Я не нашел ничего, а когда вышел из транса, потный и выдохшийся, увидел Эвлюэллу.

Она опустилась пером райской птицы. Гормон окликнул, и она подбежала к нему, босая, с подпрыгивающими маленькими грудями, и он раскинул свои сильные руки навстречу ее хрупкости, и они обнялись, не страстно, но радостно. Когда он отпустил ее, она повернулась ко мне.

– Роум! – воскликнула она. – Роум!

– Ты его видела?

– Весь! Тысячи людей! Огни! Бульвары! Рынок! Развалины зданий прошлых циклов! Ах, Наблюдатель, до чего же прекрасен Роум!

– Тогда твой полет был удачным, – сказал я.

– Чудо!

– Завтра мы отправимся в путь и остановимся в Роуме.

– Нет, Наблюдатель, вечером, сейчас же! – возразила она словно упрямая девчонка, лицо ее светилось возбуждением. – Нам осталось совсем чуть-чуть! Гляди, это же совсем рядом!

– Нам лучше сперва отдохнуть, – сказал я. – Не хотим же мы появиться в Роуме совсем усталыми.

– Мы сможем отдохнуть, когда будем там, – настаивала Эвлюэлла. – Идем! Собирай все вещи! Ты ведь уже провел наблюдение, да?

– Да, да.

– Тогда идем. В Роум! В Роум!

Я оглянулся на Гормона, ища поддержки. Уже наступила ночь, пришло время разбивать лагерь, чтобы немного поспать.

На этот раз Гормон присоединился ко мне. Он сказал девушке:

– Нам всем надо отдохнуть. Мы отправимся на рассвете.

Эвлюэлла надула губы.

Сейчас она более чем когда-либо походила на ребенка. Крылья ее опали, несформировавшееся тело поникло. Она обидчиво свернула крылья, превратившиеся в два комочка на спине размером с кулак, собрала разбросанную по дороге одежду. Пока мы разбивали лагерь, она одевалась. Я разделил пищевые таблетки. Мы залезли в спальные мешки. Я заснул с трудом, и мне снилась Эвлюэлла на огненном фоне разваливающейся на куски Луны, и летящий рядом с ней Гормон. За два часа до рассвета я поднялся и провел первое наблюдение нового дня, пока они еще спали. Потом я поднял их, и мы направились прямиком к сказочному городу Империи, направились прямо к Роуму.

Утренний свет был ярок и резок, словно мы шли по молодому, только что созданному миру. Дорога была совершенно пуста. В последнее время люди не так уж много путешествуют, если только они не Пешеходы по обычаю или профессии, как я, например.

Лишь изредка мы уступали дорогу обгоняющей нас колеснице какого-нибудь члена союза Магистров, влекомой дюжиной равнодушных животных-ньютеров, впряженных в три-четыре ряда. Четыре таких экипажа обогнали нас в первые два часа нового дня. Каждый был тщательно занавешен и закупорен, чтобы скрывать гордые черты Магистра от взглядов простого люда, вроде нас. Еще мимо нас промчалось несколько колесных экипажей, загруженных чем-то доверху, да проплыла над головами группа флотеров. В основном же дорога была предоставлена нам.

В окрестностях Роума виднелись многочисленные следы прошлого: одиноко стоящие колонны, остатки акведуков, транспортирующих ничто, ниоткуда и в никуда, порталы исчезнувших храмов. Это был древнейший Роум, но и здесь был вклад более поздних веков: хижины крестьян, купола насосных станций, пустые жилые башни. Изредка мы встречали обгоревший корпус какого-нибудь древнего летательного аппарата. Гормон все это исследовал, иногда отбирал образцы. Эвлюэлла глядела, широко открыв глаза и не говоря ни слова. Мы шли и шли, пока перед нами не поднялись городские стены.

Они были сложены из синего глянцевитого камня и в восемь раз превышали человеческий рост. Наша дорога уходила под арку с выступающим вперед козырьком. Ворота были открыты. Когда мы подошли к ним, навстречу приблизилась фигура в капюшоне и маске. Человек необыкновенного роста, одетый в темную одежду союза Пилигримов. Никто не может приближаться к Пилигриму по собственному желанию, но должен выжидать, если тот кивнет.

Пилигрим кивнул.

Он произнес сквозь металлическую решетку:

– Откуда?

– С юга. Я немного пожил в Эгапте, потом перебрался в Талию по Межконтинентальному Мосту, – ответил я.

– Куда теперь?

– В Роум, но ненадолго.

– Как наблюдение?

– Как обычно.

– У тебя есть где остановиться в Роуме? – спросил Пилигрим.

Я покачал головой.

– Мы надеемся на доброту Воли.

– Воля не всегда добра, – произнес Пилигрим отсутствующим тоном. – В Роуме невелика нужда в Наблюдателях. Зачем ты идешь с Летательницей?

– За компанию. И потому, что она молода и нуждается в защите.

– А кто тот, другой?

– Он несоюзный. Измененный.

– Это я и сам вижу. Но почему он с тобой?

– Он силен, а я стар, и потому мы путешествуем вместе. Куда ты направляешься, Пилигрим?

– В Ерслем. Разве есть для Пилигрима другой путь?

Я пожал плечами. Пилигрим сказал:

– Почему бы тебе не пойти со мной в Ерслем?

– Моя дорога лежит на север, а Ерслем на юге, рядом с Эгаптом.

– Ты был в Эгапте и не был в Ерслеме? – спросил он ошеломленно.

– Да. Просто не было времени идти в Ерслем.

– Идем сейчас. Мы пойдем по этой дороге вместе, Наблюдатель, и будем говорить о старых временах и о временах, которым быть, и я буду помогать тебе в наблюдении; и ты будешь помогать мне в общении с Волей. Согласен?

Это было искушением. Перед моими глазами вспыхнуло видение золотого Ерслема, его священные здания, гробницы, места возрождения, где старые становились молодыми, его шпили, молитвенные дома. И хотя я был человеком, идущим по своей дороге, на мгновение мне захотелось повернуться и пойти с Пилигримом в Ерслем.

Я заколебался.

– Но мои товарищи…

– Оставь их. Мне запрещено странствовать с несоюзными, и я совсем не хочу странствовать с женщиной. Ты и я, Наблюдатель, пойдем в Ерслем вдвоем.

Эвлюэлла, стоящая к нам боком и хмурившаяся в продолжение всего разговора, бросила на меня полный испуга взгляд.

– Я не оставлю их, – сказал я.

– Тогда я пойду в Ерслем один, – сказал Пилигрим. Из его одежд высунулась рука с длинными, белыми, прижатыми друг к другу пальцами. Я почтительно коснулся их кончиков, и Пилигрим сказал:

– Да будет над тобой милость Воли, друг Наблюдатель. И когда ты будешь в Ерслеме, разыщи меня.

Он двинулся дальше, не произнося больше ни слова.

Гормон сказал мне:

– Тебе ведь хотелось пойти с ним. Хотелось?

– Я думал об этом.

– Что ты нашел в Ерслеме такого, чего не найдешь здесь? Тот священный город и этот тоже. Здесь ты сможешь отдохнуть. Не похоже, что ты готов сейчас к долгому путешествию.

– Может, ты и прав, – согласился я и, собрав последние силы, широким шагом подошел к воротам Роума.

Изучающие глаза обследовали нас сквозь прорези в стене. Когда мы наполовину прошли ворота, нас остановил толстый рябой Стражник с отвислыми щеками и спросил, какие у нас дела в Роуме. Я назвал свой союз и цель прибытия, и на его лице мелькнула гримаса неудовольствия.

– Отправляйся куда-нибудь в другое место, Наблюдатель. Нам нужны только те, кто приносит пользу.

– Наблюдение тоже приносит пользу, – произнес я взбешенно.

– Не сомневаюсь, не сомневаюсь, – он покосился на Эвлюэллу. – Это кто? Наблюдатели не женятся. Не так ли?

– Она всего лишь моя спутница.

Страж хрипло заржал.

– Готов поспорить, по этой дороге ты путешествуешь часто. Не думаю, чтобы ей этого хватало. Сколько ей, тринадцать, четырнадцать? Подойди сюда, детка. Разреши мне обыскать тебя. Нет ли у тебя контрабанды? – и он стал быстро ощупывать ее, затем нахмурился, когда добрался до ее грудей, и поднял брови, когда наткнулся на холмики крыльев под лопатками. – Что такое? Сзади больше, чем спереди? Летательница, а? Грязное это дельце.

Летательницы, путешествующие со старыми вонючими Наблюдателями. – Он закудахтал и сунул руку еще дальше.

Гормон с яростью шагнул к нему, в его глазах сверкнула смерть. Я вовремя схватил его за руку и с силой оттащил назад, пока он не погубил всех нас. Он рванулся, чуть не повалив меня, потом вдруг присмирел, стих и сохранял ледяное спокойствие, пока толстый Страж не закончил поиски «контрабанды».