Виктор меньше витал в эмпиреях. После того как инженер подтвердил готовность к сотрудничеству, он поставил вопрос прямо:

— Сколько фирма будет платить?

Бочкарев назвал такую сумму, что у Антона даже потемнело в глазах: месяц работы обеспечивал каждому безбедную жизнь на год и даже на два.

Однако Виктор, неприметно оттолкнув ногу студента, лишь кивнул:

— Пожалуй, можно согласиться.

Сошлись на том, что они вдвоем, Антон и Виктор, возьмут в свои руки создание технического бюро, в ближайшие дни определят число сотрудников и, встретившись с представителем фирмы вновь, оформят контракт и наметят программу ближайших работ.

— Ну? — восторженно посмотрел на товарища Антон, когда они вышли из отеля на площадь. — Вот это привалило! Половину можно будет смело отдавать в партийную кассу!

— Погоди, — остановил его товарищ. — Рыба в реке — не в руке. Знаешь, как говорят: «Не те денежки, что у бабушки, а те, что в запазушке». Но и он был доволен.

Ростовцев уведомил Гартинга, что некий инженер Бочкарев, приехавший из России, установил контакты с несколькими эмигрантами и вовлекает их в какое-то техническое предприятие. Характер предприятия еще не ясен, вряд ли преследует он партийные цели. Но то, что участвовать в нем намереваются исключительно одни большевики, не может не насторожить. Ростовцев спрашивал: надо ли и ему принять участие в этом деле.

Аркадий Михайлович сделал из донесения агента выводы: полностью подтверждается его предположение о цели прибытия в Париж сотрудника особого отдела; проводимая Додаковым слежка лишь облегчит работу заведующему ЗАГ — не ведая того, подполковник будет работать на Гартинга. А для того чтобы сей коммивояжер не позарился на заслуги заграничной агентуры, Аркадий Михайлович в нужный момент готов будет применить и радикальное средство: хотя бы с помощью того же Ростовцева доведет до сведения большевиков, кем является на самом деле господин «инженер». А тогда либо найдется боевик, который где-нибудь в укромном местечке сведет с ним счеты, либо придется незадачливому офицерику убираться не солоно хлебавши. «Вот так-то, мил человек, не на того напали, не по зубкам-с!..»

Гартинг категорически запретил Ростовцеву вступать в какие бы то ни было контакты с инженером. И, вызвав Генриха Бэна, поручил ему установить тщательнейшее наблюдение за русским, остановившимся в «Бельведере».

— Бочкарев — крупная птица, на мякине его не проведешь. Наблюдение должно быть особенно чистым, — предупредил он добродушного толстяка, выполнявшего в Париже обязанности петербургского Железнякова.

Накануне рождества Виталий Павлович получил на адрес отеля плотный пакет с тисненым двуглавым орлом. В пакете лежал лист глянцевитого картона, на котором затейливой вязью значилось, что чрезвычайный и полномочный посол Российской империи во Франции А. И. Нелидов приглашает г-на инженера с супругой (такова была формула, и менять ее не стали) на прием по случаю рождества христова.

Додаков показал бланк Зиночке и последил за тем, какое впечатление произведет на нее словосочетание «с супругой». Зиночка подержала приглашение во вздрагивающих пальцах, щеки ее зарумянились. Виталий Павлович и сам был приятно удивлен внимательностью Гартинга. Мало ли визитеров из России, не каждого же приглашают на приемы. Раз так, уж он-то в грязь лицом не ударит. Конечно, суточными и прочими статьями расходов бальное платье для Зиночки предусмотрено не было. Не беда, он выложит свои деньги.

Хозяйка мастерской была очарована юной россиянкой:

— Шарман! Шарман! Неужели все женщины так прелестны в стране зимы?..

И вот они подъезжают к парадным воротам российского посольства. Авеню Гренель уже заставлена экипажами. Стоят, приосанившись, ажаны в накидках, снуют ливрейные слуги. Подъезд залит светом, во всех окнах сверкают люстры. Распахнутые настежь двери вбирают гостей. Имена удостоенных чести быть приглашенными звучат в мраморных стенах. На верхнем марше их встречают господин посол с супругой. Зиночка ослеплена, ошеломлена, вознесена — и растоптана. Никогда в жизни она не была участницей такого пиршества роскоши. Мужчины во фраках и военных мундирах, с лентами, крестами и звездами. Женщины в необыкновенных по фантазии нарядах, с чудесными прическами, в сказочных драгоценностях. А ее платье, которому час назад она так радовалась, теперь кажется Зиночке рубищем; в контрасте со сверканием бриллиантов и изумрудов на ее пальце поблескивает тоненькое колечко с сиреневым александритом. На нее обращают внимание, но ей кажется — из-за ее жалкого одеяния. И она еще более падает духом. К тому же большинство собравшихся знакомы друг с другом, обмениваются приветствиями, собираются группками. Только они двое — как птицы, залетевшие в чужую стаю.

— Валерий Петрович? Рад приветствовать вас!

Зиночка обернулась. К ним, лавируя меж гостей, подходил невысокий смуглолицый мужчина с копной легко вьющихся седых волос. Грудь его расшитого золотом позументов мундира украшало такое количество орденов, какое она видела разве что на портретах коронованных особ. Ей показалось, что и Додаков не сразу узнал мужчину. Но тут же лицо Виталия Павловича расплылось в улыбке. Они дружески пожали руки. Додаков представил Зиночку.

— О, вы украшение нашего собрания! — мужчина склонил голову в полупоклоне и, бережно приняв ее руку, приложил к перчатке губы.

— Вы очень любезны, — грустно сказала она, стрельнув глазами на стоявших рядом, в жемчугах и каменьях, светских дам.

Взгляд ее выдал. Гартинг придержал на мгновение руку, потом отпустил, отступил на шаг и с действительным интересом посмотрел ей в лицо:

— Чтобы украсить утреннюю розу, достаточно одной лишь росы, — он легко засмеялся. — Это не я, Зинаида Андреевна, это Лопе де Вега. Увидев вас, он непременно повторил бы эти слова.

Зиночка была покорена. И ей уже не было заботы ни до его седины, ни до обозначившихся под глазами мешков — интересный мужчина, и так приятны его глаза, так выразительны: светлые родники на смуглом лице, и такой внимательный, тонкий...

На хорах заиграл оркестр. Объявили танцы. Додаков из-за хромоты танцевать не любил. Аркадий Михайлович снова оказался подле них. И вот уже музыка понесла Зиночку в сверкающем вихре. Вице-консул танцевал молодо, легко и в то же время властно, подчиняя партнершу, неприметными движениями отдавая ей приказы. Это было восхитительно. После вальса заиграли плавную мелодию, и снова Гартинг и Зиночка танцевали вместе.

Зиночка робела, не зная, о чем и говорить с таким важным сановником, боясь показаться глупой. Единственное, что она решилась сказать, — это:

— Сколько у вас орденов!

— А, — небрежно тряхнул он головой, — Все мне некуда и вешать.

— Я такие и не видела, — сказала она.

— Просто я коллекционер, — рассмеялся он. — Эта звезда вам известна: Святого Владимира, и Святая Анна — тоже, конечно.

Он говорил таким тоном, будто само собой разумелось, что в окружении Зиночки все должны были быть удостоены Владимиров и Анн.

— А этот «Крест Виктории» — британский, «Данеборга» — от короля Дании, «Красного орла» — от короля Пруссии, «Северная Звезда», — шведский. А вот эта, — он показал на пятилучевую эмалевую, с золотом и серебром, звезду, — особо чтимый во Франции орден «Почетного легиона». Он был учрежден консулом Буонапарте, будущим императором Наполеоном Первым.

— Боже мой! — охнула Зиночка. — Столько наград! И кто же вы?

— Седой старец, проевший зубы на дипломатической службе.

— Что вы! Вы... — она запнулась.

— Благодарю, — он с чувством пожал ей руку.

Аркадий Михайлович пригласил ее еще раз — на последний танец, — перед тем как всех гостей позвали столу.

— Многое вы уже успели увидеть в Париже? — поинтересовался он.

— Совсем мало, — призналась она.

— Отчего так?

— Мой патрон все занят, а одной...

— Понимаю. Вы не откажетесь, если я как-нибудь приглашу вас на экскурсию? Я знаю в этом городе самые выдающиеся места.