Так, незаметно, он дошел до Лангдаун-Лон отеля. Экипажам «Пан Ам» очень повезло, что буквально в миле от комплекса британской «Империал Эйруэйз» находился такой отличный отель. Это был маленький, удобный, типично английский сельский особняк, хозяйство вела приятная чета, которая нравилась всем постояльцам. В солнечную погоду чай там подавали прямо на лужайке.

Дикен вошел в здание. В холле он чуть не столкнулся с помощником бортмеханика Десмондом Финном, между собой они звали его просто Микки. Микки чем-то напоминал Джимми Ольсена из комиксов о Супермене. Он отличался веселым нравом, открытой дружелюбной улыбкой и склонностью боготворить своего старшего, от чего Эдди всегда становилось немного не по себе. Микки с кем-то оживленно болтал по телефону и, увидев Дикена, очень обрадовался.

– О, подождите, вам, кажется, повезло, он только что вошел. – Микки передал трубку товарищу. – Возьми, это тебя. – Через минуту помощник уже поднимался по лестнице вверх, почтительно оставив старшего одного.

– Слушаю.

– Это Эдвард Дикен?

Эдди нахмурился. Голос был незнакомым. Его давно уже не называли полным именем.

– Да, Эдди Дикен у аппарата. С кем я говорю?

– Секунду. Сейчас с вами будет говорить ваша жена.

Сердце у Эдди аж екнуло в груди. Странно. Почему вдруг Кэрол-Энн звонит ему из Штатов? Что там могло произойти?

Он услышал ее голос:

– Эдди, это ты?

– Да, маленькая, что случилось?

В ответ раздались рыдания.

Эдди не знал, что и подумать, в отчаянии он был готов предположить все, что угодно: сгорел дом, умер кто-то из родственников, жена попала в аварию, у нее выкидыш...

– Кэрол, успокойся, возьми себя в руки. Самое главное, ты в порядке?

Она с трудом отвечала, всхлипывая в трубку.

– Я... мне... со мной все нормально.

– Но что же тогда? – спросил он с испугом. – Дорогая, не волнуйся, объясни толком.

– Эти ужасные люди, они... они пришли к нам домой.

Лоб Эдди покрылся испариной.

– Кто? Какие люди? Что они с тобой сделали?

– Они усадили меня в машину и увезли.

– Боже мой, кто они? Что им нужно? – Он почувствовал, как от бессилия в нем закипает злоба, стало трудно дышать... – Они тебе ничего не сделали?

– Нет, Эдди, не волнуйся, но... я страшно боюсь. – В трубке снова послышались рыдания.

Он не знал, что сказать. В голове роились мысли. Надо же, какие-то типы проникли в его дом, силой увезли Кэрол-Энн на машине. Что, черт побери, происходит? Наконец он собрался с силами и задал один-единственный, главный вопрос:

– Но почему?

– Они мне не говорят.

– Что они вообще сказали?

– Эдди, это имеет какое-то отношение к тебе, ты что-то должен для них сделать, это все, что я знаю.

Несмотря на злобу, страх, ужас Эдди еще с детства хорошо усвоил правило: никогда не подписывай незаполненный чек. Однако в данном случае было не до колебаний.

– Я сделаю все, что бы они...

– Обещай мне!

– Обещаю.

– Слава богу!

– Когда это произошло?

– Несколько часов назад.

– Где ты сейчас находишься?

– В одном доме, недалеко от...

Внезапно ее голос сорвался на крик.

– Кэрол-Энн! Где ты? Что происходит? Сволочи, что они с тобой делают?

Кэрол-Энн не отвечала. Взбешенный, напуганный, не в силах что-либо предпринять, Эдди с силой зажал трубку в руке, пальцы побелели. Казалось, еще немного, и хрустнут суставы.

Затем в трубке снова раздался голос мужчины, который говорил первым.

– А теперь, слушай меня внимательно, Эдвард.

– Нет, это ты слушай меня, паскуда, – взревел Эдди. – Если ты тронешь ее хоть пальцем, убью, клянусь богом. Я выслежу тебя, будь уверен, даже если на это уйдет вся моя жизнь, а когда найду, мразь, отверну башку и стану тянуть жилы до тех пор, пока не подохнешь, понял?

В трубке на секунду замолчали, будто человек на другом конце не ожидал такого резкого поворота. После паузы мужчина ответил:

– Ну-ну, остынь, не петушись, вспомни лучше, что нас разделяет не одна сотня миль.

К своему ужасу Эдди должен был признать, что его собеседник прав: он бессилен!

– Так что, давай, запоминай каждое слово.

Эдди пришлось прикусить язык, хотя это было и нелегко.

– Инструкции ты получишь в самолете от человека, которого зовут Том Лютер.

– В самолете! Что это значит? Выходит, Том Лютер один из пассажиров? Чего вы от меня хотите?

– Заткнись. Тебе все скажет Лютер. И лучше старайся выполнять его приказы, тогда увидишь жену живой, ясно?

– Откуда я узнаю...

– Заткнись! И не вздумай настучать в полицию. Не поможет. Если кому стукнешь – мы будем трахать твою птичку по очереди. Помни, ей будет очень больно.

– Сволочь, да я тебя...

Но в трубке уже звучали гудки отбоя.

Гарри Маркс был самым счастливым человеком на Земле.

Мать всегда говорила, что ему сопутствует удача. Хотя отца убили еще в первую мировую, ему повезло: у него была сильная, мужественная мать, которая смогла вырастить его одна. Она вечно мыла, стирала, убирала в конторах и в годы кризиса не пугалась никакой работы. Они снимали квартирку в Баттерси, там была только холодная вода да туалет во дворе, но кругом добрые соседи, которые помогали и поддерживали друг друга в трудную минуту. Гарри с детства умел избегать неприятностей. Например, когда в школе случалась трепка и его одноклассникам сильно попадало, перед ним обязательно ломалась учительская трость. Или, случалось, Гарри умудрялся падать прямо перед копытами лошади, запряженной в повозку, но вставал как ни в чем не бывало, даже без единой царапины.

Профессиональным вором он стал случайно. Виной всему была его любовь к драгоценностям.

Подростком он любил прохаживаться по богатым кварталам Вест-энда, заглядываясь на ярко освещенные витрины ювелирных магазинов. Его притягивали бриллианты и другие драгоценные камни с мерцающими гранями, аккуратно разложенные под стеклом на бархатных подушечках. Он испытывал страсть к драгоценностям из-за их красоты, но, главным образом, потому, что они символизировали определенный образ жизни, тот, о котором он читал в книгах и видел на экране. Гарри смотрел на камни, и в его воображении возникали шикарные загородные особняки с зелеными лужайками, лимузины, очаровательные девушки с именами вроде леди Пенелопа или Джессика Чамли. Они целыми днями резвились на природе, играли в теннис, не работали и прерывались, лишь чтобы выпить чашку чаю на веранде.

Он даже поступил учеником к ювелиру, но кропотливая работа не давала выхода бурной энергии и быстро ему наскучила. Ровно через шесть месяцев Гарри бросил учебу. Нет никакой романтики в том, чтобы чинить браслеты для часов и увеличивать обручальные кольца, которые тучные тети надевают на свои пухлые пальцы. Но кое-чему он все же успел научиться. Так, Гарри без труда отличал рубин от темно-красного граната, натуральный жемчуг от искусственного, знал толк в алмазной огранке. Он хорошо разбирался в оправах и понимал, где истинное произведение искусства, а где безвкусица, мещанское стремление пустить пыль в глаза, выглядеть побогаче. То, что этот мир для него недоступен и судьба уготовила ему лишь роль зрителя, только подстегивало болезненную страсть Гарри к драгоценностям. Он решил войти в красивую жизнь сам, без приглашения.

Именно тогда ему пришла в голову идея всерьез заняться такими девушками, как Ребекка Моэм-Флинт.

Он впервые увидел ее на скачках в Эскоте. Вообще, он часто волочился за девчонками из богатых семейств именно на ипподромах. Это было удобно. Открытые трибуны, большое скопление народу позволяли ему легко затеряться среди молодых щеголей, причем каждый из них думал, что он из соседней компании. Ребекка была долговязой длинноногой девушкой, одетой и платье джерси, отделанное ужасно нелепыми рюшками, и смешной шляпе, с полями а-ля Робин Гуд, сбоку идиотское перо. Никто из молодых людей, сидящих рядом, не обращал на нее никакого внимания, поэтому, когда Гарри заговорил с ней, он безошибочно угадал в ее взгляде признательность.