Любопытно, как все в мире связано, хотя Западоны едва способны оценить, как все это забавно.

А вся изюминка вот в чем — девчонке удалось перемахнуть через забор, потому что я споткнулся. А по ту сторону забора пожарников и полицейских было видимо-невидимо. А они люди чрезвычайно любопытные. Два дома, даже не соседних, вспыхнули как спички. Только полный кретин мог поверить в случайность.

Итак, они теряются в догадках, а тут неожиданно прибегает девчонка и надрывно кричит, что один из поджигателей всего тридцать секунд назад пытался схватить ее за ногу. Где? Да тут же, за забором.

Так что копы, вероятно, наперегонки бросились к стене еще до того, как я докатился до низа.

Единственное, что могло меня спасти, — ноги в руки и надеяться на лучшее.

Доковыляв до ложбины, я спрыгнул с небольшого обрыва и оказался в какой-то канаве, усеянной камнями. Там было совсем мало растительности. Одни камни. Вместо того чтобы пересечь ее, я решил пойти по ней направо.

С одной стороны, по камням можно было быстрее передвигаться, чем сквозь кусты и подобную дрянь С другой стороны, копы, вероятно, начнут свои поиски на участке склона, непосредственно прилегающем к тому месту стены, так что отклонение в ту или иную сторону должно было предоставить мне фору.

Фараонам, сами знаете, нужно какое-то время, чтобы пораскинуть мозгами.

Спонтанно, вероятно, несколько из них — двое, или, может, даже четверо, — могут перепрыгнуть через забор и броситься искать меня на склоне. Но пройдет десять минут, полчаса, да Бог весть сколько времени, пока прилетит вертолет или прежде чем прибудет такая подмога, чтобы они могли устроить широкомасштабное прочесывание.

Все, что от меня требовалось, так это держаться подальше от первой своры резвых легавых и затем стать невидимым для подоспевшего подкрепления.

Вот и все.

Но шансов, как мне казалось, у меня было не больше, чем у снеговика, попавшего в пекло. Да и те, что были, испарились бы через пять или десять минут.

Мой гениальный план уйти в сторону по дну пересохшего ручья, представлявшийся мне поначалу идеальным, стал быстро терять свою привлекательность. Так что я взбежал по берегу ручья, повернулся спиной к склону и стал продираться в самое сердце тьмы, пока не напоролся на забор из сетки. Зазвенев, он отбросил меня назад. Я приземлился на задницу, но быстро вскочил и бросился на забор. Подпрыгнув, я вцепился в него пальцами рук и ног и стал карабкаться как обезьяна.

Между прочим, на мне были спортивные туфли. Мы все носим спортивную обувь, «найк», «рибок», «бритиш найтс», «эл. эй. геарз», «конверс» и даже «кед». Мы сбриваем с тела все волосы (за исключением ресниц и бровей), надеваем любимые шкуры и вообще выступаем под свору обезумевших маньяков. Но мы всегда обуваемся. Надо быть кретином, чтобы отказаться от обуви.

Взбираясь по сетке, я не видел ничего впереди, кроме темноты. Это было странно. Но когда я влез повыше, то разглядел дом. Окна были темны, но не поэтому я видел перед собой только тьму. Все дело в том, что примерно в трех футах от сеточного забора был деревянный. Думаю, что сетка появилась здесь раньше, но, видать, Западоны (или кто-то другой) решили, что лучше им не смотреть на места, неокультуренные бульдозерами. Может, их беспокоили мысли о том, что оттуда могут по ночам пробираться к ним в дом злые люди и причинять им зло.

Такие, как я, например?

Не-а.

В самых кошмарных своих снах они не могли бы увидеть никого, подобного мне.

В любом случае заборы даже не задержали меня.

Я, конечно, не гимнаст, но и не тюфяк. Взгромоздившись на железную перекладину, проходящую по верху сетчатого забора, я поставил другую ногу на деревянный забор и прыгнул. Пролетел шесть футов и приземлился в траве с другой стороны.

Присев на корточки, я стал размышлять, что делать дальше.

Понятно, что мне хотелось попасть в дом.

Когда мы совершаем налет — то есть я и ребята, — проникновение в дом не составляет никаких проблем. Тому известно все, что можно знать о системах домашней безопасности. Он первым делом смотрит, не установлены ли сторожа, и выводит из строя обнаруженные элементы. А Пескарь запускает нас в дом. Обычно он использует для этих целей стеклорез. Просто и тихо. (За исключением случайных огрехов, таких, как прошлой ночью, например, когда из-за невнимательности Кусок задел топорищем стакан и тот свалился в кухонную раковину — бах!)

Обычно все протекает гладко.

Но мне необходимо было исчезнуть, а не вырезать в окне дырку, которую могли обнаружить копы.

Можно было попытаться обежать дом вокруг и проверить все окна и двери. Некоторые жители Лос-Анджелеса иногда забывают наглухо забаррикадироваться. Но таких, наверное, один на миллион.

Просто позвонить — тоже едва сработает.

Должен признаться, что я не мог придумать никакого способа проникновения в дом, не привлекая к себе внимания.

В какую-то минуту я даже хотел просто вломиться и заполучить какие-нибудь ключи, чтобы дать деру в одной из их машин. (У семьи, имевшей дом в таком квартале, обязательно должно было быть не меньше двух автомобилей. ) Я уже видел себя с ревом несущимся по улицам, на которые со всех сторон выскакивали патрульные машины. Если бы мне удалось проехать милю, считай, мне крупно бы повезло.

Таким образом побег на автомобиле исключался. Спрятаться в доме тоже не удалось бы.

Меня стала охватывать паника.

Она почти овладела мною, когда я услышал звук вертолета.

«Тах-тах-тах-тах».

Возможно, для тех, кто два месяца провел на спасательном плоту посреди океана, не имея другого питья, кроме собственной мочи, и другой еды, кроме своих товарищей, звук этот — самый приятный в мире.

Когда же ты убийца и твердо знаешь, что это вертушка фараонов, звук этот накручивает кишки на лопасти. Он заставляет тебя подобрать колени и принять позу зародыша. Или даже разрыдаться.

Страх — штука прелюбопытная, как я заметил. В одних случаях — это хорошая эмоциональная встряска, в других — ушат дерьма. Конечно, я не специалист, но, по-моему, все дело в том, насколько ты владеешь ситуацией. Чем больше она в твоей власти, тем лучше ты себя чувствуешь.

Когда прямо на тебя летит полицейский вертолет, а еще в той ситуации, в которой оказался я, от испытываемого страха едва ли получаешь большое удовольствие. Скорее напротив.

В любом случае я поднял голову на звук и увидел вертушку. Она медленно летела на минимальной высоте над вершиной холма, может, всего в полумиле отсюда, курсом на пожарища. На ней был установлен прожектор, и его белый луч ярким лезвием кромсал темную местность вокруг.

Насколько можно было судить, меня он пока не искал.

Но очень скоро это должно было измениться.

Мне надо было уходить из поля зрения.

Посреди двора рос лимон. Здесь также была устроена небольшая крытая беседка с пластиковой крышей. Возле пластикового садового столика стояла пара шезлонгов, в которых можно было бы позагорать, если бы сейчас был день. Можно нырнуть под один из них и спрятаться от вертолета.

Это если бы я хотел, чтобы меня поймали.

К этому времени вертушка уже зависла над склоном за домом старой калоши.

На этот раз искали уже меня.

Взвизгнув, как собака, которой наступили на хвост, я метнулся вправо к деревянному сараю Забегая за его угол, я заметил дорогу, которая вела к нему от дома. Добротная широкая дорога.

Гараж был на два места. Главные ворота, разумеется, были заперты. Но чуть подальше, возле угла, была обычная дверь.

Она открылась с едва слышным скрипом. Проскользнув в темноту, я закрыл ее за собой. Здесь было намного темнее, чем на улице, хотя в одной из стен были небольшие окна, которые пропускали немного света. Но совсем немного. Тусклого, словно вывалянного в грязи серого света. Но и его было вполне достаточно, чтобы определить, что я попал в кладовку. Она была частью гаража, но отделялась от нее перегородкой.

Помещение было длинным и узким. Прямо передо мной возле самой двери лежал какой-то ящик, напоминавший холодильник, положенный набок. Морозильная камера?