— Триста миль или около того. Двадцать восемь часов ходу, если идти на полных оборотах.

— А это возможно — идти на полных оборотах?

— Судно–то выдержит. Выдержат ли ваши люди? По–моему, прогулка на водном велосипеде по пруду им была бы больше по душе.

— Конечно, вы правы, — согласился Джерран, находя свою выгоду в подобном повороте дела. — Доктор Марлоу, за время службы в военном флоте вам не раз приходилось врачевать страдающих морской болезнью? — Не услышав возражений, Джерран продолжал:

— Много ли нужно времени, чтобы оправиться после такого недомогания?

— Все зависит от степени. — Я никогда не задумывался над этим, но ответ показался мне разумным. — После плавания через Ла–Манш, продолжающегося полтора часа, чтобы прийти в себя, достаточно и десяти минут. А после четырехдневного атлантического шторма потребуется несколько суток, чтобы оклематься.

— Но ведь от морской болезни не умирают, верно?

— Никогда не слышал ни о чем подобном. — Мне стало ясно, что при всей его нерешительности и суетливости, над которой (разумеется, за глаза) все посмеивались, Джерран способен на решительные, граничащие с жестокостью действия. Каким–то образом все это связано с деньгами, подумал я и продолжал:

— Сама по себе морская болезнь к подобному исходу привести не может. Но если у больного слабое сердце, тяжелая форма астмы, бронхит или язва желудка…

Немного помолчав и что–то прикинув в уме, Джерран сказал:

— Должен признаться, меня беспокоит здоровье членов нашей съемочной группы. Не смогли бы вы на них взглянуть? Здоровье наших людей для меня дороже любых денег, заработанных от продажи фильма. Вы как доктор согласитесь со мной, я в этом уверен.

— Безоговорочно, — отозвался я.

И тотчас понял, что Отто обвел меня вокруг пальца: располагая ограниченными возможностями для медицинского обследования, я не смог бы установить наличие каких–то серьезных заболеваний у членов съемочной группы и экипажа и подписал бы чистое медицинское свидетельство. В таком случае Отто смог бы потребовать скорейшей доставки группы на остров Медвежий, несмотря на страдания «наших людей», о которых он столь лицемерно беспокоился, тем самым значительно сэкономив деньги и время. В крайнем случае, если с кем–то и случится несчастье, ответственность ляжет на меня.

Осушив рюмку дешевого бренди, которое в ничтожных количествах выдавал нам Отто, я поднялся из–за стола.

— Вы останетесь здесь? — спросил я.

— Да. Спасибо за помощь, доктор. Большое спасибо.

— Пока не за что.

Сначала я поднялся к Смиту в рубку. Смит начинал мне нравиться, хотя я почти ничего о нем не знал. То, что придется однажды сблизиться с ним на почве общих интересов, — нет, никогда не пришла бы мне в голову такая мысль: верзила ростом сто восемьдесят сантиметров и девяносто кило весом, Смит не был похож на возможного моего пациента.

— Откройте вон ту аптечку, — кивнул Смит в сторону буфета, стоявшего в углу тускло освещенной рубки. — Личные запасы капитана Имри. Использовать лишь в чрезвычайных обстоятельствах.

Достав из гнезда одну из полдюжины бутылок, я принялся изучать ее при свете лампы над столом для прокладки и сразу проникся к Смиту еще большим почтением. Находясь на широте семьдесят градусов на борту допотопного, хотя и модернизированного траулера, на дорогие сорта виски не рассчитываешь.

— А что вы называете чрезвычайными обстоятельствами? — поинтересовался я.

— Желание утолить жажду.

Плеснув из бутылки с этикеткой «Отар–Дюпюи» виски в стакан, я протянул его Смиту. Тот покачал головой и стал наблюдать за мной. Пригубив содержимое, я уважительно опустил стакан.

— Расходовать такое добро на утоление жажды — преступление. Не думаю, что капитан будет в восторге, увидев, как я расправляюсь с его личными запасами.

— Капитан Имри — человек твердых правил. Одно из них состоит в том, что от двадцати ноль–ноль до восьми утра он никогда не появляется на мостике. Ходовую вахту в этот промежуток мы несем поочередно с Окли, судовым боцманом. Поверьте, так лучше для общей безопасности. Что привело вас на мостик помимо тяги к спиртному, мистер Марлоу?

— Служебный долг. Выясняю погодные условия, прежде чем приступить к медицинскому осмотру крепостных мистера Джеррана. Он опасается, что, если будем следовать прежним курсом, его невольники отбросят копыта.

Погодные условия, как я заметил, значительно ухудшились. Хотя на мостике качка ощущается сильнее, чем внизу.

— Что касается погоды, синоптики не обещают ничего радостного. Там, куда мы направляемся, — зачем–то прибавил Смит, — метеостанций не так уж много.

— А вы сами как думаете?

— Улучшения погоды не предвидится. — Тема, видно, не очень интересовала штурмана, и он с улыбкой прибавил:

— Светский разговор поддерживать я не умею, да и зачем это нужно, если под рукой виски столь отменного качества. Отдохните часок, а потом доложите мистеру Джеррану, что все его крепостные, как вы их называете, отплясывают на корме кадриль.

— Подозреваю, что мистер Джерран — человек очень недоверчивый. Однако если позволите…

— Угощайтесь.

Снова наполнив стакан, я убрал бутылку.

— Вы флотский врач, док? — поинтересовался мой собеседник.

— Бывший.

— А теперь сюда загремели?

— Позорнейшая страница моей биографии. Вы не находите?

— Попали в точку. — Он сверкнул белизной зубов. — По профессиональной непригодности списали? Или напились на дежурстве?

— Причина гораздо прозаичнее. Неподчинение начальству.

— У меня такая же история. — Помолчав, Смит поинтересовался:

— Этот ваш мистер Джерран, у него все дома?

— Так утверждают врачи, нанятые страховой компанией.

— Я не об этом.

— Неужели вы рассчитываете, что я стану дурно отзываться о своем работодателе? — Снова белозубая улыбка.

— Можно ответить и так. Но вы не находите, что у этого олуха сдвиг по фазе? Или это обидное определение?

— Только по мнению психиатров. Я не с ними беседую. «Сдвиг по фазе» для меня вполне приемлемый термин. Однако хочу напомнить, что у мистера Джеррана превосходная репутация.

— Как у сдвинутого по фазе?

— И в этом плане тоже. А еще как у постановщика и кинорежиссера.

— Какой же нормальный постановщик повез бы съемочную группу на остров Медвежий в преддверии зимы?

— Мистеру Джеррану нужна подлинность.

— Мистеру Джеррану нужна консультация у психиатра. Неужели он не представляет, каково там в такое время года?

— Ко всему он мечтатель.

— В Баренцевом море мечтателям делать нечего. И как только американцам удалось высадить человека на Луну?

— Наш друг Отто не американец. Он выходец из Центральной Европы. Если вам потребуются мечтатели, ищите их в верховьях Дуная.

— Далеконько он забрался от берегов голубого Дуная!

— Отто пришлось уезжать в большой спешке. В то время, за год до начала войны, многим приходилось уезжать подобным же образом. Попал в Америку куда же еще, потом пробился в Голливуд. Говорите про Отто все что угодно, но нужно отдать ему должное: он оставил в Вене процветающую киностудию, а в Калифорнию приехал только в том, что было на нем.

— А это немало.

— Тогда он был иным. Я видел фотографии. Конечно, не стройный, как березка, но килограммов на сорок меньше. Во всяком случае, всего за несколько лет, переключившись своевременно с антинацизма на антикоммунизм, Отто добился огромных успехов в создании ура–патриотических фильмов. Критики были в отчаянии, а зрители вне себя от восторга. В середине пятидесятых годов, когда он почуял, что его голливудской карьере грозит крах, преданность новой родине вместе с банковскими вкладами испарилась и Отто перебрался в Лондон. Там он создал несколько авангардистских картин, приведших критиков в состояние экстаза, зрителей в уныние, а самого Отто в число банкротов.

— Похоже, вы хорошо изучили своего шефа, — отозвался Смит.

— Любой, кто прочитал первые пять страниц проспекта к последней его картине, раскусил бы Отто. Я дам вам экземпляр. Нигде не упоминается слово «фильм». Выброшены, разумеется, слова «тошнотворный» и «отчаяние», многое приходится читать между строк. Но Отто весь как на ладони.