— Боже правый!

Что же заставило ее действовать столь безответственно?

Конечно, ей удастся найти миллион объяснений, начиная от своего вчерашнего эмоционального состояния и кончая тем поразительным способом, которым этот мужчина целовал ее, проложив мосты в мир ее темного одиночества и отчаяния.

Чары незнакомца попрали мораль и феминистскую решимость. Лаки Тайлер сумел коснуться сокровенного — ее сердца и плоти.

Женщина попыталась заснуть, но стоило ей лишь сомкнуть глаза, как она почти физически ощутила удовольствие от воспоминаний о сосущих движениях его рта, когда он целовал ее соски. Внизу внутри все пульсировало от сладострастия всякий раз, как только она представляла то первое, сладко пронзающее плоть ощущение, силу и глубину его проникновения.

Страсть к совершенно незнакомому человеку? Связь в дешевом придорожном мотеле? Сколько же глупостей она наделала! Как безрассудно и опрометчиво! Как неверно! Как не похоже на саму себя!

Но вчера она и не была собой, не так ли? Прежде чем вынести какое-то суждение, ей надо было понять свое прежнее состояние. Надо было оживить в памяти те самые унылые коридоры, почувствовать их томительное удушье.

Надо было снова пережить поражение, достигнуть опустошающего сознания, что любовь и благодарность не могут быть завоеваны.

Чем ее подкупил Лаки Тайлер?

Он пришел к ней, как мужчина, нуждающийся в женщине. А ей отчаянно хотелось чувствовать себя нужной.

— Нет, нет! — воскликнула она. — Ни одно из этих объяснений не дает мне ни малейшего оправдания.

Она вела себя как последняя дура.

Слава богу, хоть не открыла ему своего настоящего имени, так что он не знает, где и как ее искать… А может, знает? Не проглядела ли она чего-нибудь? Не оставила ли какой-нибудь зацепки?

Нет, вряд ли. С Лаки Тайлером спала анонимная женщина, только она одна знает о прошедшей ночи, но ничего, скоро все забудется.

Затянув пояс халата, женщина прошла в комнату, служившую ей домашним офисом, включила настольную лампу и компьютер, нацепила очки для чтения и уселась у терминала.

Работа была ее спасением. Другие полагались на спиртное, наркотики, секс или спорт, но она находила удовлетворение в работе. К тому же уже поджимали сроки.

Собравшись с мыслями, она сверилась со своими заметками и начала печатать. Пальцы проворно бегали по клавиатуре до глубокой ночи, словно ее подгонял сам дьявол… Подгонял и настигал.

Сьюзан Янг медленно спускалась по лестнице. Она выглядела обиженной и надутой. Взглянув на нее, Лаки понял, что она ревела большую часть дня или по крайней мере хотела, чтобы он так думал. Влажные покрасневшие глаза, кончик носа припух от ежеминутного использования платка, все лицо в пятнах…

Вместо приветствия она сказала:

— Мама посоветовала мне не разговаривать с тобой…

Она остановилась, не дойдя трех ступенек до конца лестницы.

Надеясь избежать выяснения отношений, Лаки участливо спросил:

— Тогда, может быть, лучше в другой раз?

— Нет уж, — мрачно ответила девушка. — Нам есть о чем поговорить, мистер Тайлер.

«Пропади ты пропадом», — подумал он.

Сьюзан наконец спустилась с лестницы и прошла за ним в официальную гостиную. Тошнотворно пахло мебельным лаком. Полуденное солнце светило в окна, покрывая бледно-голубой ковер яркими пятнами. Стояла прекрасная погода. Хорошо бы сейчас оказаться хоть у черта на куличках, только бы не потеть в огромной гостиной Янгов под осуждающим, тяжелым взглядом Сьюзан.

— Ну? — спросила она властно, закрыв двойные двери.

— Что я могу сказать? Я здорово сглупил и поплатился за это.

У него был виноватый вид. Он хорошо знал, что единственный способ уладить дело с негодующей женщиной — это принять всю вину на себя, казаться честным и благородным.

Сокрушенно вздыхая, Лаки произнес:

— Простишь ли ты меня за то, что я причинил тебе боль вчера вечером, Сьюзан?

— Конечно, придется тебя простить, хотя мне было очень обидно.

— Понимаю. У твоих родителей я тоже прошу извинения.

— Мы приготовили обед к половине восьмого и ждали тебя, не садились за стол до девяти вечера…

Как раз в это время Дови дула на его рану, разжигая страсть своим дыханием. Черт возьми, это было восхитительно: холодок обвевал кожу, унимал боль.

— Нет мне прощения за то, что я наделал.

Слова едва не застревали у него в горле. Если бы не ее богатый отец-банкир, Лаки сполна выдал бы этому капризному избалованному ребенку, объяснил бы ей, что не обязан отчитываться, с кем спит.

Его заботило лишь одно — где искать Дови, Сью-зан же он просто успокаивал, надеясь хоть немного отсрочить платежи по займам.

Рассчитывая, что в ней умрет последняя надежда, он горестно произнес:

— Наверное, нам лучше больше не встречаться.

Минуту Сьюзан смотрела в пол, затем подняла на него глаза:

— Я склонна тебя простить.

Проклятие! Женщины любят прощать. Это наделяет их огромной властью над прощенными. Они набрасываются на бедную жертву, как стервятники на скелет.

— Я могу простить тебя за то, что ты не пришел на обед с нами, — сказала она. — Я даже закрою глаза на твое участие в драке, зная твой вспыльчивый характер, но мне очень трудно простить… — Нижняя губка ее задрожала. — Ты унизил меня перед целым городом. Говорят, тебя не могли найти потому, что ты ночевал у проститутки.

— Она не проститутка! — Упоминание о Дови привело его в неистовство.

— Тогда кто же она?

— Незнакомка. Я никогда не видел ее прежде, но она не проститутка.

Сьюзан злобно насупилась. Он постарался сгладить впечатление.

— Знаешь, Сьюзан, я вовсе не собирался проводить эту ночь с кем-то. Так уж вышло.

И правда, когда Лаки пробирался в комнату Дови, у него не было намерения заниматься с ней любовью. Он хотел выяснить отношения, добиться извинения и уйти. Разве можно обвинять его за то, что он инстинктивно ответил на сексуальный стимул?

— Ты ушел отсюда вчера возбужденный. Правильно?

Он сощурился, чтобы понять смысл произнесенного Сьюзан.

— Да, правильно.

Девушка приблизилась, пристально глядя на него из-под длинных влажных ресниц. Несмотря на эти слезы, Лаки знал, как сильна ее акулья хватка.

— Итак, ты не стал любить меня и удовлетворил свою страсть с более отзывчивой женщиной, — прошептала она, кладя руки ему на грудь. — Наверное, мне должно это льстить, а на самом деле почему-то обижает. Я хочу умереть при одной только мысли о том, что у тебя в постели другая.

Она готова была скорее убить, а не умереть. Глаза ее так и сверкали.

— Впрочем, понимаю, что, когда мужчина так возбужден, он должен что-то предпринять. — Встав на цыпочки, Сьюзан как ни в чем не бывало поцеловала его в губы. — Мне знакомо это чувство, Лаки. Неужели ты думаешь, что я тебя не хочу? Разве ты не знаешь, что единственная причина, по которой я себя берегу, это мое желание сделать нашу брачную ночь особенной? Ты что, не понимаешь, как сильно я хочу любить тебя прямо сейчас?

— Послушай, Сьюзан, — раздраженно перебил ее Лаки, — все эти разговоры о свадьбе…

Сьюзан прижала палец к его губам.

— Я знаю, ш-ш… Не стоит объявлять об этом, пока мы не выпутаемся из неприятности, в которую ты попал. Бедный мальчик…

Она потянулась, пытаясь коснуться пальцами его волос. Он отпрянул и перехватил ее руку.

— Объявлять? О чем?

— О нашей помолвке, глупенький, — пояснила Сьюзан, игриво хлопая его по груди. — Я помогу тебе выкарабкаться из этой истории с пожаром. Чтобы доказать свою любовь, только ради тебя, я заявлю, что последнюю ночь ты провел со мной.

— Что?!

— Весь город знает, что ты не можешь доказать свое алиби. Я скажу, что ночью была с тобой. Мама с папой, конечно, забьются в истерике, но примут это как неизбежность, если увидят на моем пальце обручальное кольцо. И будут счастливы, если мы наконец оформим все официально…