– Однако же надо непременно иметь покровителя. Даже когда мы вырастем, нам придется от кого-нибудь зависеть, и лучше, чтобы это был приятный человек. (Евгений Богарнэ всегда придерживался этого правила, выработанного им самим в детстве. Когда он подрос и его мать стала женой Наполеона, Евгений делал только то, что велел ему отчим. Он не был талантливым полководцем или хитроумным политиком, но умел четко выполнять приказы, и потому император ценил его и даже прочил в свои наследники. Но потом Наполеон решил развестись с Жозефиной и охладел к пасынку. Евгений безропотно подчинился новым планам своего покровителя и даже уговаривал мать согласиться на развод. Благодарный Наполеон оставил молодому человеку все титулы – а Евгений, зять короля Баварии, был герцогом Лейхтенбергским и князем Эйхштедтским – и много раз доверял ему армии в ответственных сражениях. Когда же наступил 1814 год и императора низвергли, Евгений, успевший перевезти все свои огромные богатства в Баварию, участвовал в Венском конгрессе и очень понравился царю Александру I. Новый покровитель даже обещал выхлопотать ему независимое княжество, так что Евгений был весьма недоволен бегством Наполеона с острова Эльба и его походом на Париж. Может, Богарнэ и принял бы опять сторону корсиканца, да знаменитые Сто дней правления экс-императора окончились слишком быстро…)
Маленькая Гортензия не скучала по отцу, когда тот в составе французского корпуса отправился в далекую Америку воевать за ее независимость. Девочка уже догадывалась, что родители безразличны друг другу и что батюшка вряд ли вернется к ним. Так и получилось. Как только Александр прибыл во Францию, он и Жозефина затеяли бракоразводный процесс, который тянулся так долго, что однажды уставшая от тяжбы женщина сказала детям:
– Завтра мы едем на Мартинику. Надо же вам наконец побывать на острове, где родилась ваша мать… как, впрочем, и ваш отец.
Именно на Мартинике Жозефина и узнала о том, что во Франции произошла революция, что король низложен и арестован и что ее бывший муж сделался председателем Учредительного собрания, одно из заседаний которого, проходившее наутро после бегства Людовика XVI, он открыл ставшей вскоре крылатой фразой:
– Господа, король уехал этой ночью. Перейдем к порядку дня.
И Гортензия, и Евгений отнюдь не тяготились жизнью на солнечном приветливом острове – в отличие от их матери, которой очень хотелось вернуться в Париж. И она осуществила свое намерение, но поводом к нему послужило весьма и весьма печальное событие.
В 1794 году Александр де Богарнэ, имевший несчастье родиться дворянином, был объявлен виновником поражения, которое потерпела революционная французская армия в битве с австрийцами. Его вынудили выйти в отставку, а потом арестовали и судили.
«Нашего милого Александра вот-вот гильотинируют, – писала Жозефине ее давняя подруга Тереза Кабарру, любовница одного из членов Конвента. – Я понимаю, что мой тон может показаться тебе легкомысленным, но, как это ни жутко звучит, мы тут привыкли и к запаху, и к виду крови. Итак, если хочешь спасти его, приезжай в Париж. Постараюсь помочь тебе чем могу…»
И Жозефина поспешила на помощь бывшему супругу. Однако Гортензию и Евгения она с собой предусмотрительно не взяла – и правильно сделала, ибо безжалостный Молох революции не щадил никого, а уж тем более детей тех, кого называли тогда «врагами отечества». Брат и сестра были отвезены матерью в Круаси и отданы в ученики к столяру и швее. («Если я вернусь, – сказала Жозефина плакавшим детям, – я немедленно заберу вас из этого ужасного места. Если нет – забудьте, что вы дворяне и что у вас были мать и отец».)
Спасти Александра не удалось. Его обезглавили, а Жозефина провела несколько недель в тюрьме, откуда смогла выбраться лишь чудом.
Разумеется, в Круаси дети не остались. Евгений поступил в Ирландский колледж, а Гортензия, как нам уже известно, оказалась в пансионе в Сен-Жермен-ан-Лей, основанном мадам Кампан. Эта достойная престарелая особа, понимая, что времена изменились и что придворный этикет канул в вечность, тем не менее прививала своим воспитанницам учтивые манеры и учила их тонкостям светского поведения.
– Дорогие мои, – говаривала она, поправляя черную кружевную наколку на голове (с тех пор как погибла Мария-Антуанетта, бывшая любимой ученицей госпожи Кампан, последняя навсегда облачилась в траур), – дорогие мои, попомните мои слова: те, что сейчас правят Францией, всегда будут уважать вас и завидовать вашему происхождению. Вы станете самыми завидными невестами в стране, и самые богатые и влиятельные государственные мужи почтут за честь повести вас к алтарю, чтобы потом, сдувая с вас пылинки, шепнуть: «Я горжусь тем, что вы столь же обворожительны, сколь и родовиты!»
Гортензия выказала себя примерной ученицей, и владелица пансиона очень горевала, узнав, что девушке придется оставить Сен-Жермен и поселиться в Париже. Это произошло после того, как Жозефина стала женой генерала Бонапарта. Гортензия много плакала, когда мать написала ей о своем втором замужестве: Наполеон казался девушке чем-то вроде дикого зверя, чудовища, явившегося с загадочной Корсики. Он был выходцем из низов, и Гортензия опасалась встречи с ним, опасалась, что он будет слишком суров со своими приемными детьми.
Жозефина сама приехала за дочерью в пансион, и муж сопровождал ее в этой поездке. Генерал, бывший уже тогда известным полководцем, прошелся по классам, поговорил с робевшими ученицами и сказал мадам Кампан:
– Я непременно доверю вам мою младшую сестру Каролину. Только предупреждаю: она ровным счетом ничего не знает. Попытайтесь сделать из нее такую же умницу и всезнайку, как Гортензия.
Но Каролина так и не попала в пансион и не получила надлежащего образования. Зато мадемуазель Богарнэ вышла из стен заведения госпожи Кампан девицей ученой, хорошо воспитанной и гордой своим происхождением.
С матерью она ладила неплохо, а вот отчима по-прежнему побаивалась. Он был горячего нрава, непредсказуем, иногда излишне суетлив; все это вместе взятое не могло не пугать спокойную благонравную девушку. К тому же Наполеон обожал подшучивать над ней.
Итак, мы оставили Гортензию в ее комнате с загадочным письмом в руке. Попало к ней это послание следующим образом.
У генерала Бонапарта было несколько адъютантов – исполнительных подтянутых офицеров, которые казались девушке все на одно лицо. И лишь Кристоф Дюрок – аристократ хорошего провансальского рода, чье полное имя звучало так: Кристоф де Мишель дю Рок (просто Дюроком его сделала революция) – всегда притягивал к себе взоры Гортензии. Несмотря на свой возраст – ему едва исполнилось двадцать пять, – Кристоф уже имел чин полковника и виды на блестящую карьеру.
Гортензия догадывалась, что нравится молодому человеку, и избегала встреч с ним, потому что… была в него влюблена. Девушка из хорошей семьи должна уметь скрывать свои чувства, вот Гортензия их изо всех сил и скрывала.
Однако накануне вечером влюбленные ненароком столкнулись в музыкальном салоне, куда Гортензия зашла, чтобы взять какую-то книжку. Кристоф хотя и покраснел, но быстрее, чем девушка, оправился от смущения и произнес негромко:
– Я искал мадам Бонапарт и вас, мадемуазель, чтобы попрощаться. Генерал Бонапарт посылает меня в Россию с поздравлениями царю Александру I, который недавно взошел на престол.
– Приятного путешествия, – отозвалась Гортензия и, ругая себя за излишнюю застенчивость, принялась вертеть головой и приговаривать: – Ах, ну куда же она подевалась? Ведь была где-то здесь!
– Вы что-то потеряли? – осведомился офицер.
– Да. Книгу в зеленой обложке, – туманно пояснила Гортензия.
– Не эту ли? – И Дюрок подал ей маленький томик с торчавшей из него шелковой закладкой.
Гортензия поблагодарила, сделала реверанс и направилась к себе. Ее щеки пылали, а сердце бешено колотилось. И как же она растерялась, когда обнаружила в книге адресованное ей письмо – то самое, запечатанное большой печатью, которое она держала сейчас в руках!.. Конечно, девушке очень хотелось узнать, что пишет ей красавец полковник, но она отлично помнила слова мадам Кампан:
