— Так оно и есть. Поверьте, это сущая правда.

— Мне грозит опасность? — искренне изумился Гилберт. — Кто может желать зла бедному, старому, безвредному Лонни?

— Вы будете поражены, узнав, сколько человек желает зла бедному, старому, безвредному Лонни. Забудьте свои проповеди насчет врожденной доброты человека и обещайте, твердо обещайте нынче вечером никуда не выходить!

— Это для тебя так важно, мой мальчик?

— Да.

— Тогда ладно. Положив эту скрюченную руку на бочку с отменным ячменным виски…

Не дожидаясь, когда он закончит тираду, я направился к Конраду и Мэри Стюарт, которые вполголоса, но очень бурно обсуждали какую–то проблему.

Заметив меня, оба замолчали. Взяв меня за руку, Мэри умоляющим голосом произнесла:

— Прошу вас, доктор Марлоу, скажите Чарльзу, чтобы он не ездил с вами. Вас он послушается. Я уверена. — Она повела плечами. — Я знаю, нынче ночью должно произойти нечто ужасное.

— Возможно, вы и правы, — согласился я. — Мистер Конрад, вы еще понадобитесь.

Произнеся эту фразу, я понял, что сформулировал свою мысль неудачно.

Вместо того чтобы глядеть на Конрада, девушка смотрела на меня, поняв значение моих слов раньше, чем я. Взяв меня обеими руками за плечо, она заглянула мне в лицо глазами, полными отчаяния, повернулась и пошла к себе.

— Пойдите к ней, — сказал я Конраду. — Велите ей…

— Ни к чему. Я пойду с вами. Она это знает.

— Идите к ней, пусть она откроет окно и положит на снег тот черный ящик, который я ей дал. Потом окно закроете.

Конрад внимательно посмотрел на меня, хотел было что–то ответить, затем ушел. Парень он был сообразительный и даже не кивнул в знак согласия.

Минуту спустя он вернулся. Мы оделись потеплей и захватили с собой четыре самых мощных фонаря. Когда мы подходили к двери, маленькая Мэри поднялась со стула, на котором сидела рядом с Алленом, и проговорила:

— Доктор Марлоу!

Приблизив губы к ее уху, я прошептал:

— Замечательный я человек?

Она торжественно кивнула, посмотрев на меня грустными глазами, и поцеловала. Не знаю, что подумали присутствующие, наблюдая эту трогательную сцену. Мне это было безразлично. Скорее всего, все решили, что то был прощальный поцелуй, запечатленный на щеке доброго лекаря перед тем, как ему быть исторгнуту во тьму внешнюю. Закрыв за собой дверь, Конрад посетовал:

— Могла бы и меня поцеловать.

— Думаю, свое вы получили сполна, — ответил я. У Конрада хватило такта промолчать. Не включая фонарей, мы подошли к складу продовольствия, постояли там, чтобы убедиться, что за нами никто не следит. Потом, обойдя жилой блок, подобрали черный ящик против окна Мэри Стюарт. Она стояла и, уверен, заметила нас, но не подала и виду.

Прямо по снегу мы спустились к причалу, спрятали черный ящик под слани, завели подвесной мотор мощностью всего в пять с половиной лошадиных сил, впрочем достаточной для четырехметровой лодки, и отчалили. Когда мы огибали северный конец причала, Конрад произнес:

— Господи, темно, как у негра за пазухой. На что же вы рассчитываете?

— В каком смысле?

— Как отыщете Хейсмана с его спутниками?

— Глаза бы мои их не видели, — признался я откровенно. — Я их и не собираюсь искать. Наоборот, надо принять все меры к тому, чтобы избежать встречи.

Пока Конрад осмысливал сказанное мною, в целях предосторожности я убавил обороты двигателя и после того, как мы отошли на сотню метров, у северного берега залива Сор–Хамна заглушил мотор. Пройдя по инерции некоторое расстояние, моторка остановилась. Я перебрался на нос, опустил якорь и вытравил трос.

— Судя по карте, — заметил я, — глубина здесь три сажени. По мнению специалистов, для того чтобы нас не сносило, нужно вытравить метров пятнадцать троса. Столько мы и вытравили. А поскольку находимся у самого берега, то практически невидимы, и тому, кто приблизится с юга, разглядеть очертания лодки будет невозможно. Курить, разумеется, запрещено.

— Забавная история, — сказал Конрад. Помолчав, он осторожно спросил:

А кто должен приблизиться с юга?

— Белоснежка и семь гномов.

— Ясно. Так вы считаете, что с ними все в порядке?

— Я считаю, что с ними отнюдь не все в порядке, но в другом смысле.

— Ах вот что! — Наступила пауза, которая была вполне естественной. — Раз уж речь зашла о Белоснежке…

— То что?

— Как вы смотрите на то, чтобы рассказать мне волшебную сказку? Так и время скоротаем.

И я рассказал Конраду все, что знал или думал, что знаю. Он выслушал меня, ни разу не прервав. Я подождал комментариев и, не услышав их, прибавил:

— Дайте обещание, что не пришибете Хейсмана при первой же встрече.

— Даю, но с большой неохотой. — Конрад передернул плечами. — Господи Иисусе, ну и холод!

— Так и должно быть. Молчок!..

Вначале едва слышно, прорываясь сквозь снежную пелену и северный ветер, затем все громче застучал мотор. Последние две минуты звук выхлопа раздавался особенно отчетливо.

— Надо же! — произнес Конрад.

Лодка слегка покачивалась, удерживаемая якорем, нас обоих била дрожь: стужа усиливалась. Обогнув северный конец причала, Хейсман выключил двигатель. Вместо того чтобы пришвартоваться и сразу же выбраться на причал, Хейсман с Гуэном и Юнгбеком провозились у пирса минут десять. В темноте и из–за снегопада не было видно, чем они заняты. Однако несколько раз мелькнул луч фонаря, донесся глухой металлический стук. Раза два послышался всплеск, как при падении в воду тяжелого предмета. Наконец в сторону жилого блока по причалу двинулись три яркие точки.

— Очевидно, теперь мне полагается задавать умные вопросы, — сказал Конрад.

— А мне — давать умные ответы. Думаю, скоро мы их получим. Выберите–ка якорь.

Я снова завел мотор. На самых малых оборотах мы прошли в восточном направлении метров двести, затем повернули на юг. После того как мы удалились на достаточное расстояние от берега, оказавшись к тому же с наветренной стороны от жилого блока, я дал полный газ. Ориентироваться оказалось гораздо проще, чем я ожидал. С темнотой мы успели освоиться, и я без труда различал очертания берега справа по борту. Даже при худшей видимости трудно было бы не определить границы между черной полосой прибрежных скал и заснеженными холмами, уходящими вдаль. Волнение было незначительное, да и ветер дул в нужном направлении.

Справа приближался мыс Капп Мальмгрен. Я повернул моторку к зюйд–весту, чтобы попасть в залив Эвьебукта, и смотрел во все глаза, стараясь не налететь на камни. Хотя прибрежные скалы были видны отчетливо, на их черном фоне островки, которые, как я заметил утром, разбросаны тут и там в северной части бухты, различить оказалось невозможно.

Конрад с завидным терпением, характерным для него, заговорил — впервые с тех пор, как мы подняли якорь. Прокашлявшись, он спросил:

— Можно задать вопрос?

— Можно даже получить ответ. Помните те столбы и веретенообразные рифы вблизи скал, которые мы видели, огибая остров с юга на борту «Морнинг роуз»?

— Благословенной памяти… — отозвался Конрад с тоской в голосе..

— К чему напрасно убиваться? — подбодрил я его. — Сегодня вы ее увидите вновь.

— Что? Нашу «Морнинг роуз»?

— Ее самую. Я на это надеюсь. Эти столбы образовались в результате выветривания и под воздействием приливно–отливных течений, штормовых волн, перепадов температур. Остров постоянно разрушается, и глыбы камня то и дело падают в море. В результате в скалах образовались пещеры и кое–что еще. До сегодняшнего дня я и не подозревал, что такое явление существует. В двухстах–трехстах метрах от южной оконечности суши, заключающей в себе этот залив, точки, которая называется мыс Капп Кольтхофф, находится крохотная подковообразная гавань. Я разглядел ее в бинокль.

— Когда же вы это успели?

— Во время прогулки. Во внутренней части подковы имеется проход, вернее туннель, выходящий на противоположную сторону мыса Капп Кольтхофф. Его можно найти только на крупномасштабной карте острова Медвежий. Сегодня утром я раздобыл такую карту.