременно, и скорее всего ребенок не выживет.

Рэнд закрыл глаза. Кейт снова закричала и выгнулась всем телом в попытке исторгнуть из себя ребенка. Когда она повернулась взглянуть на Рэнда, он увидел у нее в глазах слезы.

Через несколько часов ребенок наконец родился. Мальчик, сообщил доктор. Он прожил всего несколько минут. Рэнд успел лишь заметить, что малыш великолепно сложен – копия того сына, о котором он мечтал.

Кейт, отвернувшись, плакала в подушку. Боль стала еще острее. Но теперь болело не тело, а душа.

Рэнд стоял рядом с Кейтлин на вершине покрытого инеем холма. Ледяной ветер раскачивал над головой тонкие голые ветви деревьев, бросал хрупкие увядшие листья на низкий кованый забор, за которым находились надгробные плиты и склепы – могилы семи поколений семейства Клейтон. Некоторые были старые, другие более свежие, как, например, могилы дяди и тети Рэнда, его родителей и недавно почившего молодого кузена.

Теперь к ним прибавилась могила его новорожденного сына, Джонатана Рэндалла Клейтона.

Сердце Рэнда сжалось от боли, когда он прочел надпись на гранитной плите детской могилки: «Любимому сыну от папы и мамы, герцога и герцогини Белдон». На глаза Рэнда навернулись слезы, и он испугался, что сейчас заплачет. Усилием воли ему удалось сдержаться.

Рядом стояла Кейт и смотрела на холмик из черной влажной земли. Она не плакала. Слез больше не было. Она выплакала их все до похорон. Холодный ветер пытался сорвать у нее с головы жесткую черную шляпку, теребил юбки черного траурного платья, но она этого не замечала. Казалось, она не чувствовала ничего: ни ветра, ни холода. Она не отрываясь смотрела на могилу, и Рэнд остро ощущал тяжесть ее горя.

Оно усиливало его собственное, и, наконец, выдерживать его уже не было сил. Рэнд скорбел не только по умершему сыну, но и по Кейт. Каждая ее слезинка вызывала нестерпимую боль в его сердце.

Рэнд знал, что Кейт винит во всем себя.

«Должно быть, это случилось из-за того, что я упала, – говорила она Рэнду. – В тот день на острове... Я не должна была идти собирать виноград».

«Ты ни в чем не виновата, – ласково успокаивал ее Рэнд, хотя временами ему хотелось обвинить ее, вылить свой гнев еще на кого-то, помимо Господа. – Иногда такое случается. Такова жизнь».

«Может быть, Господь наказывает нас. Как Адама и Еву. Может, это плата за наши грехи».

Рэнд пытался спорить, пытался убедить ее в том, что это неправда, но она его не слушала.

Викарий закончил службу, и маленькая группа присутствующих на похоронах – Николас и Элизабет, Мэгги и Эндрю, несколько знакомых из соседних поместий – начала спускаться с холма. Кейтлин шла рядом с Рэндом, стараясь не дотрагиваться до него.

С этого дня она все больше отдалялась от него. Рэнд замечал это и злился, но ничего не мог поделать, чувствуя себя абсолютно беспомощным, не способным владеть ситуацией.

С каждым прожитым днем боль утраты не становилась менее острой. Она терзала Рэнду душу, но он понимал также и то, что Кейт приходится еще хуже.

Наступили праздничные дни, но в Белдон-Холле даже не вспоминали о новогодних праздниках. Не было там ни рождественской елки, ни большого полена, которое по традиции положено сжигать на святки, ни подарков ко дню крещения. Кейтлин бы этого не позволила, а Рэнд и думать не смел поступить вопреки ее желанию, особенно когда она смотрела на него своими огромными печальными зелеными глазами, в которых, казалось, навсегда застыли слезы.

День проходил за днем, а пропасть между ними становилась все глубже. Сердце Рэнда разрывалось от боли, которую он, как ни старался, не мог победить. Никогда еще он не встречался с таким грозным противником. Рэнд чувствовал, что он стал блеклой тенью себя прежнего – сильного, решительного, – и ненавидел себя за это.