— А разве в Москве есть? — с надеждой и величайшим интересом спросил Альфред.

— Того, что вы думаете, нет, — с сожалением ответил Турок, — но, в общем, не все святые. — Он хохотнул и хлопнул Альфреда по плечу — Идем! Все равно этих фанатиков не дождетесь!

Они встали и пошли пройтись по прекрасному саду Малеевки.

— А что здесь было раньше? — поинтересовался Альфред. Его прежде всего занимало, у кого именно из помещиков отобрали это имение. Может быть, и у его мамы было не хуже, а что теперь? Ее сын нуждается в паре нештопаных носков.

Турок вяло пояснил, что здесь когда-то было имение редактора журнала «Русская мысль» Лаврова, а потом — Гольцева и что здесь бывал Чехов. Между прочим, рассказ «Черный монах» написан Чеховым именно здесь.

— Да? — равнодушно переспросил, скорее из вежливости, Альфред. Кажется, он что-то такое читал этого господина Чехова, но что именно — не помнит. Во всяком случае, «Черный монах» — такое странное название он бы запомнил. Что-нибудь из жизни духовенства? Скучно!

В Москве Альфред провел время весело и продуктивно. Турок водил его по «своим» ресторанам и, хотя был скуп, всюду платил по счетам. Ему было лестно, что его видят с иностранцем, хотя и русского происхождения. Впрочем, по мнению Турка, это даже придавало случаю пикантность и особый интерес: сын белогвардейского министра и к тому же — племянник известного советского писателя!

Альфред быстро освоился с ролью знатного иностранца. Он не стал скрывать и, напротив, даже слегка подчеркивал свой благоприобретенный немецкий акцент. Девицы в цветастых развевающихся юбках и в обтянутых кофтах, с фигурными прическами крашеных волос, приведенных предварительно в паклеобразное состояние, охотно знакомились с подтянутым Альфредом и подсаживались к его столику. Это обычно были знакомые Турка, которых он называл по имени и с которыми обращался запросто. Разговоры велись за рюмками с липкими жидкостями веселые, иногда острые, не вызывающие однако смущения на молодых, но каких-то увядших лицах девиц. Иногда Турок подзывал юношей, одетых с претензией на шик. Всем им Альфред рассказывал о собственном богатстве, оставленном там, в Западной Германии, и о необыкновенно счастливом течении западноевропейской жизни. «Никакой политики, — между прочим объяснял им Альфред, — мы поняли, что марксизма на свете нет, а есть только радость свободной жизни. Ваш социализм — давно пройденный этап!»

Альфред вдохновенно врал, его несло, как никогда, он лишь изредка припоминал инструкции Кнаббе, как дирижер вспоминает давно известную партитуру… Видя, как охотно слушают его девицы и юноши из числа завсегдатаев ресторана, Альфред все выше ценил и себя и порученную ему роль.

Однажды к столу подсел приглашенный Турком Вася. Вася оживился, подобрал губы и сказал Альфреду:

— А вы знаете, что ваш дядя уехал с женой на два месяца за границу? Дочка осталась одна. Вы бы зашли к кузине, а? Она, наверно, будет рада.

Турок сказал:

— А в самом деле, какого черта? Двоюродный брат просто обязан посещать двоюродную сестру. Хотите, отправимся вместе?

Вася именно этого и хотел. Он надеялся, что Таня уже поостыла и не решится его выгнать, если он к тому же придет не один, а с этим идиотским иностранцем и с солидным писателем.

— Пойдем! — решительно сказал Вася, подымаясь.

Турок безропотно расплатился и только слегка вздохнул.

Все трое вышли на улицу Горького и тут Альфреда осенила новая мысль.

Ему уже казалось, что его деятельность в ресторане в одном, в другом, — слишком мелка. Надо бы побывать, как его учили, в местах скопления молодежи. Сейчас кинофестиваль. Не пойти ли сначала в кино, а уже оттуда к Тане? Долг прежде всего!

Турок и Вася возражали, но Альфред заупрямился. Он должен выполнить все указания, иначе по возвращении могут быть неприятности! Посещение кинофестиваля входило в расписание.

В конце концов все пошли в кино. В кинотеатре «Россия» мест не было. Поехали на улицу Герцена. Здесь, в Доме литератора, билеты нашлись. Все трое оказались среди большой компании студентов я студенток. Альфред подумал: «Мне повезло. Эти молодые люди совсем не из тех, кого я видел в кафе. Вот когда я докажу Кнаббе свое умение разговаривать с серьезными молодыми русскими!»

— А что, собственно, показывают? — спросил Альфред у полного студента, шептавшего на ухо соседке что-то, видимо, очень смешное, потому что они оба давились от смеха.

Студент с удивлением посмотрел на Альфреда и сказал, что идет фильм ГДР об узниках Бухенвальда.

— Вы что, из дальних? Или из недалеких? — насмешливо спросил студент.

— Я из Западной Германии, — охотно откликнулся Альфред.

Все вокруг тотчас оглянулись как по команде и внимательно посмотрели на боннского «немца».

— Может быть, вы знаете господина Ганса фон Глобке, статс-секретаря канцлера ФРГ? — вежливо спросил высокий студент в очках.

— О да, я его несколько раз видел в Бонне, когда меня туда посылали с поручением…

— Ну и как? — столь же подкупающе вежливо продолжал студент. — Он вам понравился?

— Очень! — искренне сказал Альфред. — Серьезный и симпатичный господин. Он пишет в газетах очень хорошие статьи о том, что марксизм — это давно пройденный этап и что…

— Ого! — сказал кто-то.

Вокруг рассмеялись, но смех звучал недобро.

— А вы не думаете, что вам с такими взглядами не стоило бы смотреть фильм о Бухенвальде? — по-прежнему вежливо спросил все тот же студент. — Да, да! Ведь именно этот симпатичный Глобке был одним из главных действующих лиц, подготовивших Бухенвальдский застенок. Право же, вам очень не понравится этот фильм! — Очень, очень, — приговаривали студент и его товарищ, осторожно взяв за руки с двух сторон Альфреда и двигая его к выходу. — Ужасно не понравится. Зачем же вам переживать неприятность?

Альфред от неожиданности и страха даже не сопротивлялся. Со стороны можно было подумать, что трое приятелей, взявшись под руку, выходят из зала. Когда Альфред оказался уже за порогом, в зале потух свет и сеанс начался. Дождавшись темноты, из зала выбрались Турок и Вася и присоединились к Альфреду.

— Надо было вам болтать, — злобно сказал Турок, — из-за вас и я мог попасть в историю. Спасибо, что так обошлось. Нет, я с вами больше не ездок, тоже мне немец задрипанный!

Чертыхаясь, Турок ушел. Один Вася не оставлял Альфреда.

— Забыть о поражении! — скомандовал Вася. — Марш маршем к Тане!

Шли молча. Вася обдумывал, как бы ему лучше, уцепившись за этого дурачка, подъехать к Тане — тоже орешек не легкий! А Альфред, уже успокоившись после неприятности, подсчитывал в уме, сколько у него осталось русских денег и что именно лучше всего купить.

— Слушайте, — вдруг спросил Вася, — а разве Ганс Глобке выступал в газетах? Я что-то об этом не читал.

— Это мое изобретение, — с гордостью отвечал Альфред. — Чтобы затеять разговор о марксизме. Правда, хорошо придумал?

«Очень, — усмехнулся в душе Вася, — так хорошо придумал, что и трех минут после этого не просидел в зале».

Когда подошли к дому, где жили Семеновы, Вася велел Альфреду стать у парадной двери так, чтобы заслонить собой его, Васю.

— Я хочу сделать Тане веселый сюрприз, — пояснил он приезжему.

Альфред послушно нажал кнопку, а Вася спрятался за ним. Дверь открылась, на пороге стояла Таня.

«Зер гюбш, зер гюбш!» — подумал по-немецки Альфред и вдруг отшатнулся.

Таня узнала его и гневно спросила:

— Зачем вы пришли? Папа вас прогнал. Езжайте к вашим милым западным немцам! A-а! И вы здесь!

Это относилось к Васе, тотчас обнаруженному ею после того, как прикрытие в лице Альфреда открыло фронт. — Я очень рада, что вас вижу.