Однако же бракоразводный процесс не был доведен до конца, так что – во всяком случае перед господом – несчастная женщина оставалась супругой Георга-Людвига, наследника ганноверского и английского престолов.

В замке Алден София-Доротея прожила целых тридцать два года. Ей дозволялись лишь короткие прогулки в закрытом экипаже, окруженном двадцатью всадниками с саблями наголо. Тридцать два года, посвященных воспоминаниям об исчезнувшем возлюбленном! Тридцать два года молитв и проклятий!

В 1708 году Георг-Людвиг наконец-то стал ганноверским курфюрстом, а спустя еще шесть лет он начал править Англией под именем короля Георга I.

Этот человек, всю жизнь проведший в Ганновере, не знал ни слова по-английски, презирал местные нравы и обычаи и очень скоро возбудил в своих новых подданных ненависть к себе.

Он привез с собой и свою прежнюю любовницу Шуленбург, которая стала называться герцогиней Кэндал, – а также пристрастие к пьяным дебошам.

Поскольку при европейских дворах недоумевали, отчего это Георг I правит без королевы, он предложил Софии-Доротее «помилование» и даже объявил, что она может приехать в Лондон и занять свое законное место на английском престоле.

Но София-Доротея отказалась, предпочтя хранить верность своей первой и единственной любви.

…Ноябрьским вечером 1726 года король – по обыкновению нетрезвый – присутствовал вместе со своей любовницей на «Макбете» в театре «Хеймаркет». Ему подали записку. Он прочитал ее и тут же смял со словами:

– Туда ей и дорога! Шлюха!

Во дворец Сент-Джеймс он вернулся только на рассвете. Там его ожидало письмо, запечатанное пятью черными печатями. На них можно было различить герб герцогини Алденской.

– Она даже после смерти не хочет оставить меня в покое! – прорычал король, срывая печати.

Это было завещание королевы Софии-Доротеи, что недавно скончалась в своем замке, затерянном среди люнебургских пустошей. Она извещала Георга, что знает о судьбе графа Кенигсмарка и что не пройдет и года, как она встретится с мужем на господнем суде.

Спустя восемь месяцев король Англии Георг I умер от апоплексического удара. Перед смертью он кричал:

– Нет-нет, Физетта! Нет! Это не я! Я его не убивал!

Жуткая графиня Платен давно уже была мертва. Через два года после гибели Кенигсмарка ее красота разом поблекла из-за внезапного разлития желчи. Она почти ослепла. В окружавшей ее темноте она различала окровавленный призрак Филиппа и умоляла его уйти. Когда графиня уже лежала на смертном одре, духовник отказался отпускать ей грехи, если она не расскажет всей правды о Кенигсмарке. Она продиктовала все подробности той ужасной сцены – и под паркетом в туалетной комнате дворца Герренгаузен был найден скелет…

София-Доротея заблуждалась. Ее любовь пережила века…

Когда в 1766 году английский король Георг III напутствовал свою молоденькую сестру, просватанную за датского государя Кристиана VII, он был спокоен за ее судьбу и доволен тем, как замечательно все уладилось.

– Каролина (вообще-то принцессу звали Каролина-Матильда, но домашние обращались к ней именно так – Каролина), вам всего пятнадцать, а вы вот-вот станете королевой! – Тут Георг значительно поднял палец, и девушка, чтобы скрыть неуместную улыбку, поднесла к лицу чайную розу. Она знала, что у ее братца с детства существовали очень твердые понятия о правах монархов и об их высоком предназначении. Понятия эти были внушены ему фаворитом матери шотландским пэром лордом Бютом, который полагал, что только абсолютизм может принести подданным истинное счастье, а стране – процветание. Каролина терпеть не могла разговоров о «государственных интересах», но спорить с королем не приходилось, поэтому она, покорившись судьбе, вздохнула и в течение получаса слушала рассуждения о том, как ей следует позаботиться о благе Дании.

– …Тут не обошлось без вмешательства Провидения, – заканчивал Георг свои наставления. – Если бы не господня воля, вы не смогли бы взойти на престол в столь нежном возрасте. Так будьте же достойны своего высокого предназначения и обещайте не забывать об Англии, родине ваших предков!

Каролина, недоумевая, обещала. Ее предки происходили из Ганновера и Мекленбурга и к Англии отношения не имели. «Странно иногда Георг говорит, – промелькнуло в голове у девушки, – так странно, что и вовсе понять нельзя, что он имеет в виду». Но тут Каролине вспомнилась одна история, рассказанная матерью, вдовствующей принцессой Августой (отец Георга и Каролины умер рано, не успев взойти на престол, так что воспитывались дети одной матерью, женщиной суровой и непреклонной, всегда мечтавшей о троне, но так и не поднявшейся по его ступеням).

– Дед ваш, дочь моя, – говорила принцесса Августа, прилежно склонившись над пяльцами («Вышивание – это порядок и усидчивость!» – не уставала она повторять, когда маленькая Каролина жаловалась ей на резь в глазах и исколотые пальцы), – дед ваш, покойный Георг II, всю жизнь ненавидел Англию. Ему не нравилось тут решительно все – английские повара, английский образ мышления, английские кучера и английская конституция. Разумеется, он никогда не скрывал своих воззрений от внука, а уж после смерти моего супруга, а вашего отца принца Фредерика, поняв, что именно Георг наследует трон, король едва ли не каждый день призывал мальчика к себе и твердил: «Англия – дурная страна! Мы все из Ганновера, и нет на свете чести выше, чем быть тамошним курфюрстом! Сделайте все, чтобы ваши дети – или хотя бы внуки – вернулись на благословенную землю предков».

Августа так искусно изменила голос, подражая нервическому высокому тембру своего свекра, что Каролина засмеялась. Ей не приходилось встречаться с дедушкой, но она знала, что теплых чувств никто из ее близких к нему не питал.

– Чему вы смеетесь? – недовольно вскинула голову Августа. – Я всего лишь пересказала слова покойного короля. Следите-ка лучше за узором, ваше высочество. В прошлый раз вы были так рассеянны, что вышили розу зеленым. Так вот, – вернулась Августа к своему повествованию, – постепенно маленький Георг, в котором всегда сидел дух противоречия, проникся убеждением, что Ганновер – место для жизни непригодное, что все тамошние обитатели не выносят англичан и что его, принца Георга, долг заключается в том, дабы доказать Англии: у нее никогда не было лучшего и более заботливого правителя, чем он, уроженец крохотного провинциального Ганновера. Все это, – заключила Августа, – я рассказала вам для того, чтобы вы не удивлялись, когда ваш венценосный брат станет в вашем присутствии бранить ганноверское курфюршество и заверять, что его пращуры все до единого были англичанами. На людях Георг так не делает, но в кругу семьи дает иногда волю своим чувствам…

Каролина с состраданием взглянула на короля. Значит, вот почему он произнес эти несуразные слова! Какое счастье, что дедушка умер, когда она была совсем дитя, – а то бы и ее, пожалуй, мучил своими скучными разговорами о Ганновере.

Девушка вздохнула и, перед тем как уйти от брата, уже отпустившего ее величественным мановением руки, спросила некстати:

– Как вы думаете, братец, а мой жених похож на портрет, который прислал мне?

– Каролина, это переходит все границы! – возмутился Георг, всегда свято соблюдавший тонкости этикета. – Аудиенция закончена, я позволил вам удалиться, а вы снова задаете вопросы!

– Да-да, – пробормотала принцесса, – я сейчас уйду. Не беспокойтесь, моего промаха никто не заметил – мы же тут одни.