— С не меньшей сноровкой? — снова как эхо отозвалась она, почти не вникая в смысл его слов.

— Вы должны хорошо знать, что составляет круг повседневных забот жены и хозяйки, Джоанна. Вы уже продемонстрировали свою страстность. Уверен, что супруг ваш оценит это ваше качество. Теперь вам следует научиться прислуживать ему за столом и заботиться о выборе блюд.

Джоанна слушала его с расширившимися от страха глазами. Она продемонстрировала свою страстность. Ее супруг это оценит… В душе ее поднялась волна бессильной ярости, которая вскоре уступила место непонятному ей самой разочарованию. Ярость — вполне уместное в данном случае чувство, думала девушка, и сэр Райлан вполне его заслуживает. Но что послужило источником того горького, болезненного разочарования, которое внезапно охватило ее душу? В чем его причина?

С глубоким сожалением Джоанна обнаружила, откуда взялось то смятение, которое так удивило и встревожило ее. Райлан искушал ее, целуя и лаская и вводя тем во грех, но, делал он это, как оказалось, не потому, что желал ее. Нет, он не способен ни на какие человеческие чувства, пусть и низменные. Он руководствовался лишь холодным расчетом, стремясь, во-первых, доказать ей, насколько она растленна по своей природе, а во-вторых, надеясь склонить ее к браку.

— Ужин, думается мне, готов, — сказал Райлан. — Подавайте на стол, Джоанна, и делайте это заботливо и с любовью, как и подобает преданной супруге. Спрячьте подальше ваш скверный нрав.

— Вам придется привыкнуть к моему скверному нраву, милорд! И вы, если уж на то пошло, не муж мне!

Услышав это, он подошел к девушке, схватил ее за руки и насильно поднял на ноги.

— Не дерзите мне, женщина! Не дай вам Бог почувствовать на себе всю силу моего гнева!

Гнев и упрямство пересилили страх, охвативший Джоанну от этой угрозы.

— Я не стану женой никому из ваших приспешников! — воскликнула она, отчаянно сопротивляясь.

— Тысяча проклятий! Неужели вы не понимаете, что уже проиграли это сражение? Чтобы лишний раз доказать это, мне стоит лишь покрепче вас обнять. Не так ли Джоанна? Вы хотите этого? Хотите, я еще и еще раз поцелую вас? Ведь мы оба с вами знаем, что стоит лишь нашим губам соприкоснуться, и вашему сопротивлению придет конец. Вы этого хотите от меня?

— Нет! — выкрикнула она, мотая головой. Душа ее была исполнена стыда и отчаяния. — Нет! — повторила она еще раз, краснея до корней волос.

Он тотчас же отпустил ее и сделал шаг в сторону, как бы принимая ее безоговорочную капитуляцию. Однако Джоанна, находясь в такой близости от этого ужасного человека, по-прежнему не чувствовала себя в безопасности. Она поникла головой, избегая его взгляда.

Райлан глубоко вздохнул, и его широкая грудь, покрытая курчавыми черными волосами, поднялась и опустилась. Он сделал шаг в сторону и, галантно поклонившись, повел рукой по направлению к очагу и кастрюле с похлебкой.

— Подавайте на стол, Джоанна. И давайте, Бога ради, поедим в тишине и согласии.

Джоанна ела без всякого аппетита. Она была до такой степени расстроена словами Райлана Кемпа, что с трудом заставляла себя глотать острую похлебку и вареные овощи, не чувствуя их вкуса.

Но, снедаемая бессильной яростью, она тем не менее была вынуждена признать, что все сказанное этим бессовестным человеком — правда, от первого до последнего слова. Она действительно утрачивала способность к сопротивлению от одного лишь его поцелуя. Этот коварный демон только и делал, что испытывал на ней силу своих злых чар, а она, несчастная грешница, не могла противится им.

Она снова, в который уже раз, вспомнила своих родителей: слезы и жалкую покорность матери, злобу и бесчеловечность отца. От некоторых сестер и послушниц обители святой Терезы, многие из которых в прошлой своей жизни были продажными женщинами, она узнала, что означало слово «изнасилование», и, понимая, что мать ее покончила с собой из-за того, что отец учинил над ней гнусное насилие, чувствовала, что исступленная ненависть к свирепому и бездушному родителю буквально раздирает ей грудь. Но теперь, в некотором замешательстве вспоминая рассказы монахинь, она ловила себя на мысли, что, вероятно, не до конца постигла их смысл. Ведь женщина, которую пытаются изнасиловать, стремится всячески этому противодействовать, сопротивляется насильнику и борется с ним. Но ей, напротив, нравилось то, что с ней делал Райлан, — по крайней мере до тех пор, пока он не прекращал это делать.

Наверное, она действительно чего-то недопоняла или же слишком все упростила. Вероятно, насилие заключается в том, что мужчина ради удовлетворения своей похоти лишает женщину разума и воли, и лишь потом, когда к ней возвращается сознание, она испытывает боль и ужас от случившегося.

Но и это объяснение не давало ответов на вопросы, мучившие Джоанну. Она чувствовала стыд и раскаяние от того, что отдавалась ласкам Райлана. Она ненавидела и презирала себя за свою слабость и податливость. Но ни боли, ни ужаса она не испытывала.

Джоанна бросила на Райлана испепеляющий взгляд, но тот и бровью не повел, продолжая с завидным аппетитом поглощать приготовленный ею суп. А она не могла больше заставить себя даже поднести ложку ко рту. С какой радостью она выплеснула бы свою похлебку в это ненавистное лицо!

Словно прочитав ее мысли, Райлан поднял голову и одобрительно кивнул:

— Отличный суп, Джоанна. Уверен, что при такой хозяйке в кухнях Оксвича будет безупречный порядок. — В течение нескольких секунд он тщетно ждал ответа, но так как Джоанна молчала, невозмутимо продолжил:

— Не сомневаюсь также, что вы найдете общий язык с тамошними швеями, ведь все обитательницы монастыря святой Терезы мастерски владеют иглой. Но скажите, умеете ли вы прясть? И ткать?

Джоанна упрямо молчала, и он, отодвинув от себя пустую деревянную миску, усмехнулся и проговорил:

— Послушайте, миледи! Не заставляйте меня упрашивать себя! Ведь вы прекрасно знаете, что я могу заставить вас заговорить! — Он выразительно посмотрел на ее сжатый рот и, продолжая усмехаться, несколько раз провел указательным пальцем по своей нижней губе.

— Вы — дьявол! — взвизгнула она, забыв, что твердо решила не обращать на него внимания, и резко вскочила на ноги. Табурет, на котором она сидела, с грохотом опрокинулся на пол.

— Пусть так. Но вашего ответа я тем не менее добьюсь. Повторяю свой вопрос: Джоанна, умеете ли вы прясть и ткать?

Райлан смотрел на Джоанну в упор, не пытаясь скрыть того, что ситуация явно забавляла его. Девушка старалась побороть обуревавшую ее слепую ярость, не дав ей выплеснуться наружу, чтобы не уронить своего достоинства. Она подняла голову и окинула его презрительным взглядом. Ей было невдомек, что при такой нарочито прямой осанке груди ее выпятились вперед и отчетливо просматривались сквозь тонкую ткань рубашки. В полумраке тесной комнатки она выглядела одновременно невинной и искушенной, ангельски-чистой и безумно соблазнительной. Лицо Райлана мало-помалу утратило насмешливое выражение, но Джоанна приписала эту перемену в нем воздействию своих слов.

— Если бы я только могла надеяться, что мой ответ заставит вас изменить ваши гнусные намерения в отношении меня, я дала бы вам именно такой ответ. Но я уверена, что вам совершенно безразлично, каковы в действительности мои хозяйственные навыки. Вы станете принуждать меня к браку независимо ни от каких моих качеств и умений. Поэтому я не считаю нужным отвечать на ваши вопросы!

Гордо выпрямив спину, она повернулась и прошествовала в дальний угол комнаты. Однако внутри у нее все сжалось от страха. Ведь он и вправду может заставить ее ответить! Добился же он того, что она накрыла на стол и разделила с ним трапезу, как ни пыталась она противиться этому. Но во время еды он по крайней мере не говорил с ней, то есть не дразнил и не унижал ее, будучи слишком занят супом и овощами. Теперь же, подкрепившись, готов с новыми силами продолжать свою жестокую игру. Сжав кулаки так, что ногти больно вонзились ей в ладони, Джоанна с трепетом ждала, какое наказание он придумает для нее за столь дерзкий ответ.