— Поскольку кругом одни чокнутые, думаю, вас не удивит странная просьба еще одного чокнутого.

— Я разочаровался в вас, доктор. А я–то думал, что мы с вами принадлежим к числу немногих почти нормальных людей.

— Если судить по нынешним меркам, то всякий умеренно чокнутый может считаться нормальным. Вам что–нибудь известно о прошлом Лонни?

Помолчав, Конрад спросил:

— А разве у него есть прошлое?

— Прошлое есть у всех. Если вы имеете в виду преступное прошлое, то его у Лонни нет. Мне необходимо выяснить, был ли он женат и имел ли семью. Только и всего.

— Почему бы вам не узнать у него самого?

— Если бы я был с ним на короткой ноге, то не стал бы к вам обращаться.

Снова молчание.

— Марлоу ваша настоящая фамилия, док?

— Фамилию не менял. Кристофер Марлоу. Так указано в паспорте, метрическом свидетельстве, водительском удостоверении.

— Кристофер Марлоу. Совсем как у одного драматурга.

— Мои родители увлекались литературой.

— А–а. — Конрад еще помолчал, а потом сказал:

— Помните, что произошло с вашим тезкой? Ударом ножа в спину его убил приятель. Ему и тридцати не было.

— Не беспокойтесь. Мое тридцатилетие скрылось в дымке времени.

— Вы действительно доктор?

— Да.

— И кое–что еще, правда?

— Правда.

— Лонни. Семейное положение. Имеет детей или бездетен. Можете положиться на меня, не разболтаю.

— Спасибо, — сказал я, и мы разошлись. Мы шли на север по двум причинам: ветер, а значит и снег, били нам в спину, тем самым ускоряя наше продвижение. Кроме того, Аллен появился именно с той стороны. Несмотря на уверения Аллена, что он ничего не помнит, я был убежден, что мы должны найти Страйкера где–то поблизости. Так оно и оказалось.

— Сюда! Сюда! — Хотя снежная пелена заглушала звуки, высокий голос Хендрикса был слышен отчетливо. — Я нашел его!

Он действительно нашел Страйкера. Раскинув руки и ноги, тот — лежал на снегу вниз лицом. У левого плеча валялся гладкий яйцевидный камень.

Наклонись, я осветил его фонарем и разглядел несколько волосков, прилипших к темному пятну. Без сомнения, этот камень и явился орудием убийства. Смерть, по–видимому, наступила мгновенно.

— Он мертв! — с изумлением воскликнул Юнгбек.

— Совершенно верно, — отозвался я.

— Убит!

— И это верно. — Я попытался перевернуть Майкла Страйкера на спину, но это удалось сделать лишь с помощью Конрада и Юнгбека. Верхняя губа убитого была рассечена от самой ноздри, один зуб выбит, на левом виске кровавое пятно.

— Клянусь, драка была отчаянная, — проговорил Юнгбек. — Не думаю, что убил его этот мальчишка Аллен.

— Я тоже этого не думаю, — сказал я.

— Аллен? — изумился Конрад. — Готов поклясться, он сказал правду. Как вы считаете, могло это произойти при временной потере памяти?

— С шишкой на голове можно наделать чего угодно, — ответил я. Возле убитого было много следов, уже засыпанных снегом. Кому они принадлежат, установить было невозможно. — Давайте отнесем его в барак, — предложил я.

Из–за того, что конечности убитого не гнулись — не вследствие трупного окоченения, а из–за мороза, — нести его оказалось несложно. После того как труп положили на снег возле барака, обратившись к Хендриксу, я сказал:

— Зайдите в барак, попросите у Гуэна бутылку бренди. Скажите, что я заставил вас вернуться с дороги и захватить горячительного. И пусть Гуэн выйдет к нам.

Поняв, что случилась беда, Гуэн с опаской вышел из барака, осторожно закрыл дверь. При виде белого как мрамор изуродованного лица Страйкера он побледнел и сам.

— Господи Иисусе! — прошептал он. — Мертв?

Я ничего не ответил, лишь перевернул убитого на спину — и на сей раз с помощью Конрада и Юнгбека. Теперь это было сложнее. Издав гортанный звук, Гуэн лишь смотрел, как поземка заносит капюшон канадки Страйкера, пряча страшную рану на голове. Ветер, поворачивавший к югу, усилился, температура была около минус двадцати градусов по Цельсию. Лишь теперь я заметил, что весь дрожу от холода. Остальные чувствовали себя не лучше.

— Несчастный случай? — хриплым голосом спросил Гуэн.

— Нет, — ответил я. — Я видел камень, каким его убили.

У Гуэна снова вырвался нечленораздельный звук. Я продолжал:

— Оставить его здесь мы не можем, но и тащить труп в барак тоже нельзя. Предлагаю отнести его в гараж.

— Да–да, в гараж, — машинально отозвался Гуэн.

— А кто сообщит обо всем мисс Хейнс? — спросил я. Делать это самому мне не очень хотелось.

— Что?.. — В голосе Гуэна прозвучало недоумение. — Что вы сказали?

— О случившемся необходимо уведомить жену. — Я врач, и выполнить эту миссию следовало мне, но получилось иначе. Дверь дома распахнулась, и на пороге в обществе своих коккер–спаниелей появилась Джудит Хейнс. За ней маячили силуэты Отто и Графа. Молча постояв в проеме, она, словно во сне, приблизилась к телу мужа и склонилась над ним. Несколько мгновений спустя выпрямилась, растерянно оглянувшись вокруг, один миг смотрела на меня и, прежде чем кто–либо из нас успел кинуться к ней на помощь, словно подкошенная упала.

Сопровождаемые Отто, мы с Конрадом внесли ее в дом и положили на раскладушку, на которой недавно лежал Смит. Собак, с яростным лаем рвавшихся к хозяйке, пришлось привязать. Джудит побледнела как мел, дышала прерывисто.

Я приподнял ей веко правого глаза, не ощутив сопротивления. Широко открыв глаза и разинув рот, со сжатыми кулаками рядом стоял Отто.

— С ней все в порядке? — хрипло проговорил он. — Она…

— Она придет в себя, — ответил я.

— Может, дать ей нюхательной соли? — спросил он.

— Не надо. Нюхательная соль лишь поможет бедной женщине очнуться и осознать несчастье.

— А Майкл? Мой зять? Он… то есть…

— Вы же видели, — почти сердито ответил я. — Мертв, конечно мертв.

— Но как, как это произошло?

— Его убили.

Последовали восклицания, вздохи, затем наступило молчание, подчеркиваемое шипением ламп Кольмана. Я не стал наблюдать реакцию со стороны присутствующих, поняв, что все равно ничего не узнаю, и лишь растерянно смотрел на лежащую без чувств Джудит. Решительный, обходительный, циничный Страйкер испытывал страх перед этой женщиной. Чем это объяснялось?

Тем, что она, будучи дочерью Джеррана, обладала властью и благополучие его целиком зависело от своенравной Джудит? Его патологической ревностью или дрянной натурой, способной на все что угодно? Или же она шантажировала, грозя в случае неповиновения обрушить на его голову все беды? А может, он по–своему любил жену и в надежде когда–нибудь добиться взаимности готов был терпеть все унижения и обиды? Этого я никогда не узнаю. В сущности, не сам Страйкер интересовал меня, а те обстоятельства, которые помогли бы объяснить столь неожиданную реакцию Джудит на смерть мужа. Ведь она презирала его. За то, что он от нее зависел, за его слабость, готовность сносить оскорбления, за трусость, пустоту и суетность, скрывавшиеся под столь мужественной личиной. Но, может быть, Джудит все же любила мужа за то, кем он был когда–то? Или кем мог стать? Или ее расстроила потеря мальчика для битья, единственного в мире человека, на ком она могла безнаказанно точить свои когти? Она могла даже не отдавать себе отчета в том, что Майкл стал неотъемлемой частью ее существования. Самый невзрачный материал может стать краеугольным камнем. Убери его — и строение рухнет. Как ни парадоксально, но столь болезненная реакция на смерть мужа могла свидетельствовать о крайнем и неисправимом эгоизме. Джудит еще не до конца осознала, сколь жалка отныне ее участь: она осталась одна на целом свете.

Мисс Хейнс шевельнулась, поморгала ресницами и открыла глаза. Вспомнив, что случилось, всем телом вздрогнула. Я помог ей приподняться, и она огляделась.

— Где он? — едва слышно спросила она.

— Не беспокойтесь, мисс Хейнс, — отозвался я и зачем–то прибавил:

— Мы о нем позаботимся.

— Где он? — простонала бедная женщина. — Он мой муж, муж. Я хочу видеть его.