К осени беспорядки в Уэльсе и в самом Лондоне поставили под угрозу спокойствие всего королевства. О страданиях узника Беркли прознали в народе. Доминиканцы осмелились возносить за него молитвы. Сам Эдуард не представлял опасности, но его имя могли использовать для своих происков враги Мортимера и королевы Изабеллы. Низложенный король, обладавший прекрасным здоровьем, несмотря на издевательства, голод и жестокое обращение, не собирался умирать.

– Прошу вас, сделайте же так, как я вам советую! – снова и снова повторял Мортимер королеве, которая явно избегала его взгляда. – Пока жив Эдуард, ни вы, ни ваш сын не будете знать покоя.

– Я уже говорила вам, что не желаю следовать этому совету, – ответила Изабелла. – Я не хочу, чтобы мои руки обагрились его кровью.

– Тот, кто боится крови, не может быть монархом! – резко бросил Мортимер, который понимал, что Эдуард – даже низложенный, лишенный всего, заключенный в темницу! – все равно оставался помазанником божиим. Он же, Мортимер, – не король, и жизнь его не защищена от превратностей судьбы. Поэтому Эдуард должен был умереть… но пускай на теле его не останется следов насильственной смерти.

Когда раскаленное железо пронзило внутренности короля Эдуарда, из груди несчастного вырвался истошный крик. Этот страшный вопль, раздавшийся в ночи, разбудил жителей Беркли, которые сразу поняли, что короля убили.

Утром двадцать второго сентября 1327 года горожане пришли в замок, дабы справиться о здоровье государя, но им ответили, что ночью Эдуард II внезапно скончался. На теле усопшего не было ни следов ударов, ни кровавых ран, в чем могли убедиться все, кто пожелал увидеть мертвого короля. И все же люди не поверили в его мирную кончину. Говорили, что государя убили и что за это обязательно поплатятся все виновные.

В пасмурный январский день 1328 года к Минстеру – огромному собору с еще не достроенным западным порталом – со всех сторон спешили люди. В этом соборе Уильям Мелтон, архиепископ Йоркский, сочетал браком шестнадцатилетнего короля Эдуарда III и Филиппу Геннегау, которой недавно исполнилось четырнадцать.

Королева Изабелла, моля господа о счастье для сына, думала о собственной судьбе. Она подняла глаза и встретилась взглядом с Роджером Мортимером, своим любовником, человеком, который благодаря ей единовластно правил Англией.

«Власть развращает того, кто берет ее в свои руки ради самого себя, – подумала королева-мать. – Он ведет себя так, будто Англия – его вотчина!»

Но она слишком любила Роджера Мортимера, чтобы мысли свои высказывать вслух. Отношение англичан к Мортимеру, да и к ней тоже, за последние полтора года сильно изменилось. Никто уже не восхищался Изабеллой. За глаза ее называли Волчицей и считали виновной в смерти супруга.

Время летело незаметно.

– Через год я возьму власть в свои руки, и никто больше не посмеет тревожить вас, дорогая, – говорил счастливый Эдуард, поглаживая густые рыжие локоны Филиппы. Он испытывал глубокую благодарность к своей супруге, которая только что произвела на свет их первенца. Теперь у него был наследник, и Эдуард сразу почувствовал себя настоящим правителем. Однако последние события заставили его еще тщательнее скрывать гнев и недовольство. Только своей супруге да лорду Монтегю открывал король свои заветные мысли и чаяния.

Дело в том, что лорд Мортимер, воспользовавшись недолгим отсутствием Эдуарда, казнил по обвинению в измене Эдмунда Кента, дядю государя. Устранив таким образом главу оппозиции, лорд-распорядитель ясно дал понять, что надеется и впредь руководить действиями юного монарха. Но он просчитался. Для Эдуарда все невыносимее становилось положение ущемленного в своих правах государя. Мортимер за его спиной снова посягнул на жизнь особы королевской крови. Король никогда не простит ему этого.

– Когда я наконец получу власть, – сказал он лорду Монтегю, – правосудие будет сосредоточено в моих руках, и я сделаю так, что перед законом все будут равны, а парламент станет заседать только в определенные дни и только в Лондоне.

У Эдуарда хватало поводов для недовольства. Не испросив у него разрешения, Мортимер созвал парламент на севере страны, на сей раз в Ноттингеме. Заседание обещало быть бурным: большинство лордов осуждало барона Вигморского за казнь графа Кента. И юный король понимал почему: смерть эта отягощала и их совесть.

…На дворе стоял ноябрь. Было холодно и промозгло. Роджер Мортимер, верхом сопровождавший носилки королевы-матери, то и дело склонялся к Изабелле и с явным смущением что-то шептал.

От мерного покачивания носилок Изабеллу мутило, но она не захотела пересесть на своего белоснежного иноходца.

От внезапной догадки Эдуарда бросило в жар. Точно такие признаки он наблюдал у своей супруги в прошлом году!

– Она заставила меня возненавидеть родного отца, потому что он опозорил ее. Теперь она позорит меня! – сжимая кулаки, прошептал Эдуард. К горлу подступил ком стыда и омерзения. – Она родит бастарда, который будет моложе ее собственного внука!

Прекрасный образ благородной матери мгновенно померк. Недоброе чувство усугубила ревность взрослого сына.

Эдуард жестом подозвал к себе лорда Монтегю.

– Вы готовы, друг мой? – спросил король, глядя в глаза молодому человеку.

– Да, милорд. Все мои друзья готовы выступить по первому вашему знаку, – ответил Монтегю, склонив голову. Он давно объединил вокруг себя наиболее решительных своих друзей – главным образом молодых, двадцатилетних, – образовав партию короля.

– Передайте им, что нынче ночью я хочу их видеть, – тихо произнес Эдуард и улыбнулся Филиппе, которая скакала рядом со своим супругом.

…В полночь перед апартаментами королевы произошла короткая стычка: слуги Мортимера отказались пропустить короля к матери. Теперь, обезоруженные и связанные, они лежали у стены.

– Лорд Мортимер, выйдите! – прозвучал сильный голос Эдуарда. – Ваш государь берет вас под стражу!

Этой ночью в Ноттингеме, под треск обрушившейся двери, ведшей в покои королевы, и началось правление Эдуарда III. Лорда Мортимера, восьмого барона Вигморского, бывшего наместника Ирландии, бросили в узилище. Его венценосная возлюбленная, босоногая, в ночной сорочке, склонилась перед сыном.

– Куда его увезут? – сквозь слезы прошептала она.

– В Тауэр, мадам, – ответил король.

Роджера Мортимера казнили в декабре. Как последнего вора и убийцу его вздернули на виселице в Тайберне, до этого протащив на салазках через весь Лондон.

В тот день королева Изабелла пребывала в Виндзоре. Она медленно оправлялась от двух потерь – своего возлюбленного и ребенка, которого от него понесла.

Эдуард велел передать матери, что они будут вместе встречать Рождество. Подходил к концу год 1330-й от рождения Христова.

Весной Изабеллу поселили в замке Райгит, где она жила, окруженная свитой, приличествующей вдовствующей королеве. Двери этой позолоченной клетки для нее навсегда остались закрытыми. Один раз в году, на Рождество, Эдуард навещал мать. Она принимала его с нежностью и никогда не жаловалась на одиночество и безрадостное существование.

Изабелле Французской, дочери Железного короля, предстояло оплакивать свою судьбу еще почти двадцать лет. Она умерла двадцать шестого августа 1358 года.

– Король помешался? Но это не новость, друг мой. Он всегда был нетверд рассудком. – Молодая женщина лениво потянулась и передернула плечами. – Или вы хотите сказать, что лекари сочли его безнадежным и предложили навсегда упрятать за толстые стены какого-нибудь провинциального замка?

– Ваше Величество, это совершенно невозможно… к сожалению. Короля Карла пользует Гийом де Эрсилли, и он утверждает, будто состояние государя вот-вот улучшится.