– Твоим взглядом.

– Приятно это слышать.

– Не вижу ничего приятного, – заметила Джейми и, взяв кружку из рук мужа, сама напоила Ангуса.

– Я хочу, чтобы ты носила мой плед, – сказал Алек.

– Что?

– Я настаиваю, чтобы ты носила цвета моего клана.

– Почему?

– Потому, что ты принадлежишь мне, – терпеливо разъяснил Алек.

– Я надену твой плед только тогда, когда почувствую, что мое сердце принадлежит тебе, и ни минутой раньше. Что ты скажешь на это?

– Я могу заставить тебя.

– Но ты этого не сделаешь.

Алек улыбнулся: его маленькая жена уже знала его слабости, да и он сам научился понимать ее. Неужели она до сих пор не осознала, что ее сердце уже принадлежит ему?

– Ты помнишь, что сказала Элизабет, жена? – спросил он. – Ты будешь ухаживать за мной, если меня ранят?

– Конечно. Напрасно ты усмехаешься. Каждая жена поступит так же. Это ее долг.

– А ты всегда выполняешь свой долг?

– Всегда.

– Через две недели ты должна носить мои цвета, Джей-ми. – Алек наблюдал, как менялось выражение ее лица, ему вдруг нестерпимо захотелось, чтобы она заботилась о нем, чтобы она его любила. Сам же он не имеет права полюбить ее, и причина тому очень проста: он – воин, а воин не имеет права любить женщину. Женщина – его собственность. Любовь усложняет жизнь, отвлекает от основных обязанностей, а у него их более чем достаточно. Нет, он не должен любить ее, но будь он проклят, если не заставит ее полюбить себя, и чем быстрее она это сделает, тем лучше для нее.

– Даю тебе срок – две недели, – твердо сказал он.

– Ты очень самонадеян, муж.

– Хорошо, что ты это заметила.

Не дав Джейми возможности ответить, Алек быстро вышел. Воины ждут новостей о здоровье раненого. Они не разойдутся до тех пор, пока лично не убедятся, что их товарищ вне опасности. Это их право, и Алек не собирался ущемлять их в этом.

Джейми задремала, стоя на коленях у постели раненого. Ангус застонал и открыл глаза. Он попытался пошевелить руками и не смог – одна была забинтована, вторую кто-то крепко держал.

Ангус приподнял голову и увидел женщину, склонившую голову ему на постель, глаза ее были закрыты. Женщина спала, но, когда Ангус попытался вытащить руку, она не отпустила ее.

Раненый перевел взгляд и увидел своих товарищей, входящих в зал. Они улыбались ему. Ангус попытался улыбнуться в ответ, но боль сковала тело, и улыбка вышла вымученной. Раз он чувствует боль – значит, он жив и все происходит на этом свете.

Алек и Гавин стояли у входа в зал и наблюдали за происходящим. Теперь все знали, что леди Кинкейд спасла жизнь Ангусу. Видели, что он жив и даже пытается улыбаться.

Зал вместил только треть войска, остальные стояли во дворе и ждали своей очереди. Один из воинов встал на колени, другие последовали его примеру, и вскоре все, включая тех, что были во дворе, стояли на коленях, почтительно склонив головы.

Суровые кельты присягали на верность, и Алек знал, что они присягают не Ангусу, который был одним из них, а леди Кинкейд – его жене. Они клялись леди Кинкейд в верности, выражали свое к ней доверие.

А его жена в это время сладко спала.

– Не думал, что ей удастся так быстро добиться их расположения, – заметил Гавин. – Не прошло и дня, как они все перед ней на коленях.

Маркус и Эдит вошли в зал, когда последний воин покинул его. Вскоре к ним присоединились Элизабет и Энни.

– Ты видишь, Энни? – спросила Элизабет. – Ангус жив и даже улыбается. – Она бросилась к кровати мужа.

– Леди Кинкейд спасла нашего друга, Маркус, – сказал Гавин. – Почему ты хмуришься, вместо того чтобы радоваться вместе со всеми?

– Ангус остался бы жив и без вмешательства леди Кинкейд, – мрачно ответил Маркус. – На все воля Божья.

Злость, прозвучавшая в голосе Маркуса, не могла не привлечь внимания Алека.

– Ты не хочешь признать мою жену, Маркус? – тихо спросил он.

– Я принимаю ее только потому, что она твоя жена, Алек, – ответил Маркус, – и готов защищать ее, но она никогда не завоюет моего доверия.

Энни и Эдит наблюдали за мужчинами, прислушивались к их разговору. Алек оглядел всех троих и приказал:

– Я хочу, чтобы вы полюбили ее. Вы меня поняли? Женщины дружно закивали. Маркус вместо ответа спросил:

– Ты так быстро забыл Елену, Алек?

– Прошло уже три года, – вмешался Гавин.

– Я не забыл.

– Тогда почему…

– Я женился по просьбе короля, Маркус, и ты это отлично знаешь. Прежде чем воротить нос от моей жены, ты должен вспомнить об этом. Джейми тоже вышла за меня замуж по требованию своего короля. Она так же, как и я, не хотела этого брака. Она исполнила свой долг, и за это ей честь и хвала.

– Неужели она не хотела выходить за вас замуж, милорд? – удивилась Энни.

– Я прощаю тебе твой вопрос, Энни, только потому, что Елена твоя сестра. Джейми была помолвлена с другим человеком и вовсе не собиралась выходить за меня замуж.

– Англичане не любят нас так же сильно, как и мы их, –заметил Гавин.

– Ваша жена не знает, как ей повезло, – прошептала Энни.

Все трое следили, как Алек подошел к спящей жене и, взяв ее на руки, прижал к сердцу.

– Интересно, Алек, как скоро твоя жена привыкнет к нам? – спросил Гавин.

– Очень скоро, Гавин, – ответил Алек. – Поверь мне.

В первую же неделю своего пребывания на новом месте Джейми начала бороться за свои права леди Кинкейд и хозяйки дома Кинкейда. Теперь она жена лорда и ее обязанность – заботиться о муже и его доме. Пусть Алек возражает, но она не отступит от своих намерений.

В глубине души Джейми надеялась, что ей удастся изменить уклад жизни мужа и его приближенных. Возможно, ей даже удастся привнести в манеры и обычаи этих горцев некоторую благовоспитанность. Словом, леди Кинкейд встала на тропу войны.

Джейми решила действовать осторожно, не обостряя отношений и не нарываясь на неприятности. Не ее вина, что у кельтов такие дикие обычаи, что они так упрямы и чрезмерно самонадеянны. И взывать к здравому смыслу этих варваров, похоже, совершенно бесполезно.

В то утро Джейми проснулась поздно. Она хотела еще немного понежиться в постели, но вдруг вспомнила, что сегодня воскресенье и, стало быть, нужно идти к мессе. Как жаль, что никто не удосужился разбудить ее. Сегодня она должна обязательно купить индульгенцию для мужа.

Джейми надела кремовую с ярко-красным юбку, подпоясав ее широким поясом так, чтобы он свободно лежал на бедрах, как того требовала мода. Пусть кельты не думают, что она какая-нибудь простушка. Конечно, ей не приходилось бывать при дворе, но она хорошо знает, что сейчас модно, и непременно постарается стать образцом для подражания местных дам. Джейми тщательно расчесала волосы, пощипала щеки, чтобы они разрумянились, и отправилась навестить раненого. Если с Ангусом все в порядке, она найдет священника и откроет ему свою душу. Возможно, за ее грехи он наложит на нее епитимью. Ну что же – она готова. Удача сопутствовала Джейми: Ангус мирно спал, а у его постели сидел священник. Завидев Джейми, он хотел встать, но она жестом остановила его: не вставайте, отец. Не стоит беспокоиться.

– Нас не представили друг другу должным образом, – сказал священник. – Я отец Мердок, леди Кинкейд.

Кашель снова мешал ему говорить, и Джейми с трудом различала слова. Она решила во что бы то ни стало вылечить его.

– Вам не стало легче? – спросила Джейми.

– Намного легче, миледи. Уж не помню, когда я так крепко спал. Ваше лекарство подействовало на меня чудесным образом.

– Я приготовлю целебную мазь, которой вы будете растирать грудь, и через неделю кашель совсем исчезнет.

– Спасибо вам, что проявляете заботу о старике.

– Хочу, однако, предупредить вас, отец: запах у этой мази такой, что вас будут все сторониться.

– Это меня не беспокоит, – улыбнулся отец Мердок.

– Как себя чувствует Ангус?

– Сейчас он мирно спит, но час назад Гавин едва удержал его, чтобы он не сорвал бинты. Элизабет так разволновалась, что хотела разбудить вас. Но Гавин, хвала Богу, не разрешил ей это сделать.