Лицо стоявшего в дверях Энди перекосилось в гримасе и сделалось пунцовым.
— Ой!
— Прекрасный бросок.
Вид у него был крайне озабоченный.
— Прости. Тебе больно?
— Да, больно. — Поскольку в одной руке было мясо и обе были жирные, она потерла ушибленное место сгибом кисти. — Это место ободрано о стенку.
Энди глядел на нее, испуганно раскрыв глаза.
— Я не хотел сделать тебе больно, — пробормотал он.
— Да, я знаю, — промолвила она, закончив потирать ушиб. — К тому же я попала в тебя первой.
— Я не думал, что ты обернешься.
Пододвинув мокасин носком ноги поближе, она наступила на одну его сторону и, когда он оторвался от пола, всунула туда ногу. Затем повернулась к стойке и продолжила лепить бифштексы.
— Между прочим, на обед у нас бифштекс по-гамбургски. Ничего не имеешь против?
— Ничего.
— Обычно мы готовим их на гриле. Сегодня, может быть, и нет, поскольку мы под охраной.
— Мы что?
— Под охраной. Папа боится снайперов, так что и ты и я не должны выходить во двор.
— Снайперов?
— Он просто перестраховывается. Я думаю, ситуация под контролем на все сто на ближних подступах, но против нападения с холмов, похоже, никак нельзя уберечься. Понимаешь, из хорошей винтовки можно попасть в человека почти за милю.
— Да, знаю.
— Видишь, как тебе повезло, что ты уезжаешь.
— А может, меня пристрелят, когда я буду подходить к машине?
От этих слов Джоуди чуть не стошнило.
— Прекрати, — оборвала его она, швырнула на стол толстую мясную лепешку и повернулась к нему лицом. — Ничего такого не случится. Так что перестань волноваться, хорошо?
Как раз в этот момент вошел отец.
— Еще довольно сырая, — сказал он, обращаясь к Джоуди. — Дадим ей пару часов. — Потом обернулся к Энди и подарил ему большую перекошенную улыбку. — Приличная экипировка, приятель.
Энди скривился.
— В женских вещах чувствуешь себя как-то странно.
— Пока они не начнут тебе слишком сильно нравиться, все в порядке.
— Как мило с твоей стороны, па.
— Джоуди предупредила тебя о там, чтобы ты не выходил во двор?
— Да, сэр.
Подойдя к раковине, Джоуди открутила кран с горячей водой. Сквозь шум воды она слышала, как отец говорил:
— От окон нам всем тоже надо держаться подальше. Я задвинул все шторы, но, если эти парни отчаятся, они могут выстрелить по окнам просто так, наудачу.
— Не лучше ли будет для вас с Джоуди на время уехать из города? — спросил Энди.
Смыв мыло с рук, Джоуди закрыла кран и протянула руку за полотенцем. Недоумевая, почему отец до сих пор ничего не ответил, она оглянулась через плечо.
Отец стоял возле холодильника, облокотившись на стол и понуро уставившись в пол. Когда он бывал угрюм, вид у него был убийственный.
Джоуди повернулась к нему лицом.
— Бежать от неприятностей — против моих принципов. Но к чертям собачьим принципы Когда дело доходит до безопасности Джоуди, честь становится для меня пустым словом. — Заглянув ей в глаза, он быстро опустил хмурый взгляд в пол. — Вопрос стоит так: что лучше? Что в конце концов сводится к следующему: что безопаснее для моей девочки? Мы могли бы уехать далеко-далеко, но что случится, когда мы вернемся домой? Или мы могли бы переехать в какую-нибудь Богом забытую дыру и даже сменить фамилии и начать новую жизнь совсем другими людьми.
— Нет, папа, так не пойдет. Угу. Только не я. Лучше рискнуть.
— Да, я знаю это, не сомневайся. Но мы бы так все равно поступили, если бы я решил, что это самый безопасный выход. Но я так не думаю. Пока преступники расхаживают по улице, и речи не может быть о подлинной безопасности. И чем раньше их арестуют, тем лучше для всех.
— Значит, ты надеешься, что они придут сюда, — произнесла она.
— Вот именно. Только я не очень уверен, что тебе надо при этом присутствовать.
Лицо Энди озарилось.
— Она могла бы поехать со мной в Аризону.
Джоуди едва удержалась, чтобы не треснуть его.
— Я не собираюсь никуда ехать.
— Присяжные еще не вынесли своего решения по этому вопросу, золотце.
— Что? Ты не можешь отослать меня! Я не поеду! Кроме того, я нужна тебе здесь. Я — свидетель, если ты не забыл.
— Мы оба, — напомнил ей Энди.
— Ладно, ты можешь ехать. Но я не собираюсь. Папа! Ты не мог предложить это всерьез. Какая же это будет западня, если ты вынешь из нее последнюю приманку, черт побери?
Теперь его грозный взгляд был направлен прямо на нее.
— Я говорю это вполне серьезно.
— Угомонись, золотце. И следи за своими выражениями.
— Нет, правда! Ты не можешь отослать меня из города. Это было бы несправедливо.
Отец вытянул руку в ее сторону и медленно похлопал ладонью воздух.
— Полегче, полегче. Вся беда в том, что я единственный, кому могу доверить твою охрану.
— Тогда все решено, не так ли?
— На данный момент. Но скажем так: ситуация может измениться со всеми вытекающими из этого последствиями.
Вытекающими. Сознание Джоуди почему-то прореагировало на звуковую оболочку. Ей представилась лужа на столе. Если стол не трогать — все нормально. Но стоит его чуть шелохнуть, как жидкость мигом стечет вниз.
«Интересно, какой понадобится толчок, чтобы папа отправил меня из города? Может, для этого в окно должна влететь пуля?»
Зазвонил телефон. От внезапного трезвона она вздрогнула и громче застучало сердце. Но подскочил и Энди, и это ее обрадовало: «Он так же испуган, как и я». К телефону пошел отец, отведя правую руку в сторону, словно загребая воздух, как обычно бывало, когда он сильно торопился. В конце взмаха его огромная ладонь полностью накрыла трубку.
— Алло, — произнес он, а через несколько секунд добавил: — Понял. Спасибо.
Когда трубка была на месте, Джоуди вопросительно подняла брови.
— Ник Брайан, — пояснил отец.
— А, — Ника она знала хорошо. Он вместе с отцом учился в полицейской академии и был одним из самых старых папиных друзей.
— Он ведущий программы. — Папа повернулся к Энди. — На улицу въехал твой дядя. Похоже, поспел как раз к обеду.
По виду мальчика нельзя было сказать, что новость его обрадовала.
— О, замечательно.
— Он быстро добрался. Должно быть, движение было небольшое.
— Они уверены, что это он? — спросила Джоуди.
— Наблюдатель засек аризонские номера. Но я хочу, Энди, чтобы ты на всякий случай на него взглянул. Пойдем со мной. — И отец пошел вперед.
Энди и Джоуди поплелись следом.
По обе стороны от входных дверей располагались длинные узкие окна, занавешенные желтыми шторами. Как только они сюда въехали, в ту же неделю отец вызвал мастера заменить стекла на плотные прозрачные акриловые блоки. У мастера на правой руке не хватало двух пальцев, и Джоуди, которой на ту пору было четыре, спросила: «А почему у вас так мало пальцев?» Тот улыбнулся и сказал: «Проголодался, и пришлось их съесть. А сейчас собираюсь попробовать твои. Уж очень они аппетитные». Это было одно из самых ранних воспоминаний Джоуди. Мама, которая тогда еще была жива, услышала с кухни эту беседу и пришла в ужас: сначала от бестактности дочери, затем от ответа работника, затем снова от действий Джоуди. Она думала, что девочка убежит в слезах. Вместо этого малышка серьезным голоском сказала: «Только попробуй укусить меня, придурок, и я тебе ми-и-гом снесу башку». Джоуди не помнила, чтобы она так говорила, но мама рассказывала эту историю всем подряд, и даже папа повторил ее однажды, когда один из его друзей указал, что не очень хорошо, когда окна на расстоянии вытянутой руки от двери. Все его друзья, разумеется, были полицейскими. И все они громко смеялись, слушая, какой отпор дала Джоуди пожирателю пальцев.
Вплоть до сегодняшнего дня, когда она вновь вспомнила эту историю, и почти с того самого дня, когда она произошла, Джоуди была твердо убеждена в том, что ее просто дразнили. Ведь, в конце концов, люди не едят пальцы.
Однако она с ужасом подумала, что он мог говорить это вполне серьезно.